Джонатан стряхнул с себя оцепенение и двинулся к выходу.
Четыре серых массивных дома сталинской постройки окружали знакомый двор; в каждом доме была арка для прохода и проезда. В центре была большая площадка со скамейками, кустами, деревьями, спортивной площадкой, обнесенной сеткой, детской площадкой с заснеженной песочницей и качелями — в общем, как любой другой двор, только разве побольше. Но для меня он был не любой. Для меня он был родной.
Я это почувствовала только сейчас, задохнувшись почти до слез при виде этого четырехугольного и вполне тривиального пространства. Родной, хотя я прожила здесь всего три года, и прожила счастливо… В слове «родной», пожалуй, нет ничего ни от ностальгии, ни от патриотизма — это, скорее, вопрос геометрии. Там, где вы просто проходите мимо, пространство плоское, одномерное, как в кино, там вы не ощущаете реальную перспективу всех его углублений и закоулков. В родном же пространстве совсем иная геометрия: оно, наоборот, объемно — сознание углубляет и продлевает пространство, оно простирается во все стороны от вас — к лавочке, на которой вы сидели, к качелям, на которых вы качались, к кустикам, за которыми вы прятались, дурачась. Оно становится многомерным, оно становится обжитым, оно становится вашим пространством.
И теперь, когда я знала, что это пространство, этот двор — больше не мой двор, мне было больно.
Так, наверное, смотрят в лицо человеку, который изменил: еще любимый, но уже не мой.
В квартиру Игоря — да, еще всего лишь месяц назад я сказала бы в «мою квартиру» или в «нашу квартиру», но за последний месяц многое, очень многое изменилось в моей жизни и, главное, в моем сознании… — так вот, в квартиру Игоря мы пробрались тайком, бочком, вдоль стеночек, чтобы никто не заметил из окон — благо, двор был пуст: его всегдашние обитатели были разогнаны крепким морозом, и только несколько резвых пацанов шумно взрезали коньками небольшую ледяную площадку в центре двора в охоте за верткой шайбой.
Из предосторожности я поднялась на один лестничный пролет выше квартиры Игоря и ждала, пока Джонатан позвонит. На настойчивый звук колокольчика никто не откликнулся, чего и следовало ожидать: мы только что сделали проверочный прозвон из телефона-автомата. Я спустилась. У двери помедлила — отчего-то страшно было — и вставила ключ в замочную скважину. Мы снова прислушались: тихо. Я повернула ключ и спустя мгновение мы были в квартире.
Такой знакомый запах этого жилища едва не навернул слезы на мои глаза, но они так и не успели появиться, сбитые новым ощущением: запах был знакомый, да; но… Но спертый. Но застоявшийся. Легко пахло табаком или, точнее, пепельницей — и это у Игоря, который курил не чаще раза в год и, терпя меня, курильщицу, без конца проветривал квартиру! Странно все это…
Мы прошли в комнату. И сразу перед моими глазами всплыла другая квартира: Шерил. У Игоря было все перевернуто точно так же, как у нее! И на столе возле компьютера стояла пепельница с двумя окурками, очень характерными для Игоря: сильно раздавленными и согнутыми почти пополам. Чтобы Игорь не выбросил пепельницу?
Ноги мои подкосились и я опустилась на стул. Значит прав был сэр Уильям, Игорь в опасности.
Если еще жив.
Вот теперь я действительно почувствовала страх и боль за Игоря. И — вину перед ним. За то, что плохо думала о нем, за то, что думала о другом мужчине, за то что другого хотела, что другого полюбила… Это я — предательница, а не он! Самая настоящая, гнусная предательница.
В горле стоял ком. Джонатан, который потихоньку осматривал комнату, искоса глянул на меня, сходил на кухню, принес мне воды — все это молча, не задавая вопросов. Кажется, он понял, что со мной происходит… И тут, поперек всех моих мыслей об Игоре проскочила другая, столь неуместная! Я вдруг поняла тактику Джонатана. До меня вдруг дошло, что он лучше меня чувствовал все это время, что я еще принадлежу Игорю. И не торопил, не считал себя в праве меня торопить, не стал пытаться занять место, еще не свободное…
И оттого, что я поймала себя на мыслях о Джонатане, мне стало еще горше, еще стыднее перед Игорем.
— Смотри, кто-то шарил в его дискетах!
Оторвавшись от своих жгучих размышлений, я глянула в направлении, указанном Джонатаном. На полу, посреди вывороченных из письменного стола ящиков и вываленных бумаг, валялась груда дискет.
— Искали какие-то документы. Видишь? Копались в его бумагах и компьютерных файлах. У тебя есть идеи?
Идеи, идеи… У меня? У меня голова пуста, как кокосовый орех. И внутри, как в том же орехе, на донышке плещется невразумительно-мутная субстанция… Какие там идеи! Хочется голову засунуть под подушку от раскаяния и стыда…
— Раз эти дискеты здесь брошены, значит в них нет того, что здесь искали. Следовательно, либо они нашли, либо это искомое спрятано в самом компьютере, на твердом диске… А, Оля? Ты улавливаешь?
Я слабо кивнула.
— У вас какая операционная система?
— Windows 3.11…
— Посмотрим.
Джонатан включил компьютер. Разгоревшийся экран обнаружил незнакомое лого.
— Это Windows 95, — сообщил Джонатан. — Видимо, Игорь поставил в твое отсутствие.
Тут и я, наконец, включила мозги.
— Он и CD-ROM установил! Смотри, микрофон! Раньше всего этого не было…
Джонатан уже изучал содержимое компьютера.
— Смотри сюда внимательно. Я по-русски ничего не могу понять. Что-нибудь исчезло?
— Я особенно не знаю… Вот его рабочие файлы — он тут писал все для Василия Константиновича. Они на месте. Что еще?
— Думай, Оля, думай! Если бы Игорь хотел спрятать какую-то информацию, что бы это могло быть? Он когда-нибудь делал секретные файлы? С кодом, например?
— Не знаю…
— Он дома работал?
— Да. Но с чего бы это ему секретничать. От кого скрывать? От меня? Я и так никогда не влезала в его дела…
— Тогда, предположим, что почувствовав опасность, он мог адресовать что-то тебе, — щелкал мышью Джонатан, разглядывая всякие непонятные мне окошки конфигураций. — Возможно, компрометирующие документы… Как бы он назвал такой документ?
— У нас раньше были два таких файла, в которых мы оставляли друг другу записки. «Игорь» и «Оля». Когда я ему оставляла записку, я ее писала в «Игорь» и наоборот, он мне в — «Оля».
— Посмотри, есть что-нибудь в этом духе?
Я снова уставилась в экран. Нет, ничего похожего на мое имя в списке документов не было.
— Я ведь отсутствовала полгода… Игорь и не завел такой файл в новом Windows, необходимости не было.
— А эти рабочие документы — старые или новые? Посмотри, я хочу понять: он их заново завел на новой системе или перекопировал старые?
Джонатан нетерпеливо переминался за моей спиной, пока я вчитывалась в тексты Игоря.
— Старые. Новые тоже есть, но и старые здесь. Значит, перекопировал.
— Тогда…
— Думаешь, он перенес весь свой архив сюда? Включая файл «Оля»?
— Именно.
