— А я гуляла!
Виктор с недоумением вглядывался в лицо, вслушивался в голос. Ее словно подменили. Это была не та Вера, вот и все. И вдруг догадка молнией резанула мозг: у нее кто-то появился! Конечно, нет сомнения, не зря его мучила глухая ревность — у Веры кто-то появился!
— Где? — излишне сухо спросил он.
— Там. — Вера неопределенно махнула рукой.
— Где это — там? — хмуро уточнил Виктор.
— Возле Толиного дома. Они, знаешь, тут меня совсем достали. Каждую ночь звонят, угрожают… Или просто молчат. Звонят — и молчат. Я не могу спать… — вдруг жалобно произнесла она. — Едва засну, — как они звонят. Если бы не твой коллега, я бы совсем сошла с ума. Спасибо тебе за заботу…
— Какой коллега? — изумился Виктор.
— Ну, которого ты попросил за мной понаблюдать, Женя. Да не смотри ты на меня так! Он мне просто укол сделал, что-то успокоительное, и теперь я, как пьяная…
Вот оно что… Она под действием какого-то седативного препарата!
Она не сидела в ресторане с другим мужчиной и не пила вино, как ему уже примерещилось, она просто под действием укола!
Да, но позвольте, какого укола? Какого коллеги? Виктор никого не просил… Это была бы, наверное, вовсе неплохая идея, но она не пришла ему в голову. И он никого к Вере не посылал!
Ему вдруг сделалось так не по себе, так страшно за Веру, что он растерялся. Он не знал, что сказать, чтобы не выдать свой страх. Очень кстати вспомнился забытый на ступеньке букет хризантем, и Виктор выскочил за ним на лестницу, и даже огляделся: не притаился ли тут какой-нибудь «коллега». Но на лестнице никого не было, снова гавкала где-то собачка, кто-то терзал фортепьяно, кто-то смотрел телевизор — мирная вечерняя жизнь мирных обывателей…
Уже устроившись на кухне, глядя, как Вера заваривает чай, он спросил как можно небрежнее: «Когда он к тебе приходил?»
— Женя?
— Мой коллега.
— Так он и есть Женя… Сегодня. Часов в пять.
— И что Женя сказал?
— Да ты что, Витя? Ты же сам попросил его навестить меня! Он так и сказал: Виктор попросил меня вас навестить.
— Ну?
— Ты странный какой-то… Что «ну?» Спросил, как мои дела. Нормально ли я питаюсь, хорошо ли сплю. А я пожаловалась, что они мне спать не дают, что звонят без конца. И тогда он сделал мне укол. Сказал, что это лекарство укрепляет нервную систему.
Вера нарезала сыр, достала масло, хлеб, пряники, разлила по чашкам чай и села напротив.
Виктор был голоден, и потому упрашивать себя не заставил. Намазав хлеб маслом и положив сверху сыр, придвинул к себе чашку. И заметил, что Вера ничего не ест.
— Ты не голодна? — с подозрением в голосе спросил он. Снова привиделись рестораны и богатые поклонники.
— Нет. Ты ешь, не обращай внимания. Я сыта.
— Где-то поела?
Вера замялась.
Виктор встал, обошел Веру, заглянул в холодильник. Кроме того, что уже стояло на столе, в нем ничего не было.
— Та-ак, — грозно проговорил он, возвышаясь над ней, — что это за фокусы? Ты мне обещала!
— Я ела! — оправдывалась Вера. Честное слово, я сегодня ела!
— Что и когда?
Вера промолчала, лишь пожав худыми покатыми плечами.
— Ты ела в городе?
Она снова не ответила, бросив на Виктора какой-то затравленный взгляд.
Что-то тут не то, что-то все же странное было в ней и во всей этой истории.
— Вера, я тебя спрашиваю, ты ела где-то в городе?
Ему не следовало так с ней разговаривать, — так не разговаривают с любимыми женщинами, — но врач в Викторе был сильнее мужчины, даже влюбленного.
Вера, наконец, подняла на него глаза.
— Я не помню.
— Как это? Не помнишь, ела ли ты в каком-нибудь кафе? А что ты делала все это время? Ходила вокруг дома Анатолия? Или поужинала с его вдовой и ее любовником?! — разозлился он.
Вера явно что-то выдумывала. Может, и историю с коллегой выдумала, только зачем? И не гуляла она нигде, зачем ей это было нужно — болтаться вокруг дома, где теперь живет ненавистная ей Ирина Львовна? Похоже, что не зря крутила его ревность: Вера что-то скрывает. Глупо, неумело, по-детски! Но скрывает.
— Я… Я никак не могу вспомнить. Я поехала к дому…
— Не ври, Вера. Не ври!
— Правда… Я поехала… А дальше…
— Ну?!
— А дальше что-то не помню. У меня какой-то провал в памяти…
Он слишком груб, так нельзя. Надо успокоиться, надо взять себя в руки. Какое он имеет право вести допрос? Никакого. Впрочем, есть: право врача.
Да, еще несколько десятков минут назад он мечтал о том, чтобы получить на Веру совсем другие права; но теперь не до того. Он должен немедленно выяснить, что происходит. И если она ужинала с кем- то, то… А если она не ужинала, значит снова ни хрена не жрет, и он должен это знать как врач. Вот так.
— Провал в памяти? — уже мягче произнес он. — С каких это пор ты стала жаловаться на память?
— Ни с каких! — Вера вдруг рассердилась. — С сегодня! Говорю тебе, не помню! У меня такое странное состояние было, будто я пьяная, наверное это от укола! И не могу вспомнить, что я делала!
— Но ты помнишь, как поехала к дому Анатолия? А зачем — это ты помнишь?
— Я решила закатить им скандал. Я собиралась сказать Ирине, чтобы они от меня отвязались! Что у меня этих вещей нет, и они никогда ничего не докажут! И что я подам на них в суд! Помнишь, ты сам говорил, что можно на них подать в суд за телефонное хулиганство!
Виктор с трудом представлял себе Веру в роли скандалистки. Это было совсем не в ее характере — во всяком случае, как он себе ее характер представлял.
— Я? — удивился Виктор. — Не помню, чтобы я такое говорил…
— Значит, это сказал Женя. Он такой милый, так меня поддержал…
Ага, а Виктор, который все свое время практически целиком посвящает Вере, не милый, значит? И этот неведомый Женя, неизвестно как попавший сюда и неизвестно почему сославшийся на Виктора (знал, значит, что Виктор в отъезде?), — поболтал немножко и сразу стал «милым»! Интересно…
— То есть, ты с ним обсуждала свои проблемы?
— А что такого? — обиделась Вера. — Нельзя было?
И это было непохоже на нее… Право, Виктор не узнавал Веру. Вот так, с первым встречным… Может, она и это сочинила?
— Он тебе сказал название лекарства, этот Женя? Ампула сохранилась?
— Не знаю… Можно посмотреть.
Они пошли вдвоем в гостиную, где, по словам Веры, Женя сделал ей укол, но никаких следов ампулы не обнаружили. В мусорном ведре ампулы тоже не оказалось. Виктор, теряясь в догадках, потребовал показать след от укола и обнаружил синяк вокруг маленькой точки — укол был сделан
