беженцев, куда-то бегущих и в кого-то невидимого среди зарослей стреляющих солдат в тяжелой броне. Комментатор говорила, что некоторые соратники Либертийского правителя, перешедшие постепенно в политическую оппозицию, со временным все больше расходились с ним во мнениях, и в конце концов подняли вооруженный мятеж против «правящего криминального режима», котрый из-за разобщенности оппозиционеров оказался неэффективен и вскорости был в целом подавлен.
Несмотря на лозунги, очевидно было, что все дело было исключительно в претензиях на власть, так как с содержательной точки зрения лица, организовавшие переворот, были из того же теста и ничем не лучше, может оппозиционеров как-то обошли при разливе и они обиделись. В заключение комментатор отметила, что военные действия в ряде регионов провинции могут продлиться довольно долго даже после формальной победы одной из сторон: партизанщину в джунглях искоренить непросто. Наемникам такая ситуация отчасти даже на руку: в мутной воде легче остаться незамеченными. С другой стороны, президент Либертии и его войска начеку, и это может осложнить саму акцию. А с третьей стороны, хрен его знает, что там будет, когда группа доберется до места.
Размышления прервал шум открывающегося пневматического замка двери их пассажирского отсека. Размеренно и правильно выговариыая фразы компьютер велел покинуть челнок, после шлюза следовать по коридору вдоль желтой линии на полу к отсекам, где их погрузят в криогенный сон на время полета. Группа прошла по бело-серому извилистому коридору, тускло освещаемому желтоватым светом газовых ламп до пеналообразных спальных отсеков со стоящими в несколько рядов криотанками. Сами капсулы криотанков напоминали цилиндрические гробы со стеклянными крышками. Ни дать, ни взять — подвальное логовище вампиров.
Наемников встретила небольшая команда медицинских техников. Всем велели посетить сортир, раздеваться и ложиться в криотанки. Медтехники шустро упаковывали пассажиров. Очередь быстро дошла и до Сплина — женщина средних лет, стриженная ежиком, оригинально раскрашенным «под седину», чуть улыбнулась ему странно мягкой улыбкой, налепляя манжеты с датчиками на запястья:
— Расслабься, касатик, пора в люлю, — Сплин улегся в анатомически рельефную ванну криотанка. Он слегка дрожал — было прохладно, да и волновался немного, в холодильник ложился первый раз. Путь на тренировочную базу занял меньше времени и обошлось без криотанков — менее глубокий сон создавался в пассажирских модулях специальным полем.
Медтехник сноровисто закрепила ему на сгиб руки универсальный инъектор, который ввел ему в вену наркоз. Через десяток секунд тело стало легким и теплым, душа впервые за несколько недель наполнилась покоем — следствие кратковременной эйфории, вызванной премедикацией. Сплин хотел было сказать даме-медтехнику, что у нее чудесные серые глаза, но не смог осуществить этого намерения, так как по истечении следующих пяти секунд провалился в черный омут сна. Медтехник посмотрела кривые, ползущие по мониторам датчиков, убедилась, что все идет как надо. Затем ввела с консоли блока управления несколько команд — крышка с легким жужжанием герметически закрылась, мутная желтоватая криогенная жидкость наполнила усыпальницу Сплина. Женщина пару секунд задумчиво глядела на его умиротворенное сном лицо, затем еще раз проверила показания индикаторов и перешла к следующему.
3. Чужая земля
Компьютер «разбудил» наемников через две недели, когда корабль вышел на стационарную орбиту вокруг Фурии. Криогенная жидкость была откачана, температура в обитаемых отсеках повышена до 18 градусов, воздух провентилирован. После этого компьютер открыл крышки криотанков. Пробудившись, пассажиры инстинктивно прокашливались, исторгая из легких жидкость, которой они дышали больше двух недель, как младенцы в утробе матери. Откашлявшись выворачивающим, раздирающим горло кашлем, Сплин не без усилия вспомнил кто он, где он и зачем он здесь. После длительного бездействия тело находилось в вялом состоянии, как после болезни. К тому же в отсеке было нежарко, а остатки криогенной жидкости на теле вызывали ощущение, что он вымазан мерзкой холодной слизью. Несмотря на чувство влажного холода, во рту было сухо, чуть ли не до скрипа, голову ломило, будто с похмелья — организм был обезвожен. Стараясь двигаться плавно, Сплин сел, свесив ноги, и, морщась, оглделся вокруг. Окружающие, судя по их неуверенным движениям и кислым выражениям лиц, чувствовали себя не лучше. Он опустил голову, выжидая пока пройдут цветные круги в глазах.
Вдруг Сплин услышал до боли знакомый голос, напоминающий нечто среднее между звуком циркулярной пилы и трогающимся железнодорожным составом:
— Утро доброе, дамочки! Что это за климакс, ну ка взбодритесь, а то кажется, что вам не на дело идти, а в дом для пожилых оформляться.
Каково же было всеобщее удивление, когда повернувшись на голос, все узрели Доплера собственной персоной, облаченного в новый синий рабочий комбенезон со множеством карманов, да еще и в фуражке-бейсболке с эмблемой Корпорации, надетой на коротко стриженную голову. На штатского инженера-бригадира он был похож мало. Сплин подумал, что даже смокинг с бабочкой будет выдавать в Доплере Сержанта.
— Сэр, но вы не поднимались с нами для посадки в шаттл, — удивленно промямлил Аткинс.
— Ты что, рядовой, не рад видеть своего любимого инструктора?
— Нет, сэр, рад, но как же...
Доплер прервал его нетерпеливым взмахом кисти. И объяснил, обращаясь ко всем:
— Крученый тип, который был нанят, чтобы возглавить миссию, в последний момент не явился и вообще никак на связь не вышел. И аванс Корпорации не вернул. Меня настойчиво попросили занять его место. Скажем так, это было предложение, от которого невозможно отказаться. Я сел в шаттл последним. А летел в отсеке с настоящими горняками. Ну все, хватит приветствий, чего раскрылатились, как роженицы — быстро в душ и разминайтесь, как папуля учил. Через часок, да после приема пищи должно полегчать. Форма, то есть гражданская роба в шкафчиках вон там у стенки. Пойду проведаю остальную часть коллектива, — он, насвистывая что-то, направился ко входу в другой спальный отсек.
Доплер оказался прав: после обеда, не зря названного «приемом пищи», заглоченного, учитывая его потребительские свойства, с завидной скоростью, народ оживился.
— Ну вот, другое дело — чувствую себя, как белый человек, — прокомментировал свое улучшившееся самочувствие Сплин.
Черный Аткинс уставился на него непонимающе.
— Ну, то есть я в том смысле, что...
Аткинс залыбился на зависть крепкими зубами:
— Да расслабься, Длинный, все мы тут ниггеры.
Едва группа вылезла из-за столиков, как Доплер, прижимая к уху коммуникатор, что-то коротко ответил невидимому собеседнику и скороговоркой проговорил, обращаясь ко всем:
— Наш челнок припаркован к седьмому доку, уже загрузился, ждут нас, велено немедленно быть. Опять полетим в отдельном отсеке. Оно и к лучшему, общение с настоящими технарями сразу покажет, что вы ни хрена в специальности не смыслите.
Их пассажирский отсек был еще более утилитарен, чем в прошлый раз, даже телевизоров не было. Челнок спускался на поверхность несколько дольше, да и болтало сильнее, так как планета обладала полноценной атмосферой. За несколько километров до поверхности врубились тормозные двигатели, что резко вдавило пассажиров в кресла. У Сплина от неожиданной перегрузки клацнули зубы, перехватило дыхание и в глазах залетали серебряные мушки. Те же ощущения пришлось испытать при соприкосновении посадочных опор с поверхностью.
Опять пришлось ждать, пока все, прибывшие на планету официально и открыто, выгрузятся. Затем
