яркости, иначе сами ни хрена видеть не будете. Спецрежимы надолго не включать — глянуть, сориентироваться и снова на обычный, иначе ПНВ может засветить близкая вспышка, а в инфракрасный, неровен час, что-нибудь проглядите, да и энергозапас элемента питания надо экономить. Главное — пробиться к зданию, а там — последовательная зачистка снизу вверх, вы уже знаете, что делать, к этому я вас и готовил.
После обеда по второму кругу отрабатывали технику перемещения и взаимодействия. К закату второго дня, когда снаряжение было подготовлено, проверено, перепроверено и уложено, бойцам скомандовали отбой, чтобы дать побольше времени на отдых. Это была последняя возможность нормально выспаться под крышей с удобством. Штырь заключил:
— Для салаг сойдет, Сержант неплохо вас натаскал за полтора месяца. Завтра перед рассветом выступаем. Ждать нельзя: Лутар может уехать по срочным делам, может увеличить гарнизон или к нему кто-нибудь со своими людьми приедет, короче надо действовать. Жаль, — он оглядел свой взвод, — я бы вас еще погонял. Разойтись.
Проснулся Сплин под утро, как ни странно, сам от холода и сопутствующего дикого желания отлить. В палатке стоял запах носок и ботинок, раздавалось нестройное сопение. На улице было гораздо холоднее, стоял густой туман, так что сортир был найден вслепую искличительно по запаху. Было еще темно, Сплин вернулся, залез в спальник.
— Длинный, хули полог не задернул, когда выходил — не в трамвае! — кутаясь, недовольно буркнул Роуч, чья койка находилась возле выхода. — Зассанец, нах...
В ответ Сплин показал ему средний палец:
— Закаляйся... Ты вообще храпишь, как старый пердун, и спать людям не даешь.
Он включил подогрев подкада плащ-палатки и, ловя последние минуты покоя в тепле и уюте, дождался официального подъема, после чего быстро привел себя в порядок и вышел с вещами на полянку ожидать остальных.
Народ возился со снаряжением, клацало оружие, стоял гул вопросов-ответов. Было еще прохладно, мошкары пока не было, постепенно светлело небо. Вскоре, подгоняемые офицерами, собрались все. В лагере не осталось ничего ценного. Сторожевые лазеры и незначительные остатки неиспользованного снаряжения уложили в специальный тайник под землю. Оказалось, лазеры за минувшую ночь настреляли с десяток разного рода зверушек, пытавшихся проникнуть на территорию лагеря. Опасными казались только два: существо, похожее на пуму с кисточками на ушах, но более вытянутой мордой и нечто типа сухопутного осьминога размером с кабанчика без видимых зубов, но премерзкого вида. В местах попаданий лазера были подпалины. Слэш, который провел на Фурии несколько недель и участвовал в оборудовании лагеря к приему группы пояснил:
— Опасного зверья конкретно в этих местах уже не так много, как во времена начального освоения, да и воюют тут все со всеми уже больше десятка лет, так что фауна пуганая, на толпу не нападает обычно. Но по одному и ночами — осторожнее. Одному вообще даже срать не советую. Я серьезно — один гадит, второй прикрывает его задницу. И с оружием не расставайтьесь: в одной руке штаны в другой — пушка и башкой вертите во все стороны, если хотите ее сохранить.
Вскоре прибыла пара вертушек, которая подбросила их до границы, за которой уже следовало двигаться скрытно.
Вертолеты выгрузили их и улетели обратно. Каждий офицер обошел своих, велел попрыгать, чтоб ничего не брякало. Поначалу Сплину показалось, что снаряжение не такое уж и тяжелое, а вчера он зря напрягался, представляя, что придется со всем этим переть три дня по пересеченке на жаре. Доплер бросил:
— Первый привал через полтора часа: доводка снаряги и завтрак. Обед будет в ужин. Автоматы — на непрерывный огонь, но палец на курке не держать. В колонну по двое и попиздовали.
Отделение Сплина сначала шло замыкающим, последним шел Штырь, он делал энергичные внушения отстающим. Доплер вел их звериными тропами, руслами ручьев. Иногда, если попутных троп не было, сквозь плотные заросли приходилось прорубаться по очереди. По ровной местности идти было не особенно тяжело, но когда Сплин сделал двести шагов вверх по первому же склону, то почуствовал, что у него реально трясутся колени. Прорубаясь сквозь джунгли в свою очередь, он незаметно ожегся пыльцой какого-то злобного растения — и теперь на открытых по локоть руках выскочили жгучие волдыри. На ходу обработав руки антисептиком, Сплин, сопя носом и сплевывая клейкую слюну, затягивующую горло, пер вместе с остальными дальше, стараясь сохранить дыхание.
Взошло солнце. Его лучи не могли пробиться сквозь кроны деревьев, но испарения от растительности так подняли влажность, что ощущение было, будто они в полной амуниции попали в парную. Ветра не было, а если и был, его гасили деревья. Сплин, по примеру многих растегнул крепления броника, чтоб тот болтался только на плечах, но это помогло мало. Сферу Сплин, как и остальные, сразу же поместил в ранец, положив в нее патронные пачки для использования объема, так как таскать эту кастрюлю на голове в такую жару мог только большой оригинал. Вся форма, от панамки до ботинок, пропиталась липким потом, ноги гудели, дыхание сбилось, сердце бухало в горле, его удары раздавались в ушах как там-тамы. От усталости Сплин уже ничего не соображал, его не волновало происходящее, он просто тупо переставлял ноги, глядя на заляпанные грязью ботинки впереди идущего, когда тот спотыкался, машинально спотыкался и Сплин. Местность была пересеченной и спуски были не легче подъемов. Поднимаясь, Сплин старался делать небольшие шаги и полностью выпрямлять ногу, плотно опираясь на всю стопу — так было легче коленям. Но на спусках это не спасало — проклятый рюкзак напрягал своей инерцией при каждом шаге. В местах выхода скальных пород выступающие из земли камни выкручивали стопы.
И вот, наконец, на очередном плато, когда Сплин уже начал отчетливо видеть в глазах белых мух, несомненно виртуальных, объявили привал. Все повалились кто где стоял и минут пять блаженно не двигались. Сплин задвигался первым — оказалось он устроился почти на муравейнике, чем сильно разозлил его обитателей, снующих рядом.
— Длинный, не спи — замерзнешь, — угорая над его суетой, подъебнул Аткинс.
Привал был продолжительным — около получаса. После поглащения пайка и выпитого в несколько приемов литра с лишком воды, недавно набранной из ручья у подножия и уже чуть согревшейся, по телу разлился первородный покой, все прошлые и предстоящие проблемы как-то отодвинулись. Сплин вспомнил свой первый завтрак на тренировочной базе после пробежки и ухмыльнулся. Стало клонить в сон. Офицеры начали всех тормошить, стимуляторами пользоваться запретили, так как «это еще не трудности».
Время до заката прошло в каком-то полубреду: жара усилилась, съеденные консервы встали в горле пополам с желудочным соком, ноги гудели как отбойные молотки, мозг был полностью занят тем, чтобы заставлять организм сделать очередной шаг. Недостатка в воде не было, они регулярно переходили по камням, бревнам и вброд мелкие речушки, но напиться было невозможно — все моментально выливалось с потом через кожу, дополнительно обессиливая измученный организм, который, ощутив, что дают воду, постоянно требовал новых вливаний. Грызла мошкара, проникая всюду: под куртку, даже в ботинки. Насекомые ползали по лицу, по глазам, садились, взлетали, летали кругами, это сводило с ума. Инсектицдом было брызгаться бесполезно — моментально смывался потом. Во время своей очереди прорубаться сквозь заросли, или, как выразился Боцман, «косить травку», Сплин едва не хватанулся за змею, приняв ее за лиану. Сообразив, что стебель растения не может шевелиться, он вовремя отдернул руку.
— Ну чего замерз? — рявкнул на него Боцман. Он тоже вспотел, но, казалось, совсем не устал, только раздражен, причем не персонально на Сплина, как на человека, а обезличенно, из-за задержки. Так фермер сердится на тупую нерадивую скотину, воспринимая ее тупость как некую неприятную данность, вроде погоды.
— Змея вот, или что-то вроде... — опасливо кивнул Сплин. — Обойти бы...
— Ага, сейчас объезд построим и знак выставим, — процедил Боцман, оттирая Сплина плечом и забирая у него мачете. Левой рукой он сделал обманное движение — змея повернула голову, готовясь напасть. В этот момент движением правой, столь быстрым, что Сплин едва успел его заметить, Боцман сноровисто откосил змее голову. Сплин оторопело смотрел на извивающееся в конвульсиях тело, толщиной с пивную бутылку, из которого разбрызгивался слабеющий фонтанчик крови. Голова змеи улетела в
