на результаты своей стрельбы, она отсоединила магазин, добавила туда новый экспансивный патрон вместо истраченного, подсоединила обратно.
— Ебать мой хуй... — ошалело произнес Малой, разглядывая пасть зверя. — Такое не каждый день увидишь...
— Что это было, мать его за ногу? — стирая с себя пучком травы ошметки, спросил Дрейк. Кто-то подал ему найденную винтовку, которую тот схватил так крепко, что побелели костяшки пальцев. Шелли ответила:
— Местные зовут его «Демон земли». Он довольно медленно перемещается, поэтому или питается падалью, или устраивает вот такие засады на тропах. Если давно устроился его малореально обнаружить, даже матерое зверье с развитым нюхом попадается к нему на обед. Мы еще легко отделались.
Все собрались вокруг убитой твари, вполголоса делясь впечатлениями.
— Не так уж легко — Аткинс зажмурился, — прозвучал голос Бишопа.
— Как зажмурился? — спросил Доплер.
— Совсем. Мертв — шея сломана. О дерево неудачно приложился, — пояснил Бишоп, осматривая уцелевшего после удара хвоста Лернера.
Тот болезненно морщился — на его боку зацветала гематома. Бишоп залил ее восстанавливающим гелем, сноровесто залепил пластырем и сказал:
— Ребра целы, внутренности внутри — радуйся.
Лернер поблагодарил кивком головы и начал одевать броню и снарягу обратно. Если он и радовался, то по нему видно не было. Всеобщее настроение отчасти озвучил Боцман:
— Что это за хрень? Сначала набрали салаг зеленых, теперь они начали дохнуть, а мы еще даже до места не добрались, — раздраженно процедил он. И продолжил, обращаясь к Шелли:
— Слышь, подруга, ты же вроде наш проводник, тебе вроде знать про местный зоопарк положено, на крайняк предупредить могла, что здесь такие твари водятся.
Шелли восприняла наезд спокойно. Она чуть наклонила голову и, пристально уставившись на набычившегося Боцмана ответила, не повышая голос, но так, чтобы слышали все:
— Ты прав, положено. Именно поэтому мы не пошли по местам, где этих тварей гораздо больше или там, где зверушки вроде утреннего гостя нападают группами. Вы явно не цените, что змей почти не видно, что патрули нас до сих пор не обнаружили, что никто из вас не подорвался, что мы в гиблое болото с галюциногенными спорами не влезли или в колонию диких пчел. А предупредить... Обо всем не предупредишь: тут еще много чего есть о чем вы не знаете и хорошо, если не узнаете. Еще вопросы?
Боцман почесал репу и все так же угрюмо, но уже не так агрессивно пробубнил:
— Ну извини, погорячился.
— Да ничего, обращайся.
Она повернулась к Доплеру:
— Имеет смысл объявить привал, люди уже никакие.
Доплер тяжело глянул на Боцмана, но, поскольку вопрос исчерпался, ничего ему не сказал, всем велел распрягаться и отдыхать. Беднягу Аткинса прикопали саперными лопатками в той же яме-засаде, откуда появился его убийца, приложив осколочную гранату на случай, если кому станет интересно, а что это за свежая земля на тропе. Скорее всего лежать им обоим было недолго: местное зверье найдет, раскопает и дочиста обглодает их тела еще до утра. Высвободившееся снаряжение частично распределили, частично закопали вместе с недолгим владельцем, потому что каждый и так был загружен. Полчаса спустя они уже шли дальше, а Аткинс остался навсегда.
Обедали в молчании, кусок не лез в горло — первая потеря, да еще такая бестолковая, подействовала на всех новобранцев. Сплин вдруг остро ощутил, как далеко забрался, что жизнь хрупка, как шейные позвонки и держится на крайне нестабильных вещах. Он стал больше ценить членов группы: они зависели друг от друга и поодиночке здесь ничего не стоили, возможно даже включая офицеров. Это была чужая земля, куда их никто не только не звал, но и в живых был видеть не рад.
Через несколько часов марша усталость и постоянное напряжение притупили неприятный осадок утреннего эпизода. Взамен Сплина начало плющить нечто вроде культурного шока. Он был городским жителем и нахождение внутри живой среды, где все вокруг яростно пыталось выжить если не засчет других, то по крайней мере, несмотря на них, действовало угнетающе. Мозг неосознанно, но постоянно искал ассоциации увиденных растений и животных с привычными земными аналогами, цвета и формы были чем-то похожи на что-то знакомое, или напротив, совсем ни на что знакомое не походили. Непонятно было чего и от чего ждать в следующий момент. Все это утомляло его психику. Хотя, если подумать, каменные лабиринты больших городов имели с местными джунглями больше общего, чем поначалу казалось.
Больше на них никто не нападал, но к вечеру начался нудный дождь. На марше одевать водонепроницаемую плащ-палатку было неэффективно: во-первых, мокро будет теперь уже изнутри, от пота, а во-вторых, снижалась подвижность — балахон за все цеплялся при движении сквозь заросли. В лесу неважно, сильный дождь или мелкий, если он продлится столько, чтобы намочить растительность, то мокрый будешь весь, в чем Сплин лично убедился, до ночлега успев вымокнуть до нитки.
Ночевали завернувшись в плащ-палатки кто как устроился: по одному, под деревьями, прислонившись спинами друг к другу. Сплин нашел себе относительно сухое место без насекомых и подозрительных растений под здоровенным листом какого-то дерева типа пальмы. В караул этой ночью ему не надо было, так что намерение выспаться несмотря ни на что не оставляло его с самого утра. Проснуться пришлось среди ночи от того, что кто-то льет на него воду: оказалось лист пальмы отяжелел от влаги, прогнулся и около ведра воды скатилось как по желобу прямо на него, попав за воротник. Теперь он вымок весь. Вода была не такая уж холодная, но земля остыла, организм ослаб, и Сплин почуствовал, что его знобит. С ума сойти: вокруг джунгли, на улице лето, а он выбивает зубами такую дробь, что любой войсковой барабанщик позавидует. Он недовольно заворочался, пытаясь закутаться в сухие изнутри участки плащ-палатки.
Капризная все-таки человек скотина — то ему, блядь, жарко, то, на хуй, холодно, то, в пизду, сыро. В попытках обеспечить своим хилым телам комфорт и безопасность человечество изживает со свету все и вся, неосознанно, но жестоко мстя матери-природе за свою слабость, за вечный страх и беспокойство, которые по-настоящему никогда и никого не отпускают, даже сильных мира сего.
— Длинный, не суетись, я только вокруг себя лужу согрел, а ты мне всю малину разворошишь, — сонным голосом пробубнил его сосед Фрост.
— На кой мне хрен твоя лужа, у меня теперь своя есть, мать ее так, — ответил Сплин.
— Да не греми костями — могло быть хуже. Пустыня, например. То еще дерьмо, скажу я тебе, хотя вроде тепло, светло и мухи не кусают. Слишком тепло... Или высокогорье с мокрым снегом и буранами. У нас как-то, помню, на одной операции полвзвода гикнуло с последствиями переохлаждения — больше, чем от боестолкновений убыль была.
— А где это ты так повеселился? — поинтересовался Сплин.
— В пизде на самом дне, — уклончиво свернул невольно затронутую тему Фрост. Без раздражения, а просто не захотел ворошить. Но Сплин не удержался:
— В армии, что ли, служил?
— Типа того. Только вот со временем выяснилось, что я плохо переношу, когда мной командуют всякие шкурные мудаки, да еще походя подставляют на каждом шагу, и карьеру я выбрал не по себе.
— Так ты кадровым был?!
— Был, да сплыл. Знаешь, любопытство — не порок, но большое свинство. Отвали, Длинный, а то завтра мой РПО потащишь, — прикрыл разговор Фрост.
Тьма была почти полная: кроны деревьев вверху еще немного различались, а что под носом вообще не разобрать. Опасаясь наступить в темноте на соседей или влезть в какой-нибудь муравейник, Сплин не стал искать новое место посуше. Мокрая одежда действительно немного согревалась, если не шевелиться, можно было до утра и так дотянуть. «Завтра высплюсь» — обнадежил себя он.
Утром, направляясь к ручью умыть лицо, чтобы взбодриться, Сплин встретил Шелли. Она шла навстречу от ручья, вытирая лицо платком. Удивительно, но выглядела она вполне опрятно и свежо, будто славно выспалась в тепле и уюте в ночь с пятницы на субботу. Сам Сплин выглядел помято, был мокрый и
