всех этих способов был только один: отрицательные эмоции имеют свойство запоминаться. И с ними люди, их вызвавшие. В отличие от тех, кто тебе сделал что-то хорошее.
Скунс запоминаться не хотел. Он чуть-чуть поломался для правдоподобия, мол, дома к ужину ждут, но когда незадачливые гуляки посулили сто «тонн» – распахнул дверцу и отогнул вперёд водительское сиденье:
– Вам куда, к «Парку» или к «Московской»? Поездка к «Парку Победы» заняла минуты. Скунс высадил пассажиров, взял деньги и поехал обратно. Было всё ещё двадцать седьмое число, и возле магазина, некогда овощного, а теперь «Аудио-Видео», он свернул под высокую арку во двор, чтобы проверить, не стоит ли там Кира. Он даже притормозил и ждал некоторое время, но Кира к нему так и не вышла. Очнувшись, Алексей рванул машину вперёд и пулей пролетел дворами – мимо каких-то гаражей, мимо жуковского подъезда, куда она в тот вечер так и не добралась. «Нива» единым духом перепрыгнула улицу Фрунзе, пропахала целинный снег ещё в двух дворах и затаилась под деревьями, подальше от фонарей.
Пой, пташечка, пой!
Женя открыл глаза и увидел стоявших над ним людей. Он присмотрелся и узнал дядю Зуя с дедом Махмудом. Дядя Зуй был в сером камуфляже «урбан», а дед Махмуд Держал под мышкой свёрнутый молитвенный коврик. Оба курили, о чём-то переговаривались и смотрели на него, распластанного на полу. Он слышал их голоса, но не понимал слов. Он не придал этому значения. Они были здесь, и наконец-то они были вместе. Они пришли рассудить его с собственной совестью и помочь ему в чём-то очень главном, в таком, о чём он ни у кого, кроме них, спросить совета не мог. Женя хотел подняться и заговорить с ними, но не сумел. Попытка шевельнуться вогнала в правый бок раскалённую спицу. И ещё оказалось, что руки и ноги у него связаны. Женя пересилил боль и заёрзал на полу, пытаясь внимательней всмотреться в окружавших его людей. Может, он ещё кого-нибудь среди них сумеет узнать?..
Вышло наоборот. Сознание постепенно прояснилось, и «дядя Зуй» превратился в охранника Славика, а к рослому «деду Махмуду» вернулся облик базылевского подручного Гощи. И вместо молитвенного коврика Гоша держал под мышкой свёрнутую пачку старых газет. Женя рассмотрел даже названия – «СПИД-инфо» и «Криминальная хроника».
– Ну что, сучонок? Очнулся? – спросил Гоша и пнул Женю ногой. Тот ахнул и дёрнулся на полу, ударившись пятками о подъёмник, возле которого лежал, а пулковский отвернулся и скомандовал: – Ключ! Включай!
– Есть включить!.. – заржал тот, обрадованный игрой слов. И нажал пальцем большую красную кнопку.
Подъёмник зарычал и завибрировал, оживая. Горизонтальные штанги медленно пошли вверх и потянули с собой привязанные Женины руки. Эгидовец мгновенно покрылся испариной от боли и не передаваемого никакими словами ужаса. Угодить на механическую дыбу оказалось существенно страшнее, чем «просто» в руки палачей. Женя услышал, как захрустели суставы, и отчаянно закричал, поняв: ещё несколько секунд, а потом бездушная машина разорвёт его пополам.
– Стоп! – отреагировал Гоша. Подъёмник со скрежетом остановился. Женя закачался над полом, царапая по нему носками кроссовок. Он смаргивал с ресниц слезы и пытался приподняться на носках, чтобы дать хоть какую-то передышку рукам. Ничего не получалось.
– Бля! – сказал Трамвай. – Раздеть-то забыли. Славик не двигался с места и упорно смотрел в сторону. Остальные, трое с хохотом взялись за дело.
Чужие руки, резавшие и сдиравшие свитер, показались Жене ещё хуже боли в боку и в плечах. Однако он всё-таки расслышал в сторонке попискивание сотового телефона, вывернул голову посмотреть и увидел Михаила Ивановича Шлыгина.
Молодой бизнесмен сидел в десятке шагов на раскладном металлическом стуле. Наверное, он по опыту знал, что сейчас будет, и не хотел пачкаться. Гоша ударил Женю в лицо, и тот отвернулся, облизывая разбитые губы. По такой логике Гоше следовало бы и уши ему заткнуть, но тот не позаботился.
– Виталь, разбудил? – сказал Шлыгин в микрофон крохотного «Эрикссона». – Слушай, у нас тут некоторые обстоятельства… В общем, хорошо бы ты срочно приехал. Нет, до завтра не терпит… Давай. Жду.
Поднялся со скрипнувшего стульчика и ушёл, сообщив Гоше:
– Если что, я у себя буду.
Дверь за ним хлопнула.
Трамвай, помогая ножом, с треском подрал с Жени остатки надетой под свитер тёплой рубашки… И даже подался на шаг назад, присвистнув:
– Во дела, блин!..
Гоша с Ключом немедленно оказались подле него и тоже стали смотреть, и даже Славик покосился узнать, что они там такого увидели. Коронационную татуировку вора в законе?..
Действительная причина, побуждавшая молодого шофёра даже в летнюю жару ходить с длинными рукавами, оказалась совершенно не романтичной. Вся грудь и руки у Жени Крылова были испятнаны шрамами ожогов. От неестественной позы сросшаяся кожа натянулась неровными полосами и морщинами.
– Где?.. – только и спросил Славик, чувствуя, как сводит желудок.
– Дружка из бэтээра вытаскивал… – просипел Женя. Гоша хохотнул и стал сворачивать газеты жгутом.
– Керосинчику принести? – деловито спросил Ключ. Гоша отмахнулся:
– Да ну тебя с твоим керосинчиком… Пожара захотел? И так обойдёмся!
– Слышь, мужики! – сказал Славик. – Решили мочить, ну и оформляйте быстрей… А это нехрен!..
– Что? – оскалился Гоша. – Очко на минус пошло? Тоже мне, целка завелась. Иди, поблюй во дворе!
Славик обматерил его и действительно вышел во двор, с грохотом захлопнув за собой железную дверь. Гоша повернулся к беспомощно висевшему Жене:
– Пой, пташечка, пой… Расскажешь папочке, откуда ты у нас тут такая взялась?
Женя молча смотрел, как он всё туже скручивает в руках жгут. А потом – щёлкает импортной зажигалкой.
Скунсу доводилось проникать на объекты, по сравнению с которыми «Инесса» была детской песочницей. Система охраны оказалась настолько трогательно-убогой, что предположить оставалось только одно: пулковские полностью уповали на авторитет. Естественно, фирма нигде не числилась как официальная штаб-квартира бандитов, но неофициально об этом знал весь заинтересованный мир. Так что желающим предоставлялось пенять на себя.
Скунс влез по кирпичной стене, которую – видимо, ввиду очевидной неприступности – вообще никак не сторожили. Подтянулся и заглянул на территорию. Обширный двор был пуст, только залитый снежной жижей асфальт блестел в свете двух фонарей, да под свесом крыши гаража, в глубокой тени, возникала и пропадала красная точка – огонёк сигареты. Наёмный убийца оценил ритм затяжек и понял, что человек отчаянно нервничал.
– Дед Махму-у-у-уд… – донеслось изнутри гаража. – Прости, дед Махму-у-у-уд!!!
Стены в гараже были хорошие, толстые, специально предназначенные не нервировать окрестности автомобильными звуками. Вот и теперь прохожие, случись таковые на улице, не услышали бы вообще ничего. Скунс – благодаря натренированному слуху – не только услышал голос, но и узнал его. Человек, куривший под козырьком крыши, нервно затоптал сигарету и дёрнулся было к гаражной двери, но остановился на полдороге, выругался и извлёк из пачки новую сигарету.
Скунс, если судить по его собственным меркам, действовал почти не скрываясь. Секунд через тридцать он завис у охранника над головой, но Славик не увидел и не услышал его. Он вообще не
