Глядя на пересохшего вождя, Кулаков ощутил жгучее желание как можно скорее выпрыгнуть из душного автомобиля на свежий воздух, хотя и знал наверняка, что никакой свежести в московском в воздухе уже давно нет.
Ах, какие машины ездили по Барселоне и маленькой курортной Коста-Браве! В любом такси — кондиционер, ну, может, и не в любом, мелькало иногда какое-то старье подешевле, но Кулакову все как-то попадались «ниссаны-максима», «шевроле-лумина» или гордость испанского народа — новехонькие «сеаты», то бишь «фольксвагены» местного розлива. С такими машинами и сорок пять в тени — не трагедия. Да что машины! Там в любом кафе, в любом магазине — про офисы и говорить не приходится — температура никак не зависела от того, что происходило на улице. А Москва — город северный, и здесь к жаре всегда не готовы. Впрочем, когда подступает настоящая холодина с лютыми морозами, выясняется, что город у нас вполне южный, и начинается лихорадочная подготовка к зиме. Так что дело тут не в климате, а как принято нынче говорить, в менталитете. Такая страна. Такие люди. Вспоминалась в подобных случаях фраза, написанная однажды Эдуардом Лимоновым. Кулаков этого экстравагантного писателя не особо жаловал, да и не читал никогда. Но одну фразу, выхваченную из какой-то газетной статьи, полюбил и часто цитировал: «И как это меня угораздило родиться в такой неудобной для жизни стране?!»
Сначала Владимир Геннадиевич зашел к себе в кабинет, поглядел оперативную переписку, хотел было даже компьютер включить, но передумал и отправился все-таки к Форманову, его новехонькую «Ауди-А8» перед центральным входом отметил сразу, да и назначенное время как раз подходило. Адъютант генерала был не только исполнителен, но и приветлив — добрый знак, — а за дверью Кулакова ждал сюрприз. Переступил он порог и ахнул: у начальника ЧГУ генерала-лейтенанта Алексея Михайловича Форманова в кабинете было прохладно.
— Кондишн?! — восхищенно выпалил Кулаков вместо «здрасте». — Когда установили?
— Да вот, сегодня ночью. Видишь, сижу, балдею, как говорит молодежь.
— Молодежь так уже не говорит, — поправил Кулаков. — Это наши с тобой дети так говорили. Но и они уже переходили на «торчу» и «тащусь». А нынешние, то есть следующее поколение говорят «отъезжаю» или «это меня прикалывает» или «я отвисаю по полной».
— Ба! Откуда такие познания, Геннадич?
— Внучка просвещает. Между прочим, молодежный сленг очень сильно пересекается с блатным, а вот на фене нам с тобой, Алексей Михайлович, скоро придется говорить все чаще и чаще. Чует мое сердце.
— Вот и мне тоже так кажется, — согласился Форманов и добавил не на фене, а на простом общенародном языке: — …твою мать! Бандиты, натуральные бандиты лезут в международную политику, МВД просит поддержки у Интерпола, чтобы как следует дать им по рукам, но влезают эти чудаки из контрразведки ФСБ со своими интересами, и даже внешняя разведка. Наконец, из Кремля раздается окрик: «Этих не трогать!» Ну, и как в подобной обстановке работать, как?!
— Да так же, как и раньше, Алексей Михалыч, — рассеянно почесал в затылке Кулаков. — Ты ведь мне про весеннюю историю рассказываешь?
— И про осеннюю, и про весеннюю, и про новую летнюю, я уже сам не знаю, про что я тебе рассказываю! — у Форманова внутри все бурлило. — Я вообще перестаю понимать, на кого, для кого, во имя каких целей мы работаем!
— Мне проще, — заметил Кулаков тихо и как бы в сторону. — Я этого с самого начала не понимал. Просто выполнял приказы. А про себя думал: «Служу России». Тут не надо вопросов задавать, тут как в церкви: «Верую, ибо абсурдно».
Форманов посмотрел на него с любопытством, как на незнакомого человека.
— А ты философ, оказывается, Геннадич! Ну, ладно, отставить трепотню, — традиционно подвел черту начальник, — переходим к делу.
Однако настрой у него явно переменился. И Кулаков подумал про себя: «Когда мы гаркали, щелкая каблуками и вытягиваясь в струнку, „Служу Советскому Союзу!“ — совершенно искренне, кстати, — это было красиво и звучало эффектнее. Каждый понимал, что действительно служит огромной непобедимой, пугающей многих державе. А сегодня „Служу России!“ хочется говорить тихо, и не потому, что стыдно служить такой России, как думают, к сожалению, некоторые, даже многие, а потому, что, произнося эти слова, надо вслушиваться в потаенную музыку почти интимных, во всяком случае, у каждого своих ассоциаций…»
Кулаков не сумел бы пересказать подобное словами, но он действительно всю свою жизнь служил России, не слишком хвастаясь этим. Вот и сейчас промолчал, воздержался от комментариев. К делу, значит, к делу. Что у нас там, на повестке дня?
А на повестке дня было сразу все. Мышкин и Павленко. Гамбургские ультраправые и стамбульские ультралевые. Старый знакомый Эльф, разбогатевший на ещё одно имя — майор Платонов. А также Фарид, Ахман и Аджалан — в общем, полный интернационал. Фарид Аннамурадов, непонятно откуда взявшийся и непонятно куда пропавший был чистокровным туркменом, и, казалось бы, что ему было делать посреди вполне понятной, но абсолютно левой для этого дела проблемы курдов. И, наконец, мальчишка Глаголев с задатками гениального стрелка, исчезнувший в никуда с фээсбэшной, как выяснилось, дачи. Тренер его, Кручинин тоже, кстати, исчез. Искали ветерана спорта вполне серьезные дяди из Главного управления по борьбе с организованной преступностью — ГУБОПа. Но… безо всякой связи с Аникеевым и Павленко. В МВД сразу поняли, что никаких контактов со «Сферой» и «Фениксом» Кручинин не имел, потому его ученика и использовали для этого заказного убийства. Причем, Форманов знал, что Кручинин, мягко говоря, не первый год был внештатником Второго главного управления КГБ. Как оно теперь называлось, генерал никогда не мог запомнить, да и ни к чему. Все и так понимали: двойка — контрразведка, девятка — охрана, восьмерка — технические службы, тройка — армия… Внутренний жаргон полностью сохранился. И Форманов доподлинно знал, что Кручинин до сих пор работает на спецотдел «двойки», выполняет иногда деликатные поручения известного рода. Где уж нашей многострадальной милиции такого человека найти! Ну а Павленко вообще по эмвэдэшной картотеке не проходил. У «Феникса», дескать, все тип-топ, во главе фирмы солидные люди и бизнес у них чистый. Вот только Форманову в этот чистый бизнес пришлось теперь совать нос, а пахло там не розами и не ландышами — скорее сортиром и бойней.
Ну, что ещё у нас на повестке дня? Достаточно? Более чем. И так уже все в кучу, полнейший винегрет. Но главное, что винегрет этот успели подать к кремлевскому столу, и тамошняя хоть и изголодавшаяся по оригинальным рецептам публика вилочкой потыкала, поморщилась, а кушать отказалась. Нет, не то чтобы блюдо несвежим сочли — наоборот, вынесли вердикт: не готово еще, не хватает чего-то. И вызвали повара. То бишь, генерала Форманова.
И вот теперь часа не прошло, как он оттуда вернулся. Потому и матерился бесперечь. После Кремля Алексей Михайлович, как правило, матерился подолгу.
— Значит так. Иван Матвеевич (трам-тара-рам!) за этого (трам-тара-рам!) Павленко стоит горой. К Мышкину относится осторожнее, но и его велит защищать. Ахмана же наш куратор лично сдал бы туркам хоть завтра, да только внутренняя интеллигентность не позволяет, точнее понимание текущей политической ситуации. Нельзя, говорит, горячиться. Зато с Эльфом велел разобраться как можно скорее. Появление фигуры такого масштаба в России, да ещё в новой русской инкарнации (Иван Матвеевич именно так и выразился), очень его тревожит.
— Что значит «разобраться»? — вздрогнул Кулаков, невольно перебивая Форманова.
— Разобраться — в данном случае означает поставить диагноз Эльфу: работать с ним, выдворить из страны или убрать физически.
— Ну, если наш куратор выберет последний вариант, пусть он сам этим лично и займется. Я ему даже свой табельный «ПСМ» подарю.
— Владимир Геннадиевич, — поморщился Форманов от этой шутки. — Ты же не в Чечне, и Иван Матвеевич — это тебе не командир части и не командарм. Даже не министр обороны!
— А какая у него должность? — решил на всякий случай уточнить Кулаков.
— Сегодня? — переспросил Форманов. — Помощник президента, заместитель руководителя его администрации, и, кажется, ещё начальник группы имиджа. Достаточно?
— Вполне, — махнул рукой Кулаков. — Имидж он президенту славный создает. Включаешь
