Охота на эльфа

Семецкий. Спасибо, Димыч.

Линевич. На здоровье, Юрек. Посмотри, а вот это кто?

Линевич показывает Семецкому чью-то фотографию. Чью именно, установить не удалось.

Семецкий. Димыч, ты с ума сошел? Это же Ника.

Линевич. Нет, дорогой, смотри внимательно.

Ника. Юрка, что он говорит? Я ничего не понимаю.

Семецкий. Я тоже. Димыч просто сошел с ума.

Линевич. Взгляни, Ника. Разве это твоя фотография?

Пауза.

Ника. Нет. Ну и что?

Линевич. Он любит её, а не тебя. А теперь можешь уходить.

Ника. Это какой-то бред…

Семецкий. Димыч, ты дурак. Иди ко мне, Ника…

Далее в фонограмме некий шум. Очевидно, Ника бросается к Семецкому, роняя что-то. В финале легко различимы два звука: пистолетного выстрела и взрыва. Интервал между ними строго соответствует указанному в тактико-технических данных специального взрывного устройства.

5

Линдеманн находился в непосредственной близости от закладки Си-4 весьма солидной массы, вот почему его труп ни в одном из протоколов опознания не значился. Эльфа и Нику от эпицентра взрыва отделяло несколько метров, благодаря этому изучение фрагментов тел позволило экспертам предположить: они двое в момент гибели стояли крепко обнявшись.

Ну, а результаты теракта в целом получились довольно бледненькие: погибших всего пять (с Линдеманном в комнате были двое телохранителей), пострадавших — тринадцать (десять человек из обслуги резиденции с несерьезными травмами и три случайных пешехода с легкими царапинами). А вот стекла вылетели почти во всем квартале.

До самолета мы добрались благополучно, даже стрелять не пришлось. Документы предъявляли повсюду, где надо, держались индеферентно. И только Циркач был какой-то серый с лица.

— Ты, наверно, в Нику влюбился, которую не видел ни разу, — пошутил я более чем мрачно.

— Наверно, — сказал Циркач и гадко отпарировал: — А ты, наверно, в Эльфа влюбился.

Он был почти прав. Такие люди, как Юриуш Семецкий, мягко говоря, не часто встречаются, и отношение к ним у меня особенное. Нет, я не слишком верил его пьяному ночному монологу, заимствованному из какого-то фантастического романа, а последние слова про Нику звучали и вовсе полнейшим бредом. Но с другой стороны, я чувствовал явное раздвоение сознания, будто бы одна половинка мозга, сохраняла здоровый скепсис, а другая истово верила во всю эту романтическую чушь. Ведь была сигарета, зажженная от пальца, и был Вроцлав, где он убежал после дозы мощнейшего анестезирующего средства, и было досье на Эльфа, в котором подтверждалась его многократная гибель… Впрочем, утомленные половинки моего мозга конфликтовали между собой вяло. Главным было совсем иное ощущение — дьявольская смесь восторга и горечи утраты.

Весь опыт общения с Эльфом заставлял меня восхищаться этим человеком.

— Он был сильнее меня и так и ушел из жизни победителем. А ты говоришь, «влюбился»! Смешной ты, Циркач!..

Последние слова я, кажется, произнес вслух.

Циркач не ответил.

Мы сидели в ресторане аэропорта Фюльсбюттель в ожидании рейса на Москву, и на меня вдруг навалилась такая тоска! Вы не поверите, почудилось, что жить на этом свете больше не за чем. Что я уже все-все сделал — и хорошее, и плохое, и для своей страны, и для своей планеты, — и теперь вообще не нужен никому. Даже моим друзьям. Даже моей Шушуне, потому что теперь я стал другой, я — уже не я, потому что мир опустел без Эльфа…

Дурдом!

Я зажмурился. Помотал головой и сказал:

— А что, ребятушки, давайте закажем себе литр водки и все вместе выпьем на посошок!

— И ты? — осторожно поинтересовался Фил.

— Ну, конечно, работа-то закончена. Что я, не человек?

Я уже встал и решительно двинулся к стойке бара.

Фил догнал меня. Сгреб в охапку и потащил обратно к столу:

— Только не это!

Я подчинился, сел. Шкипер проговорил тихо:

— А может, правда, выпить? Чего такого?

— Да ты что? — зашипел на него Фил. — Чечню забыл, что ли? Или не знаешь предыстории? У Крошки с каждой дозой эффект получается все мощнее. Если он сейчас выпьет, он же до Москвы пешком пройдет быстрее самолета и живого места по пути не оставит…

Фил нес чудовищную ахинею, я даже хотел засмеяться. Но вместо этого сжал кулаки до белизны в костяшках, уронил на них голову и заплакал.

6

Генерал-майор Кулаков притащился ко мне в Бадягино, как всегда, неожиданно. Хорошая погода, как назло, закончилась, похолодало резко и противно. Зарядили дожди, посыпались в тихие заводи Жидохманки золотые листья с деревьев, а все ещё зеленая трава вмиг сделалась грустно пожухшей от ночных заморозков. Впрочем, рыбачить в такое время самое оно, однако настроения не было. Мы просто побродили по скошенным полям, по проселкам и опушкам, подышали сырой сентябрьской свежестью.

Я уже успел перезабыть многое из того, что случилось летом, и начал путаться в фамилиях персонажей, точно так же, как в Берлине путался в названиях улиц. Дагестан меж тем уже полыхал вовсю. В Москве грохотали чудовищные взрывы, хоронившие под обломками домов десятки и сотни людей. Стамбульский и даже гамбургский теракты казались рядом с ними несерьезными, опереточными. Короче, полным ходом шла самая настоящая война в России, а параллельно — предвыборная компания. Одно к другому как бы не имело никакого отношения, и это было противно.

Внезапно вспомнилась давнишняя история с нашим увольнением из славных рядов легендарной и непобедимой.

— Дядя Воша, а вот скажите, я ведь так и не спрашивал ни разу, почему нас вышибли тогда из штатных бойцов «невидимого фронта»? То, что не за нарушение Устава, я и сам понимаю.

— Ты удивишься, Крошка, но ответ будет очень коротким. После знаменитой атаки под Бамутом,