– Какие-нибудь личные контакты?
– Пожалуй… не было.
– Что значит «пожалуй»?
– Может быть, денежные дела?
– Никаких.
– Как вы тогда сможете объяснить, что пустой бумажник, найденный в его кармане, сплошь покрыт отпечатками ваших пальцев?
Болван успел мне невольно все выдать. Если бы он сразу задал мне этот вопрос, я бы разве что промямлил какую-нибудь чушь, а так у меня было время подготовиться.
– Конечно, сейчас объясню, – широко улыбнулся я. – Вчера вечером в доме Осгуда я нашел на веранде бумажник. Я заглянул в него, чтобы по содержимому определить владельца, обнаружил, что это Бронсон, и вернул бумажник ему. Мне и в голову не пришло стереть отпечатки.
– О! У вас все заготовлено.
– Что заготовлено? – невинно осведомился, я. – Бумажник?
– Объяснение.
– Да, я всегда ношу с собой целую пачку. – Я поджал губы. – Да пораскиньте мозгами. Если бы я убил этого парня или если бы я нашел его мертвым и залез к нему в бумажник, неужели я оставил бы на нем свою подпись? Вы считаете меня таким олухом? Может быть, я вам немного помогу. Вы говорите, бумажник был пуст. А вчера вечером, когда я вернул его владельцу, в нем было около двух тысяч долларов.
Тут начал действовать гений Ниро Вульфа. Я говорю так не о придуманной им хитрости – для этого требовалась лишь способность быстро соображать, – а о гениальном предвидении, хотя сперва я не придал его действиям никакого значения. Видимо, устав от разговора, в котором он не принимал никакого участия, он засунул пистолет в боковой карман и принялся возиться с опрыскивателем.
– Что ж, по вашему совету попытаюсь пораскинуть мозгами, – произнес Барроу. – Вы брали что- нибудь из бумажника?
– Сегодня? Я его не видел. Я только один раз его нашел.
– Сегодня или в другой день, неважно. Брали или нет?
– Нет.
– Брали ли вы вообще что-нибудь у Бронсона?
– Нет.
– Вы согласны подвергнуться обыску?
Мой мозг заработал, как вычислительная машина. За полсекунды я перебрал пять или шесть вариантов, безмятежно улыбаясь Барроу и уголком глаза следя за Ниро Вульфом. Я заметил, что он подает мне знаки указательным пальцем правой руки, скрытой от посторонних взглядов краешком его пиджака. Это был напряженный момент. Молясь всем богам, что истолковал знаки правильно, я учтиво сказал Барроу:
– Извините, я колеблюсь, поскольку пытаюсь решить, что вас разозлит больше: если я откажу вам в этой любезности, дабы вынудить вас к действиям, или же если соглашусь, чтобы вы все равно ничего не нашли. Но теперь, когда пистолета у меня нет и вам не придется меня обезоруживать…
Струя мыльной пены из опрыскивателя под высоким давлением брызнула ему прямо в лицо.
Он захлебнулся, взвизгнул и отскочил в сторону, совершенно ослепленный. Это тоже был напряженный момент. Моя рука юркнула в нагрудный карман, вынырнула оттуда, и в мгновение ока я сунул свой бумажник в боковой карман пиджака прокурора Уодделла, шагнувшего к капитану с недоуменным восклицанием. Никаких других движений я не делал. Барроу схватил носовой платок и прижал его к глазам. Вульф предложил ему свой платок и сказал убитым голосом:
– Тысяча извинений, капитан. Моя дурацкая неосторожность. Особого вреда, конечно, от этого не будет…
– Заткните глотку, или я вам ее заткну! – На ушах и подбородке Барроу еще поблескивали жемчужные капельки, но глаза он протер. Повернувшись, он грубо напустился на меня:
– Подлые штучки! Куда ты это выбросил?
– Что выбросил? Вы с ума сошли?
– Это я-то сошел с ума? Он бросился к Уодделлу.
– Что он делал, когда этот толстопузый залепил мне глаза?
– Ничего, – ответил Уодделл. – Он стоял возле меня. Он даже не шелохнулся.
– Заверяю вас, – вставил Вульф, – если бы он сдвинулся с места, я бы это заметил.
Барроу свирепо посмотрел на него.
– Я ведь извинился, сэр.
– Идите к черту. Как вы смотрите на то, чтобы прогуляться с нами в прокуратуру?
– Вы разгневаны, капитан, – покачал головой Вульф, – и я вас не виню, но ваши действия не оправданы. Арестовать меня за то, что я случайно обрызгал вас, – неразумно.
Барроу повернулся к нему спиной и обратился к Уодделлу:
– Вы говорите, он не двигался с места?
– Гудвин? Нет.
– Он ничего не передавал Вульфу?
– Нет, конечно. Он стоял в десяти футах от него.
– Может, он что-нибудь бросил?
– Нет.
По обе стороны прохода собрались уже около дюжины зевак. Барроу воззвал к ним:
– Кто-нибудь из вас видел, как этот человек достал что-нибудь из кармана и передал толстяку или бросил куда-нибудь? Я капитан Барроу. Это для меня важно.
Одни отрицательно качали головами, другие пробормотали, что не видели. Одна женщина с двойным подбородком громко сказала:
– Я наблюдала за вами. Как вас обрызгали, такого и в кино не увидишь, но если бы он бросил что- нибудь, то я бы заметила, я ничего не упускаю.
Послышались смешки. Барроу оглянулся по сторонам, и мне даже стало его жалко. Я по-прежнему стоял неподвижно. В радиусе шести футов от меня не было такого места, куда я мог бы что-нибудь спрятать. Передо мной стояли скамейки, уставленные горшками с орхидеями, а позади находился стол с георгинами, но все это было для меня вне пределов досягаемости. Я стоял, скрестив руки на груди.
Барроу протер платком за ушами и под подбородком и сказал мне:
– Поедете со мной в прокуратуру. Я собираюсь допросить вас по делу об убийстве Говарда Бронсона. Если вы по-прежнему думаете, как меня получше разозлить, то через двадцать минут у меня будет ордер на арест…
– Позвольте мне, – слащаво произнес Вульф. – Мы должны как-то загладить свою вину за этот печальный инцидент, капитан. Не следует настаивать на ордере, Арчи. С полицией нужно сотрудничать.
– Как скажете, шеф.
– Ступай. Здесь все равно слишком людно для конфиденциального разговора. Я присоединюсь к вам позже. Тем временем, мистер Уодделл, если вы сможете уделить мне несколько минут, я расскажу вам, что я обнаружил вчера вечером по делу, касающемуся Клайда Осгуда и мистера Бронсона. Я допрашивал мистера Бронсона около часа, и вам будет интересно узнать результаты.
– Вообще-то я собирался пойти с капитаном Барроу… Вульф пожал плечами.
– Теперь, когда Бронсон тоже убит, это представляется мне вдвойне интересным.
– Как вы на это смотрите?
– Делайте, как хотите, – сказал Барроу. – Я сам управлюсь с Гудвином.
По его тону казалось, что ему не хватает для этого лишь раскаленной кочерги и тисков для рук.
– Я скоро приду, – кивнул Уодделл.
– Когда молодая леди придет за орхидеями, – сказал я Вульфу на прощание, скажите ей, что я пошел на прогулку.
