«Тсс, все хорошо, — нежно погладила я его по голове. — Я рядом».
А потом я поцеловала его запястье, и, прокусив вену, допила его — до последнего вздоха. До последнего стука сердца.
— Ты прямо мать Тереза, я смотрю, — хмыкнула Лариска.
— Надо в жизни делать добрые дела, — рассеянно отозвалась я. — Уходим.
Через минуту наши каблучки уже цокали по двору. Охранник, увидев нас, вышел из будочки и открыл дверь.
— Всего доброго, — вежливо попрощалась я.
— Еще заходите, — радушно пригласил он.
Мы переглянулись с Лариской и, не сдержавшись засмеялись.
— А что я такого сказал? — недоуменно спросил охранник.
Мы, полные сил и крови, легко побежали от него по дороге к кладбищу.
— Знал бы он! — смеялась Лариска на бегу.
— Да сохрани Господь от таких гостей! — поддакивала я.
Мы снова были подругами, и это было замечательно.
— Послушай, а как бы ему память стереть, а? — вдруг остановилась Ларенца.
— Зачем?
— Но ведь завтра он следователям про нас расскажет!
— Пусть, — пожала я плечами. — Мертвым закон не писан. Не станут ведь они нас откапывать, чтобы в тюрьму засадить, верно?
— А ведь и точно! — пакостно захихикала она, и мы, сняв туфельки, снова побежали домой. Нас переполняла легкость и эйфория. И чувство, что мы —
И я так и уснула в ту ночь — с улыбкой на губах. Смерть определенно поворачивалась ко мне лицом.
Глава шестая
«Растлить мужчину — это дело трех минут»
— Сегодня я научу вас поистине страшным вещам, — расхаживая перед нами, сказал Антон. — Прежде всего — вы усвоили, что вы — мертвы?
— Да, — не колеблясь ответили мы.
— Отлично. Все на свете вы не сможете, вы все же мертвые, а не дипломированные маги. Но некроаура — это сильнейшее поле, и если умело ей пользоваться — вы сможете… ну например это.
Он положил Ларискину руку на свою и властно сказал:
— Пожелай, чтобы моя плоть разложилась.
— Ты чего, дурак? — пискнула она, отдергивая руку.
— Нет, я некромант, — улыбнулся он. — Давай, действуй!
— Я не могу, — заупрямилась она.
— Давай я попробую, — вызвалась я.
— Еще чего!
Ларискина рука в мгновение ока оказалась в ладошке Антона, она напряглась — и я увидела, как покраснела и вздулась его кожа по локоть. Она вспухала, словно перекисшее тесто, посинела, потом почернела и из трещин потек густой зеленоватый гной. Запахло тухлым мясом. А Лариска смотрела ему в глаза и спокойно держала свою руку в гнойной мешанине.
— А теперь — как мне это вылечить? — спросила она.
— Никак, — хмыкнул он, осторожно освобождая свою гнилую руку от ее пальчиков. — Ты можешь только разрушать. Алёна, достань из сумки бутылочку зеленого стекла и промой руку лекарством.
Я так и сделала. Осторожно, чтобы не причинить ему боли, я лила жидкость прямо на его плоть, и гной вскипал от пролитых капель. Вскоре рука была как новенькая.
— Лариса, ты умница, — серьезно сказал он, и негодяйка расцвела от похвалы. — Алёна, а теперь ты.
О, как же я не хотела этого делать. Причинить боль любимому — это просто невозможно. Но его глаза требовательно смотрели на меня, в ушах еще стояли похвалы Лариске—крыске, и потому я подчинилась.
Положив ладошку на его кожу, я насладилась прикосновением, взглянула ему в глаза и позволила покойницкому холоду стечь в его кожу.
«Ты этого хотел?», — горько думала я в душе, чувствуя, как раскаляется его кожа, как лейкоциты в его крови пытаются изо всех сил сопротивляться неведомой заразе.
Под моей ладошкой вспухла горошина язвы, прорвалась, и теплая жидкость потекла меж пальцев. Он одобрительно кивнул.
Через минуту с его руки частным дождем капал гной, и я очень надеялась, что мое месиво получилось куда как зловоннее Ларискиного.
— Отлично, — похвалил он, пока я снова лила лекарство на его руку.
— Тебе что, совсем не больно? — не выдержала я.
— Больно конечно, я ведь живой, — беспечно пожал он плечами.
— Тогда почему ты позволяешь это делать?
Я почти кричала на него, разозленная тем, что он меня заставил с ним такое сделать.
— Алёнушка, ты просто не знаешь, как учат быть некромантами, — печально улыбнулся он. — Поверь, то, что вы сделали сейчас — это просто цветочки.
— И кто же тебя учил? — тихо спросила я.
— Ее уж нет в живых, — жестко улыбнулся он.
И я отчего-то побоялась задавать вопросы дальше…
— Антон, а что там с нашими экзаменами? — капризно спросила Лариска. — Ты даже не спросил, как прошло! И не появлялся аж три дня!
— А что спрашивать, я и так все знаю, — он посмотрел на нас с такой нежностью, что я просто растаяла. — Мужик в балетной пачке и диадеме — это было нечто! Вся следственная группа обхохоталась!
— Это я придумала! — похвалилась она.
— А ты, Алёнушка, как? — повернулся он ко мне.
— А что я? — скучающе погрызла я травинку. — Подчинила девчонку, она у меня полчаса прыгала кругом кровати на одной ножке и кукарекала. Выдавала печенье на утреннике за каждую спетую песенку. А потом выпила девчонку и допила мужика за нашей несравненной Софии Лорен.
— Ябеда! — вспыхнула Лариска, и так посмотрела на меня, что я поняла: она вспомнила, что мы — враги. Ну, милая моя, я про то подумала еще час назад, когда снова заглянула в глаза Антона. Еще никогда две девушки, что борются за любовь одного мужчины, не становились подругами.
— Девочки, не ругайтесь, — примиряюще сказал Антон. — Вы обе молодцы. Вы справились с экзаменом. Вы сегодня запросто освоили разложение. Я вами просто горжусь.
— Гордится он, — несчастно буркнула Лариска, отвернувшись.
Я знала, что она чувствовала. Она хотела, чтобы он похвалил ее. Сказал, какая она способная и что он ей гордится. Одной ей. Хотелось, чтобы он погладил ее по голове и нежно прошептал ее имя.
Я знала это — потому что сама чувствовала это.
— Черт, — слегка растерянно сказал он. — У меня сегодня ночью работы полно, ну да ладно, все брошу. Идем купаться?
Мы переглянулись с Лариской и не колеблясь сказали:
