— Девочки, — устало посмотрела на нас Антон. — Вы ссориться будете или меня слушать?
Мы пристыженно замолчали.
— Важно все сделать тихо, — наставлял он. — Учитесь этому, ибо вам совершенно ни к чему быть застигнутыми. Справиться с вами можно, имейте в виду. В коттедже выпейте только мужчину, а потом труп разложите. Делайте с ним что хотите, женщинам просто заморочьте головы, но вреда не причиняйте. Вопросы есть?
— Ты уедешь? — тихо и несчастно спросила Лариска.
— Нет конечно, — улыбнулся он. — Вы же не отсюда до кладбища не доберетесь до рассвета!
— А что будет, если рассвет нас застигнет? — задумалась я вслух. — Сгорим, как в фильмах?
— Да с чего? — удивился парень. — Просто заснете, и тогда добрые сограждане определят вас в ментовку или больницу. Сами понимаете, и то и то для вас просто губительно.
— Ну что ж, пожала я плечами. — Мы пошли. Ты где нас будешь ждать?
— На пляже. Ну, девочки, вперед.
— Но я не одета, — растерялась Лариска.
— Возьми, — Антон снял с себя футболку, и на этой мерзавке она удивительным образом стала походить на шикарное и стильное платье.
— Идем, — буркнула я, и, не оглядываясь, пошла к кованой ограде, что окружала разом все коттеджи.
Меня сжигала зависть. Самая черная из всех, что существуют на свете. Я тоже хотела, чтобы мою кожу ласкала футболка Антона, согревала меня теплом его тела. А ведь еще можно склонить голову к плечу и вдохнуть его запах…
Я обернулась — Лариска, мечтательно улыбаясь, склонила голову к обтянутому черной тканью плечу.
— Что ты как черепаха! — рявкнула я, но это нисколько ее не обескуражило и не сбило противную улыбочку. Она лишь прибавила шагу. Мы обошли ограду и уперлись в кованые ворота.
— Ну что, будем охранников охмурять? — спросила я.
— Зачем? — безмятежно отозвалась Лариска. — Я тут была. С той стороны от арсеньевского коттеджа калитка есть, Пал Саныч от жены через нее удирает.
— А зачем? — удивилась я.
— Она алкоголичка, — пояснила Лариска. — Сильно буйная, как напьется, лупит его всем, что под руку попадется.
— Вот ничего себе! А чего не разведется?
— Любит он ее.
— Ну чтож, показывай свою калитку, — хмыкнула я.
В арсеньевском коттедже никто не спал. В окнах метались тени — гном удирает от великанши со сковородкой, гном удирает от великанши со стулом наперевес, упс! — попадание в цель! Когда мы дошли до калитки — персонажи театра теней вылезли в реальность. Со стуком распахнулась дверь, из коттеджа вылетел пузатенький гномик, и, вереща как заяц, ринулся прямо через аккуратные грядки.
Следом вылетела великанша с увесистым подсвечником. Увидев сие варварство, она и вовсе озверела:
— Ах ты гад, помидоры мои топтать! — и ринулась вслед за ним.
Помидорные кустики под ее напором полегли как подкошенные.
— Анжелочка, Анжелочка, не надо!!! — верещал гном, несясь к калитке.
Торопливо отпер ее и пулей пролетел мимо нас, изрядно онемевших от такого представления.
— Не прощу тебе помидоров! — орала великанша, стремительно его догоняя.
— Ну и нравы у вас, богатых, — только и смогла вымолвить я.
— Завтра она будет с похмелья помирать, будет тихой, ласковой. Блины заведет, станет Пал Саныча чмокать в щечку и называть «поросеночек ты мой». Так что они вполне счастливая семья.
— Я как-то по-другому представляла счастливые семьи, — буркнула я.
— Пошли, пока они не вернулись, — хмыкнула Лариска.
Мы прокрались по крошечному огородику, по пути дотоптали помидоры, так уж получилось.
Около намеченного дома нас ожидало суровое разочарование. В ограду-то мы еще с горем пополам попали, перелезав через забор, а вот сам коттедж был неприступен, как Форт Нокс. На окнах решетки, стальные двери наглухо задраены. Мы оббежали дом, убедились, что лазейки нет. Подумали и еще раз оббежали, чтобы убедиться, что мы не ошиблись. После сего, озадаченные, уселись на клумбе под окнами.
— И чего делать-то будем? — спросила Лариска.
— Может, попробуешь кого-то заставить открыть дверь? — с надеждой спросила я.
— Да не, это ж человека видеть надо, — вздохнула она.
— Чего дела-ать? — печально протянула я.
— Вот и я про то же, — поддакнула она.
Мы задумались. Каждой хотелось отличиться, чтобы утереть нос другой, и чтобы потом Антон восхитился. Мы обе давно поняли, что ключ к его сердцу — наши успехи. Именно это заставляет его так смотреть на нас, что душа замирает от предчувствия какого-то чуда…
— Я придумала! — наконец объявила Лариска. — Давай устроим тут шум. Хозяева и выйдут.
— Мда? — неопределенно отозвалась я.
— Ну, песни попоем, покричим, постучим…
— По голове себе постучи, — посоветовала я. — Понимаешь, ты опять ведешь себя как живая. Думай, как мертвая!
— И что же ты, мертвая, надумала? — язвительно спросила она.
— Помнишь, Антон нам говорил, что мы сможем входить в чужие сны?
— Но ведь мы этого еще не проходили!
— Ну и что? Обрати внимание — клыки выдвигаются по нашей воле…
— У меня ничего не выдвигается, — буркнула она.
— Совсем?
— Совсем! Я не кровососка как некоторые!
— Погоди… А как же ты того мужика пила? — озадачилась я.
— Сначала пыталась прокусить, но не вышло, так я ножом вену вскрыла да и пила, — призналась она.
— Ааа, — мерзко захохотала я. — Ты завалила экзамен по вампиризму все-таки!
— Да, я не вампир, и не желаю им быть, — скривилась она.
— Ну и сдохнешь, — радостно ухмыльнулась я. — А вот мне предстоит долгая — долгая жизнь, и я буду, бледная и прекрасная, еще долго топтать эту землю.
— Ну да, долго… Вот сожжет тебя кто-нибудь — и все.
— Сама-то в это веришь? — усмехнулась я. — Пока он ко мне подойдет — я его давно подчиню, ну а если все ж подойдет — то одно мое прикосновение — и он гниющий труп. Я неуязвима, детка!
— Не говори гоп, пока не перепрыгнешь, — посоветовала она.
— Ладно, не будем спорить, — примиряюще сказала я. — Ночь на исходе, надо дело делать. Я к чему завела разговор — о вампиризме? Клыки у меня растут по моему желанию. Раз это тебе незнакомо — то тогда вспомни, что в голову парня ты смогла без проблем попасть, без всяких объяснений и уроков, так?
— Ну, — кивнула она.
— И разложение далось просто. Таким образом, я думаю, что и с проникновением в сон та же история. Давай попробуем пожелать войти в сон кого-то, что спит в этом доме. И возможно — сможем заставить открыть дверь.
— Чепуху ты говоришь! Надо же видеть человека! — видно было, что Лариска говорит это чисто из вредности.
Я пожала плечами, закрыла глаза и очень-очень захотела войти в чей-то сон. Глядя сквозь веки на неприступный коттедж, я искала, отчаянно искала чужой сон… И вскоре передо мной как в калейдоскопе