этом?
- Нет.
Они снова быстро пошли под непрерывным дождем.
- Свечи тоже мерзость, но все-таки лучше, чем факелы. Или, знаете, лучина. Слыхали про такое - лучина?
- Нет, - сказал Званцев.
- Есть такая песня: «Догорай, моя лучиночка». Я всегда думал, что лучина - это какой-то генератор.
- Теперь я понимаю, откуда этот дождь, - сказал Званцев помолчав. - То есть я понимаю, почему выключены микропогодные установки.
- Нет, нет, - сказал оператор, - микропогодные установки - это само собой, а дождь нам гонят специально с Ветряного Кряжа. Там есть континентальная установка.
- Зачем это? - спросил Званцев.
- Закрываемся от прямого солнечного излучения.
- А разряды в тучах?
- Тучи приходят пустые, их разряжают по дороге. Вообще опыт получился гораздо грандиознее, чем мы сначала думали. У нас собрались все специалисты по биокодированию. Со всего мира. Пятьсот человек. И все равно мало. И весь Северный Урал работает на нас.
- И пока все благополучно? - спросил Званцев.
Оператор промолчал.
- Вы меня слышите? - спросил Званцев.
- Я не могу вам ответить, - сказал Михайлов неохотно. - Мы надеемся, что все идет как надо. Принцип проверен, но это первый опыт с человеком. Сто двадцать триллионов мегабит информации, и ошибка в одном бите может многое исказить.
Михайлов замолчал, и они долго шли не говоря ни слова. Званцев не сразу заметил, что они идут через поселок. Поселок был пуст. Слабо светились матовые окна коттеджей, а в окнах было темно. За ажурными изгородями в мокрых кустах чернели кое-где распахнутые ворота гаражей.
Оператор забыл про Званцева. «Еще часов шесть, и все будет кончено, - думал он. - Я вернусь домой и завалюсь спать. Великий Опыт будет закончен. Великий Окада умрет и станет бессмертным. Ах как красиво! Но пока не придет время, никто не скажет, удался ли опыт. Даже сам Каспаро. Великий Каспаро, Великий Окада, Великий Опыт! Великое Кодирование. - Михайлов потряс головой - привычная тяжесть снова ползла на глаза, заволакивая мозг. - Нет-нет, надо думать. Валерио Каспаро сказал, что надо начинать думать уже сейчас. Все должны думать, даже операторы, хотя мы слишком мало знаем. Но Каспаро сказал, что думать должны все. Валерио Каспаро, в просторечии Валерий Константинович. Забавно, когда он работает, работает и вдруг скажет на весь зал: 'Достаточно, посидим немного, тупо глядя перед собой!' Эту фразу он где-то вычитал. Если в этот момент спросить его о чем-нибудь, он скажет: 'Юноша, вы же видите. Не мешайте мне сидеть, тупо глядя перед собой…' Опять я не о том думаю! Итак, прежде всего поставим задачу. Дано: комплекс физиологических нейронных состояний (говоря по-простому - живой мозг) жестко кодируется по третьей системе Каспаро-Карпова на кристаллическую квазибиомассу. При должной изоляции жесткий код на кристаллической квазибиомассе сохраняется при нормальном уровне шумов весьма долго, - время релаксации кода составляет ориентировочно двенадцать тысяч лет. Времени достаточно. Требуется найти: способ перевода кода биомассы на живой мозг, то бишь на комплекс физиологических функционирующих нейронов в нуль-состояниях. Кстати, для этого требуется еще и живой мозг в нуль-состоянии, но для такого дела люди всегда находились и найдутся - например, я… Эх, все равно не разрешат. О живом мозге Каспаро и слышать не хочет. Вот чудак! Сиди теперь и жди, пока ленинградцы построят искусственный. Вот… Короче говоря, мы закодировали мозг Окада на кристаллическую биомассу. Мы имеем шифр мозга Окада, шифр мыслей Окада, шифр его 'я'. И теперь требуется найти способ перенести этот шифр на другой мозг. Пусть искусственный. Тогда Окада возродится. Зашифрованное «я» Окада снова станет действующим, настоящим «я». Вопрос: как это сделать? Как?… Хорошо бы догадаться прямо сейчас и порадовать старика. Каспаро думает об этом четверть века. Прибежать к нему в мокром виде, как Архимед, и возопить: «Эврика!» - Михайлов споткнулся и чуть не уронил факел.
- Что с вами? - сказал Званцев. - Вы опять засыпаете?
Михайлов посмотрел на него. Званцев шагал, подняв капюшон, засунув руки под плащ. Лицо его в красном бегающем свете казалось очень длинным и очень жестким.
- Нет, - сказал Михайлов. - Я думаю. Я не сплю.
Впереди замаячила какая-то темная груда. Они шли быстро и скоро догнали большой грузовик, который медленно тащился по шоссе. Званцев не сразу понял, что грузовик идет с выключенным двигателем. Его волокли два здоровенных мокрых верблюда.
- Эй, Санька! - крикнул оператор.
Щелкнула дверь кабинки, высунулась голова, повела блестящими глазами и скрылась.
- Чем могу? - спросили из кабинки.
- Дай шоколадку, - сказал Михайлов.
- Возьми сам, не хочется вылезать. Мокро.
- И возьму, - бодро сказал Михайлов и куда-то скрылся вместе с факелом.
Стало очень темно. Званцев пошел рядом с грузовиком, приноравливаясь к верблюдам. Верблюды еле плелись.
- Быстрей они не могут? - проворчал он.
- Они, подлые, не хотят, - сказал голос из кабины. - Я пробовал лупить их палкой, но они только плюются. - Голос помолчал и добавил: - Четыре километра в час. И заплевали мне плащ. Водитель тяжело вздохнул и вдруг завопил:
- Эй, залетные! Но, н-но-о, или как там вас!
Верблюды пренебрежительно засопели.
- Вы бы отошли в сторонку, - посоветовал водитель. - Впрочем, сейчас они, кажется, ничего.
Понесло нефтью, и рядом снова появился Михайлов. Факел его чадил и трещал.
- Пойдемте, - сказал он. - Теперь уже близко.
Они легко обогнали упряжку, и скоро по сторонам дороги появились невысокие темные строения. Приглядевшись, Званцев увидел впереди в темноте огромное здание - черный провал в черном небе. В окнах кое-где слабо моргали желтые огоньки.
- Смотрите, - шепотом сказал Михайлов. - Видите, по сторонам дороги - блоки?
- Ну? - сказал Званцев тоже шепотом.
- В них квазибиомасса. Здесь он будет храниться.
- Кто?
- Мозг, - прошептал Михайлов. - Мозг!
Они вдруг свернули и вышли прямо к подъезду здания института. Михайлов откатил тяжелую дверь.
- Заходите, - сказал он. - Только не шумите, пожалуйста.
В вестибюле было темно, прохладно и странно пахло. На большом столе посередине мигало несколько толстых оплывающих свечей, стояли тарелки и большая суповая кастрюля. Тарелки были грязные. В корзинке лежали высохшие куски хлеба. При свечах было плохо видно. Званцев сделал несколько шагов, зацепился плащом за стул, и стул повалился со стуком.
- Ай! - вскрикнул кто-то сзади. - Толя, это ты?
- Я, - сказал Михайлов.
Званцев оглянулся. В углу вестибюля стояла красноватая полутьма, и, когда Михайлов с факелом прошел туда, Званцев увидел девушку с бледным лицом. Она лежала на диване, закутавшись во что-то черное.
- Ты принес чего-нибудь вкусненького? - спросила девушка.
- Санька везет, - ответил Михайлов. - Хочешь шоколадку?
- Хочу.
Михайлов стал, мотая факелом, рыться в складках плаща.
