Она, конечно, захихикала и продолжала:
- А вот тут живет Сус. Он рыбарь. Вот это парень!
- Рыбарь? - сказал я. - И чем же занимается, этот Сус-рыбарь?
- Рыбарит. Что делают рыбари? Рыбарят! Или вы спрашиваете, где он служит?
- Нет, я спрашиваю, где он рыбарит.
- В метро… - Она вдруг запнулась. - Слушайте, а вы сами не рыбарь?
- Я? А что, заметно?
- Что-то в вас есть, я сразу заметила. Знаем мы этих пчелок, которые кусают в спину.
- Неужели?
Она взяла меня под руку.
- Расскажите что-нибудь, - сказала она, подлащиваясь. - У меня никогда не было знакомых рыбарей. Вы ведь мне что-нибудь расскажете?
- А как же… Рассказать про летчика и корову?
- Нет, правда…
- Какой жаркий вечер! - сказал я. - Хорошо, что вы сняли с меня пиджак.
- Все равно ведь все знают. И Сус рассказывает, и другие…
- Вот как? - спросил я с интересом. - И что же рассказывает Сус?
Она сразу отпустила мою руку.
- Я сама не слыхала… Девчонки рассказывали.
- И что же рассказывали девчонки?
- Ну… мало ли что… Может быть они, врут все. Может, Сус вовсе тут ни при чем…
- Гм… - сказал я.
- Ты только не подумай про Суса, он хороший парень и очень молчаливый.
- Чего ради я стану думать про Суса? - сказал я, чтобы ее успокоить. - Я его и в глаза не видел.
Она опять взяла меня под руку и с энтузиазмом сказала, что сейчас мы выпьем.
- Сейчас самое время нам с тобой выпить, - сказала она.
Она уже прочно была со мной на «ты». Мы свернули за угол и вышли на магистраль. Здесь было светлее, чем днем. Сияли лампы, светились стены, разноцветными огнями полыхали витрины. Это был, вероятно, один из кругов Амадого рая. Но я представлял себе все это как-то иначе. Я ожидал ревущие оркестры, кривляющиеся пары, полуголых и голых людей. А здесь было довольно спокойно. Народу было много, и, по-моему, все были пьяны, но все были отлично и разнообразно одеты, и все были веселы. И почти все курили. Ветра не было ни малейшего, и волны сизого табачного дыма качались вокруг ламп и фонарей, как в накуренной комнате. Вузи затащила меня в какое-то заведение, высмотрела знакомых и удрала, пообещав найти меня позже. Народ в заведении стоял стеной. Меня прижали к стойке, и я опомниться не успел, как проглотил рюмку горькой. Пожилой коричневый дядя с желтыми белками гудел мне в лицо:
- …Куэн повредил ногу, так? Брош пошел в артики и теперь никуда не годен. Это уже трое, так? А справа у них нет никого, Финни у них справа, а это еще хуже, чем никого. Официант он, вот и все. Так?
- Что вы пьете? - спросил я.
- Я вообще не пью, - с достоинством ответил коричневый, дыша сивухой. - У меня желтуха. Слыхали про такое?
Позади меня кто-то сверзился с табурета. Шум то стихал, то усиливался. Коричневый, надсаживаясь, выкрикивал историю про какого-то типа, который на работе повредил шланг и чуть не умер от свежего воздуха. Понять что-нибудь было трудно, потому что разнообразные истории выкрикивались со всех сторон.
- …Он, дурак, успокоился и ушел, а она вызвала грузотакси, погрузила его барахло и велела свезти за город и там все вывалить.
- …А я твой телевизор к себе и в сортир не повешу. Лучше «Омеги» все равно ничего не придумать, у меня есть сосед, инженер, он так прямо и говорит. Лучше, говорит, «Омеги» ничего не придумать…
- …Так у них свадебное путешествие и закончилось. Вернулись они домой, отец его в гараж заманил - а отец у него боксер - и там его исхлестал, ну, до потери сознания, врача потом вызывали…
- …Ну ладно, взяли мы на троих… А правило у них, знаешь, какое: бери все, что захочешь, но сглотай все, что берешь. А он уже завелся. Берем, говорит, еще… А они уже ходят рядом и смотрят… Ну, думаю, хватит, пора рвать когти…
- …Деточка, да я бы с твоим бюстом горя бы не знал, такой бюст раз на тысячу встречается, ты не думай, что я тебе комплименты говорю, я этого не люблю…
На опустевший табурет рядом со мной вскарабкалась поджарая девчонка с челкой до кончика носа и принялась стучать кулачками по стойке, крича: «Бармен! Бармен! Пить!» Гомон опять немного стих, и я услышал, как позади двое переговариваются трагическим полушепотом: «А где достал?» - «У Бубы. Знаешь Бубу? Инженер…» - «И что, настоящий?» - «Жуть, сдохнуть можно!» - «Там еще таблетки какие-то нужны…» - «Тихо, ты…» - «Да ладно, кто нас слушает… Есть у тебя?» - «Буба дал один пакетик, он говорит, это в любой аптеке навалом… Во, смотри…» Пауза. «Де… Девон… Что это такое?» - «Лекарство какое-то, почем я знаю…» Я обернулся. Один был краснощекий, в расстегнутой до пупа рубашке, с волосатой грудью. А другой был какой-то изможденный, с пористым носом. Оба смотрели на меня.
- Выпьем? - предложил я.
- Алкоголик, - сказал пористый нос.
- Не надо, не надо, Пэт, - сказал краснощекий. - Не заводись, пожалуйста.
- Если нужен «Девон», могу ссудить, - громко сказал я.
Они отшатнулись. Пористый нос принялся осторожно озираться. Краем глаза я заметил, что несколько лиц повернулись в нашу сторону и выжидательно застыли.
- Пошли, Пэт, - сказал вполголоса краснощекий. - Пошли, ну его совсем.
Кто-то положил руку мне на плечо. Я оглянулся и увидел загорелого красивого мужчину с мощными мышцами.
- Да? - сказал я.
- Приятель, - сказал он доброжелательно, - брось ты это дело. Брось, пока не поздно. Ты «носорог»?
- Я гиппопотам, - сострил я.
- Не нужно, я серьезно. Тебя, может, побили?
- До синяков.
- Ладно, не расстраивайся. Сегодня тебя, завтра ты… А «Девон» и все прочее - это дрянь, ты мне уж поверь. Много на свете дряни, а это уж всем дряням дрянь, понимаешь?
Девочка с челкой посоветовала мне:
- Тресни ему по зубам, чего он суется… Шпик паршивый…
- Налакалась, дура, - спокойно сказал загорелый и повернулся к нам спиной. Спина у него была огромная, обтянутая полупрозрачной рубашкой и вся в круглых буграх мускулов.
- Не твое дело, - сказала девочка ему в спину. Затем она сказала мне: - Слушай, друг, позови бармена, я никак не докричусь.
Я отдал ей свой стакан и спросил:
- Чем бы заняться?
- А, сейчас все, пойдем, - ответила девочка. Проглотив спиртное, она сразу осоловела. - А заняться - это как повезет. Не повезет, так никуда не пробьешься. Или деньги нужны, если к меценатам. Ты приезжий, наверное? У нас эту горькую никто не пьет. Как там у вас, рассказал бы… Не пойду я сегодня никуда, если в Салон. Настроение паршивое, ничего не помогает… Мать говорит: заведи ребенка. А ведь тоже скука, на что он мне сдался…
Она закрыла глаза и опустила подбородок на сплетенные пальцы. Вид у нее был какой-то наглый и обиженный одновременно. Я попытался ее расшевелить, но она перестала обращать на меня внимание и вдруг снова принялась орать: «Бармен! Пи-ить! Ба-армен!» Я поискал глазами Вузи. Ее нигде не было видно. Кафе стало пустеть. Все куда-то заспешили. Я тоже слез с табурета и вышел. По улицам потоком шли
