- Пожалуй, - сказал он. - Капитан хотел быть звездолетчиком, и он стал звездолетчиком.
- Ага, - сказал Костылин. - А Атос все-таки больше биолог, чем звездолетчик.
- Зато какой биолог! - Поль поднял палец. - Честное слово, я хвастаюсь, что дружил с ним в школе.
- Я тоже хвастаюсь, - согласился Костылин. - Но подожди пяток лет, и мы будем хвастаться дружбой с Капитаном.
- Да, - сказал Поль. - А вот я мотаюсь, как жесть на ветру. Все хочется попробовать. Ты вот ругался, что я не пишу. - Он со вздохом поставил кружку. - Не могу я писать, когда чем-нибудь занят. Неинтересно мне писать. Пока работаешь над темой, неинтересно писать, потому что все впереди. А когда кончаешь - неинтересно писать, потому что все позади… И не знаешь, что впереди. Знаешь, Лин, у меня все как-то по-дурацки получается. Вот я четыре года работал по теоретической сервомеханике. Мы вдвоем с одной девчонкой решали проблему Чеботарева - помнишь, нам учитель рассказывал? Решили, построили два очень хороших регулятора… В девчонку эту я несчастным образом влюбился… А потом все кончилось и… все кончилось.
- То есть вы не поженились? - сочувственно сказал Лин.
- Да не в этом дело. Просто у других людей, когда они работают, всегда возникают какие-то новые идеи, а у меня нет. Работа кончена, и больше мне неинтересно. За эти десять лет я переменил четыре специальности. А сейчас опять без идей. Дай, думаю, разыщу Сашку…
- Правильно! - басом сказал Лин. - Я тебе дам двадцать идей!
- Дай, - вяло сказал Поль. Он помрачнел и погрузил нос в кружку.
Лин с задумчивым интересом смотрел на него.
- Не заняться ли тебе эндокринологией? - предложил он.
- Можно эндокринологией, - сказал Поль. - Только слово уж очень трудное. И вообще, все эти идеи - сплошное томление духа.
Лин вдруг сказал вне видимой связи с предыдущим:
- Я скоро женюсь.
- Здорово! - сказал Поль печально. - Только не надо мне рассказывать скучными словами о своей счастливой любви. - Он оживился. - Счастливая любовь вообще скучна, - заявил он. - Это понимали еще древние. Никакого настоящего мастера идея счастливой любви не привлекала. Несчастная любовь всегда была самоцелью великих произведений, а счастливая в лучшем случае - фоном.
Лин с сомнением поддакнул.
- Настоящая глубина чувств присуща только неразделенной любви, - продолжал Поль воодушевленно. - Несчастная любовь делает человека активным, а счастливая умиротворяет, духовно кастрирует.
- Не огорчайся, Полли, - сказал Лин, - это все пройдет. Ведь несчастная любовь хороша тем, что она обычно коротка… Давай я тебе еще морса налью.
- Нет, Саша, - сказал Поль, - я думаю, это надолго. Ведь уже два года прошло. Она меня, наверное, и не помнит, а я… - Он посмотрел на Лина. - Ты извини, Саша, я понимаю, это очень противно, когда тебе плачут в жилетку. Только очень уж это все безысходно. Мне, понимаешь, здорово не везет в любви.
Лин кивнул беспомощно.
- Хочешь, я соединю тебя с учителем? - нерешительно спросил он.
Поль помотал головой и сказал:
- Нет. Я в таком виде с учителем говорить не хочу. Срамиться только…
- М-да… - сказал Лин и подумал: «Что верно, то верно. Учитель терпеть не может несчастненьких…» Он подозрительно посмотрел на Поля. А не играет ли хитроумный Полли в несчастненького? Кушал он хорошо, приятно было смотреть, как кушал. И гласность любит по- прежнему.
- А помнишь проект «Октябрь»? - спросил Лин.
- Еще бы! - Поль снова оживился. - А ты понял, почему план провалился?
- Ну… как тебе сказать… Молодые были…
- Эх ты! - сказал Поль. Он развеселился. - Ведь учитель нас нарочно на Вальтера натравил! А потом провалил нас на экзамене…
- На каком экзамене?
- Виу, Сашка! - закричал Поль в восторге. - Капитан был прав - ты единственный, кто ничего не понял!
Костылин медленно осознавал.
- Да, конечно… - сказал он. - Нет, почему же? Я просто забыл. А помнишь, как Капитан испытывал нас на перегрузки?
- Это когда ты шоколадом объелся? - сказал Поль ехидно.
- А помнишь, как испытывали горючее для ракет? - поспешно вспомнил Лин.
- Да, - мечтательно сказал Поль. - Вот грохнуло!
- Шрам у меня до сих пор, - с гордостью сказал Лин. - Вот, пощупай. - Он повернулся к Полю спиной.
Поль с удовольствием пощупал.
- Хорошие мы были ребята, - сказал он. - Славные. А помнишь, как на общей линейке мы изобразили стадо ракопауков?
- Ух шумно было! - вскричал Лин.
Это было поистине сладостное воспоминание.
Поль вдруг вскочил и с необыкновенной живостью изобразил ракопаука. Отвратительный скрежещущий вой многоногого чудовища, пробирающегося через джунгли страшной Пандоры, огласил окрестности. И, словно в ответ, издалека донесся глубокий ревущий вздох. Поль испуганно замер.
- Это еще что? - спросил он.
Лин хохотнул.
- Эх ты, паук! Это коровы!
- Какие еще коровы? - с негодованием спросил Поль.
- Мясные, - объяснил Лин. - Изумительно вкусны в жареном и вареном виде.
- Слушай, Лин, - сказал Поль, - это достойные противники. Я хочу на них посмотреть. И вообще, я хочу посмотреть, что у вас тут делается.
Лицо Лина стало скучным.
- Брось ты, Полли, - сказал он. - Коровы как коровы. Давай посидим еще немножко. Я тебе морса принесу. А?
Но было уже поздно. Поль преисполнился энергии.
- Неизвестность зовет нас. Вперед, к мясным коровам, которые бросают вызов ракопаукам! Где моя рубашка? Какой-то племенной бык обещал мне чистую рубашку!
- Полли, Полли! - увещевал Лин. - Дались тебе эти коровы! Пойдем лучше в лабораторию.
- Я септический, - заявил Поль. - Не хочу в лабораторию. Хочу к коровам.
- Они тебя забодают, - сказал Лин и осекся. Это была ошибка.
- Правда? - сказал Полли с тихим восторгом. - Рубашку. Красную. Я устрою корриду.
Лин в отчаянии хлопнул себя ладонями по ляжкам.
- Вот навязался на мою голову!… Ракоматадор!
Он встал и направился к дому. Когда он проходил мимо Поля, Поль встал на цыпочки, выгнулся и с большим изяществом проделал полуверонику. Лин замычал и боднул его в живот.
Увидев коров, Поль сразу понял, что корриды не будет. Под ярким горячим небом через густую, в рост человека, сочную траву уходящей за горизонт шеренгой медленно двигались исполинские пятнистые туши. Шеренга въедалась в мягкую зелень равнины, черная дымящаяся земля без единой травинки оставалась за нею. Устойчивый электрический запах висел над равниной - пахло озоном, горячим черноземом, травой и свежим навозом.