растение в Англии, не замечая, но его можно увидеть только в садах».

«Оно редкое или что-то в этом роде?»

«Нет, но просто интересно, что ты его нашла здесь. Это критское растение, отсюда и название dictamnus. Оно впервые было найдено именно здесь, в Дикте».

«В Дикте? В месте рождения Зевса! Фрэнсис, это волнует!»

«A origanum означает „радость гор“. Не потому, что так уж интересно на нее смотреть, но из-за ее свойств. Греки и римляне использовали ее как лекарственную траву, как краску и для запаха. Они также называли ее 'трава счастья' и короновали ею новобрачных. Мило, не правда ли?»

«Да, мило. Ты только сейчас выискала все это в справочнике, чтобы произвести на меня впечатление?»

«Конечно. – Она засмеялась и взяла книгу, которая лежала возле нее на столе. – Это книга о диких цветах Греции, и она цитирует некоторые довольно милые вещи. Здесь много о душице. Материал взят из меди­цинской книги Греции первого столетия, написанной Диоскоридом. Это восхитительный перевод семнадцато­го века. Послушай. – Она перевернула страницу и нашла это место. – „Dictamnus, который некоторые назы­вают Pulegium Silvestre, а некоторые Embactron, неко­торые Beluocas, некоторые Artemidion, некоторые Emphemeron, некоторые Eldian, некоторые Belotocos, некоторые Dorcidium, некоторые Elbunium – это крит­ская трава, грубая, ровная, похожая на Pulegium. Но у нее листья больше, пушистые, и похожи на шерсть, она не цветет и не плодоносит, а все, что дает Sative Pulegium, но намного сильнее, ибо не только опьяняет, но и, будучи приложена и принята внутрь, исторгает мертвых эмбрионов. И говорят также, что на Крите убивают козлов стрелами, отравленными этой травой… Вырывайте ее свежей… Она также вызывает преждевре­менные роды, и ее сок пьют с вином, чтобы помочь от ожогов и укусов змей… Но если капнуть ее соком на рану, она немедленно заживает“. Что с тобой?»

«Ничего. Я только думала, используют ли все еще критяне эту траву для лечения. Я имею в виду, как лекарство для всех случаев жизни от абортов до укусов змей».

«Очень даже вероятно. У них есть знания, переходя­щие в веках, время тут ни при чем. А, да, итак, это – „радость гор“. – Она взяла цветок у меня и снова поставила в воду. – Я полагаю, ничего особенного, но было бы интересно увидеть, как он действительно рас­тет. Ты помнишь, где ты его сорвала?»

«О, Боже, не уверена. – Мы с Лэмбисом, так сказать, паслись на ходу, как олени. – Могу определить это место с точностью до двух квадратных миль. Очень крутой склон, – добавила я очень добрым голосом, – примерно поднимаешься на метр за три шага, а время от времени перпендикулярно. Не желала бы ты… я имею в виду, ты действительно хочешь посмотреть?» План Марка о нашем отъезде жужжал у меня в голове, как дурное предзнаменование. Бедная Фрэнсис. Трудно ее будет увезти. И какая опасность, какая явная опасность может быть?

«Я бы очень хотела». – Фрэнсис смотрела слегка озадаченно.

«Я… постараюсь вспомнить, где это», – сказала я.

Она задержала на мне взгляд и быстро встала. «Ну, пойдем есть. Ты выглядишь усталой, как собака. Тони обещал осьминога, что, как он говорит, является деликатесом, неизвестным даже в лучших ресторанах Лон­дона».

«Что вполне естественно».

«О? Дорогая. Ну, любой опыт ценен. Дай мне поли­этиленовые пакеты, а? Другие растения не жаль, но я хочу сохранить душицу. Посмотрю потом на нее».

«О Боже, забыла. Я же взяла их из твоей комнаты, но положила в карман куртки, а затем спустилась без нее. Сейчас принесу».

«Не беспокойся. Ты сегодня достаточно потрудилась. Это подождет».

«Нет, действительно на это уйдет только секунда». Когда мы пересекали холл, в дверях кабинета Стратоса мелькнула София с моими туфлями в руках. Должно быть, она закончила свои дела наверху, поэтому я не наткнусь на нее снова, и очень хорошо. Несмотря на возражения Фрэнсис, я оставила ее у двери ресторана и побежала наверх в свою комнату. София убрала ее очень чисто. Моя куртка висела за дверью, сброшенное платье – на спинке стула, полотенца сложены и покры­вало снято с постели. Пакетов в первом кармане не оказалось, но я нашла их в другом и побежала вниз.

Обед был великолепен, и даже осьминог выдержал испытание, когда мы ели его под явно тревожным над­зором Тони. Молодая баранина, которая последовала за ним, тоже была великолепна, хотя я никогда не мири­лась с тем, чтобы есть нежные суставы детеныша, кото­рый еще сосал мать. «Им нельзя пастись, – сказала я, когда увидела, что Фрэнсис опечалилась. – Здесь нет пастбищ, чтобы дать им вырасти. И если останешься в Греции на Пасху, боюсь, тебе придется привыкнуть к зрелищу, когда пасхального ягненка везет вся семья, чтобы съесть его. Дети обращаются с ним, как с любим­цем, играют с ним и любят его. Затем ему перерезают горло, семья плачет и весело пирует».

«Но это же ужасно! Это как предательство!»

«Ну, в конце концов это то, что этот ягненок симво­лизирует».

«Пожалуй. Но разве нельзя использовать наши сим­волы, хлеб и вино?»

«Они используют. Но жертва на Пасху в их собствен­ном доме… ну, обдумай. Я всегда думала, как ты, и все еще ненавижу смотреть на то, как едут домой ягнята и телята на свою смерть в Страстную Пятницу. Но разве это не лучше в миллион раз того, как мы это делаем дома, как бы гуманны мы ни старались быть? Вот, ягненка пестуют, он не подозревает и счастлив, скачет с детьми, как маленькая собачка. До тех пор, пока у его горла не появляется нож, он даже не подозревает, что умрет. Разве это не лучше, чем грязные грузовики, набитые животными, которых беспорядочно сваливают на бойню в понедельник и четверг. Там они чувствуют запах крови и страха, и должны ждать своей очереди на месте, которое просто источает смерть?»

«Да. Конечно, да. – Она вздохнула. – Ну, я не так уж плохо чувствую себя, и получила от этой еды удоволь­ствие. Вино довольно хорошее. Как, ты сказала, оно называется?»

«Король Миноса».

«Тогда выпьем за траву счастья».

«За нее и за волосатого Лэнгли… Ой!»

«А что теперь?»

«Только что вспомнила, где нашла ее, твою душицу».

«О? Хорошо. Надеюсь, это такое место, куда я могу добраться».

Я медленно сказала: «Думаю, да. Она фактически росла у старой церкви. Даже на ней. И я уверена, что есть место, где ее больше, и откуда ее занесло».

«Хорошо. Я бы очень хотела увидеть, как она растет. Ты сказала, что там приличная тропа?»

«Туда есть тропа, но я бы не назвала ее приличной. Местами она очень неровная. Но если смотреть под ноги, то все будет в порядке. Все равно… – Я улыбнулась, мое нелогичное чувство вины затихало, – будет намного легче и веселее поплыть туда на лодке. Недале­ко от церкви есть старая пристань. На днях возьмем каяк, поплывем вдоль берега и оттуда пойдем прямо в горы». – Я благодарно думала, что сейчас не нужно чувствовать перед Фрэнсис вину за то, что утащу ее отсюда утром. Мы можем взять машину из Ираглиона в Агиа Галлини и оттуда нанять каяк, и я покажу ей точное место, где Колин сорвал душицу со стены старой церквушки.

«Устроим это, – сказала Фрэнсис, – но через день или два. Думаю, ты не захочешь пойти в то же самое место завтра. О, Тони, пожалуйста, можно нам попить кофе на террасе? Если ты готова, Никола?..»

«Думаю, возьму куртку. – Сказала я поднявшись. – Дай свое сокровище, я поставлю его в безопасное место».

Я очень осторожно положила на стол полиэтиленовый пакет с бесценным растением и сняла куртку за дверью. Что-то тяжелое в одном из карманов ударилось об угол стола и издало глухой звук. Я засунула руку и нащупа­ла твердый металл. Тонкое, острое лезвие ножа. Холод­ное очертание встретило мою ладонь, как легкий электрический шок. Вспомнила. Вынула из кармана и по­смотрела. Конечно, нож Лэмбиса. Тот, который я отняла у него во время трагикомической стычки в разрушенной церкви. Надо было вернуть. Ну, это еще можно сделать, когда осуществится мое веселое «до встречи в Афинах». Я повернулась, чтобы спрятать нож в чемодан, когда то, что пришло мне в голову, заставило меня застыть на месте с

Добавить отзыв
ВСЕ ОТЗЫВЫ О КНИГЕ В ИЗБРАННОЕ

0

Вы можете отметить интересные вам фрагменты текста, которые будут доступны по уникальной ссылке в адресной строке браузера.

Отметить Добавить цитату