Жужжащий шум тосевитских самолетов Атвар много раз слышал в записях, но редко – в действительности. Он повернул один глаз в сторону окна своей резиденции. Вскоре он смог разглядеть, как неуклюжая, окрашенная в желтый цвет машина медленно поднимается в небо.
– Это что, последний из них? – спросил он.
– Да, благородный адмирал, на этом улетает Маршалл, представитель не-империи Соединенные Штаты, – ответил Золрааг.
– Переговоры окончены, – сказал Атвар. Это прозвучало неуверенно. – Мы находимся в состоянии мира и занимаем большие части Тосев-3.
«Неудивительно, что я говорю так неуверенно, – подумал он. – Мы добились мира, но не завоевания. Кто мог представить такое, когда мы улетали?»
– Теперь мы будем ожидать прибытия флота колонизации, благородный адмирал, – сказал Золрааг. – С его прибытием и с постоянным нахождением Расы на Тосев-3 начнется вхождение всего этого мира в Империю. Оно пройдет медленнее и с большим трудом, чем мы представляли себе до прихода сюда, но это должно быть сделано.
– Я тоже так считаю, и поэтому я согласился остановить проявление враждебности в крупных масштабах в настоящее время, – сказал Атвар.
Он повернул один глаз к Мойше Русецкому, который все еще стоял, глядя, как самолет Больших Уродов исчезает вдали. Адмирал попросил Золраага:
– Переведите ему то, что вы только что сказали, и узнайте его мнение.
– Будет исполнено, – сказал Золрааг, прежде чем переключиться с языка Расы на уродливое гортанное хрюканье, которое он использовал, разговаривая с тосевитом.
Русецкий, отвечая, выдал еще больше хрюкающих звуков. Золрааг превратил их в слова, которые можно было понять:
– Его ответ кажется мне не вполне уместным, благородный адмирал. Он выражает облегчение, что представитель Германии отбыл, не втянув Расу и тосевитов в новую войну.
– Я признаюсь, что и сам испытываю некоторое облегчение, – сказал Атвар. – После того громкого заявления, которое сделал Большой Урод и которое оказалось либо блефом, либо эффектным примером германской некомпетентности – наши аналитики по-прежнему не имеют общего мнения, – я действительно ожидал возобновления войны. Но, очевидно, тосевиты решили поступить более рационально.
Золрааг перевел это Русецкому, выслушал ответ и открыл рот от изумления.
– Он говорит, что ожидать от Германии рационального поступка – то же самое, что ожидать хорошей погоды в середине зимы: да, она может стоять день или два, но большую часть времени она вас будет разочаровывать.
– Если вы будете ожидать чего-то от тосевитов или от тосевитской погоды, то большую часть времени вы действительно проживете в разочаровании. Не надо это переводить, – прокомментировал главнокомандующий.
Русецкий смотрел на него так, что можно было подумать, что тот встревожен: Большой Урод как будто немного знал язык Расы. Атвар мысленно пожал плечами: Русецкий давно узнал его мнение о тосевитах. Он сказал:
– Скажите ему, что раньше или позже его народ придет под власть Императора.
Золрааг деловито перевел. Русецкий не отвечал. Вместо этого он подошел к окну и снова посмотрел в него. Атвар почувствовал раздражение: тосевитский самолет давно исчез из виду. Но Русецкий продолжал смотреть сквозь стекло и ничего не говорил.
– Что он делает? – утратив терпение, рассердился Атвар. Золрааг перевел вопрос. Мойше Русецкий ответил:
– Я смотрю через Нил на пирамиды.
– Зачем? – спросил Атвар, все еще рассерженный. – Почему вас интересуют эти – что это такое? – эти большие похоронные монументы, так ведь? Они массивны, да, согласен, но они варварские, даже по тосевитским меркам.
– Мои предки были рабами в этой стране три, а может быть, четыре тысячи лет назад, – ответил ему Русецкий. – Может быть, они помогали возводить пирамиды. Так говорится в наших легендах, хотя я не знаю, правда ли это. Кто вспоминает теперь о древних египтянах? Они были могущественны, но они исчезли. Мы, евреи, были рабами, но мы по-прежнему здесь. Откуда вы можете знать, что разовьется из того, что есть сейчас?
Теперь у Атвара от удивления открылся рот.
– Тосевитские претензии на античность всегда вызывают у меня смех, – сказал он Золраагу. – Если послушать, как Большой Урод говорит о трех или четырех тысячах лет – это шесть или восемь тысяч наших, – так это большой исторический период. Мы к этому времени уже поглотили и Работев, и Халесс, и некоторые из нас уже думали о планетах звезды Тосев. В истории Расы это случилось всего лишь позавчера.
– Истинно так, благородный адмирал, – ответил Золрааг.
– Конечно, истинно, – сказал Атвар, – и вот поэтому мы в конце будем торжествовать по случаю нашего поселения здесь, несмотря на противостояние, вызванное неожиданным технологическим прорывом Больших Уродов. Мы довольствуемся в продвижении вперед по одному малому шагу каждый раз. А здесь целая тосевитская цивилизация, как только что сказал Русецкий, двинулась вперед, по обычаю Больших Уродов, сломя голову – и потерпела огромное поражение. У нас нет таких трудностей, не будет и в дальнейшем. Мы обосновались, пусть даже всего лишь на части этого мира. С прибытием флота колонизации наше присутствие станет неопровержимо постоянным. И нам останется дождаться очередного тосевитского коллапса культуры, распространить наше влияние на области, где он произойдет, повторяя этот процесс, пока на этой планете не останется ни одного места, не подконтрольного Империи.
– Истинно, – повторил Золрааг. – Из-за тосевитских сюрпризов флот вторжения может не выполнить все, что предусматривал план, составленный на Родине. – Вряд ли Кирел мог быть более осторожным и дипломатичным, выражая эту мысль. – Однако завоевание продолжится, как вы сказали. В конце концов, какое будет иметь значение, если на это понадобятся поколения, а не дни?
– В конце концов это не имеет никакого значения, – ответил Атвар. – История на нашей стороне.
Вячеслав Молотов кашлянул. Последний Т-34 уже давно прогрохотал по Красной площади, но воздух был по-прежнему насыщен дизельными выхлопами. Если Сталин даже и ощущал дискомфорт, то не подавал виду. Он хмыкнул с доброй улыбкой:
– Что ж, Вячеслав Михайлович, это был не совсем Парад Победы, не такой, какого мне бы хотелось в ознаменование победы над гитлеровцами, но он будет, он будет.
– Несомненно, товарищ генеральный секретарь, – сказал Молотов.
Один раз в своей жизни Сталин допустил ошибку, недооценив ситуацию. Когда Молотов отправился в Каир, в глубине души он ждал провала миссии – из-за непримиримой позиции, которую он по требованию Сталина должен был там занять. Но если, разгадывая намерения Гитлера, Сталин чудовищно ошибся, то действия ящеров он просчитал правильно.
– Ящеры в точности соблюдают соглашение, к которому вы их вынудили, – сказал Сталин. Военные демонстрации вроде сегодняшней приносили ему такую же радость, как мальчишке, играющему с оловянными солдатиками. – Они убрались с советской земли, за исключением территории бывшей Польши, которую они выбрали, чтобы закрепиться. И здесь, товарищ комиссар иностранных дел, я вашей ошибки не нахожу.
– За что я благодарю вас, Иосиф Виссарионович, – ответил Молотов. – Лучше иметь общие границы с теми, кто соблюдает соглашение, чем с теми, кто нарушает их.
– Точно так, – сказал Сталин. – И изгнание нами остатков немецких войск с советской земли продолжается вполне удовлетворительно. Некоторые области на южной Украине и вблизи финской границы
