еще в опасности, но в целом гитлеровское нашествие – как и нашествие ящеров – может рассматриваться как дело прошлого. Мы снова двинемся вперед, к истинному социализму.
Он сунул руку в карман брюк и вынул трубку, коробок спичек и кожаный кисет. Открыв его, он набил трубку, затем зажег спичку и подержал ее над чашечкой. Его щеки втянулись, когда он втянул воздух, чтобы трубка разгорелась. Из трубки поднялся дымок, облачка дыма появились и из его ноздрей и угла рта.
Молотов наморщил нос. Он ожидал почувствовать махорку, едкую вонь которой можно было сравнить с дизельными выхлопами после чистого воздуха. Но то, что курил Сталин, имело богатый и полный вкуса аромат, который, казалось, можно нарезать ломтями и подавать на блюде на ужин.
– Турецкий? – спросил он.
– Вообще-то нет, – ответил Сталин. – Американский – подарок президента Халла. Более слабый, чем мне нравится, но в своем роде неплохой. А вскоре будет и турецкий. Поскольку северный берег Черного моря находится под полным нашим контролем, возобновится движение судов, и мы начнем поставки по железной дороге из Армении и Грузии.
И как обычно, упомянув свою родину, он посмотрел на Молотова лукавым взглядом, как бы напоминая о своем происхождении. Не склонный к безрассудным действиям, Молотов промолчал. Сталин снова выпустил клуб дыма и продолжил:
– И конечно, нам также потребуется выработать подходы к торговле с ящерами.
– Товарищ генеральный секретарь? – спросил Молотов.
Скачки мысли Сталина оставляли логику далеко позади. Иногда это приносило советскому государству большие выгоды: так, безжалостная индустриализация, объекты которой оказались за пределами дальности действия нацистской авиации, помогла спасти СССР во время войны с Германией. Конечно, противостоять нападению было бы легче, если бы не убежденность Сталина в том, что все, кто предостерегал его о скором нашествии гитлеровцев, лгали. Нельзя было сказать наперед, можно ли довериться интуиции. Оставалось только ждать. А когда речь шла о судьбе советского государства, процесс ожидания был очень нервным.
– Торговля с ящерами нужна, – повторил Сталин словно неразумному дитяти. – В регионах, которые они занимают, не производится все то, что им требуется. Мы будем снабжать их сырьем, которого им будет недоставать. Как социалисты мы не можем быть хорошими капиталистами и при обмене будем сильно проигрывать – пока не начнем использовать производимые ими товары.
– А-а. – Молотов начал понимать. На этот раз, похоже, интуиция Сталина сработала как надо. – Вы хотите, чтобы мы начали копировать их методы и приспосабливать их для наших нужд.
– Правильно, – сказал Сталин. – Мы должны были делать то же самое с Западом после Октябрьской революции. Нацисты нанесли нам тяжелый удар, но мы выдержали. Теперь мы – и все человечество – отдали половину мира ящерам в обмен на будущее для следующего поколения.
– До того, как придет флот колонизации, – сказал Молотов.
Да, логика подкрепляла интуицию Сталина в основательности причин для торговли с ящерами.
– До того, как придет флот колонизации, – согласился Сталин. – Нам потребуется еще больше собственных бомб, нам понадобятся ракеты, нам понадобятся считающие машины, которые почти думают, нам нужны корабли, которые летают в пространстве, так чтобы ящеры не могли смотреть на нас сверху без того, чтобы и мы не следили за ними. У ящеров все это есть. Капиталисты и фашисты находятся на пути получения этого. Если мы отстанем, они похоронят нас.
– Иосиф Виссарионович, я думаю, вы правы, – сказал Молотов.
Он сказал бы это в любом случае, независимо от того, прав Сталин или не прав. Если бы он в самом деле считал, что тот не прав, он стал бы искать пути и способы добиться того, чтобы последнее решение ушло в песок, прежде чем вступит в силу. Это было опасно, но временами необходимо: что было бы сейчас с Советским Союзом, если бы Сталин ликвидировал всех ученых в стране, которые хоть что-то понимали в ядерной физике? «Под пятой ящеров», – подумал Молотов.
Сталин воспринял согласие Молотова как должное.
– Конечно, я прав, – самодовольно сказал он. – Я сейчас не представляю себе, как мы сможем препятствовать высадке флота колонизации, но одну вещь мы должны помнить – и это самое главное, Вячеслав Михайлович: количество ящеров просто увеличится, но не произойдет ничего принципиально нового.
– Совершенно верно, товарищ генеральный секретарь, – осторожно согласился Молотов.
И снова Сталин опередил его на шаг.
Правда, на этот раз дело было не в интуиции. В то время как Молотов торговался с ящерами, Сталин, должно быть, работал над решениями по социальному и экономическому развитию.
– Это неизбежно, что они не будут иметь ничего принципиально нового. Марксистский анализ показывает, что так и должно быть. Несмотря на всю свою технику, они являются представителями древней экономической модели, которая полагается на рабов – в том числе и частично механических, а частично на расы, которые они себе подчинили, – и создает зависимый высший класс. Такое общество без всяких исключений крайне консервативно и сопротивляется обновлению любого вида. И за счет этого мы сможем победить их.
– Как это правильно аргументировано, Иосиф Виссарионович! – сказал Молотов с неподдельным восхищением. – Михаил Андреевич не смог бы обосновать это более убедительно.
– Суслов? – Сталин пожал плечами. – Небольшой вклад в эти рассуждения он тоже внес, но основная идея, конечно, моя.
– Конечно, – согласился Молотов, сохраняя, как всегда, невозмутимость. Он подумал, что молодой идеолог партии мог бы не согласиться с авторством, но не имел намерения спрашивать. В любом случае это не имело значения. Не имеет значения, кто сформулировал идею, главное, что она в русле учения, в которое Молотов верил. – И как показывает диалектика, товарищ генеральный секретарь, история – на нашей стороне!
Наслаждаясь летней погодой, Сэм Игер прогуливался по Центральной авеню Хот-Спрингс. Он наслаждался также и тем, что мог в любой момент спрятаться от летней погоды. Надпись на стекле заведения «Гриль Юга» гласила: «Наше кондиционирование с охлаждением воздуха работает снова». Визг и шум вентиляторов и компрессоров служили подтверждением.
Он повернулся к Барбаре.
– Хочешь зайти сюда на небольшой ланч? Она посмотрела на надпись, затем отпустила одной рукой коляску Джонатана.
– Подергай мне руку, – сказала она. Сэм так и сделал. – О, мерси! – вскрикнула она, но не очень громко, потому что Джонатан спал.
Сэм подержал дверь открытой, пропуская ее.
– Самый лучший известный мне знак внимания.
Он последовал за ней.
В ресторане они мгновенно расстались с летом. Кондиционирование воздуха по-настоящему охлаждало его: Сэм почувствовал себя так, как будто наступил ноябрь в Миннесоте. Он испугался, не превратится ли пот на его теле в мелкие льдинки.
Официант-негр с галстуком-бабочкой появился как по волшебству, держа меню под мышкой.
– Следуйте за мной, сержант и мэм, – сказал он. – Я проведу вас в кабину, где вы сможете припарковать эту коляску рядом.
Вздохнув от удовольствия, Сэм сел на каштанового цвета диванчик из искусственной кожи. Он показал на свечу в подсвечнике, а затем на электрические огни в люстре над головой.
– Теперь свеча снова стала украшением, – сказал он. – Ты скажешь, что так и должно быть. Но когда не было ничего лучшего, приходилось использовать свечи для освещения… – Покачал головой. – Мне это не нравилось.
– И мне тоже. – Барбара открыла меню и ойкнула от удивления. – Посмотри-ка на цены!
