истерическое зверство, вызванное переизбытком похоти.
Нами правит объективная машина, в которую Гольдманн заложил главный критерий — сохранение и преумножение стада человеческого. Именно преумножение, хотя прямое детопроизводство воспрещено — ведь Киберобъединение не желает, чтобы рождались малыши-монстры, исковерканные болезнью Дауна, иммунодефицитом или прогерией. По итогам пятилетки наше число будет неизменно в плюсе, но в какие-то моменты Киберобъединение может спокойно пожертвовать и каким-то количеством, и даже качеством человеческого материала ради исполнения задачи в общем.
Да, у нас красное знамя с серпом, молотом и книгой, но мы не похожи на Совковый Союз, где спокойно и бездумно транжирили людские ресурсы.
Наша система, наша симметрия в целом еще сложнее, хотя и проще в своих элементах. Поэтому мы занимаемся в определенной степени и верификацией, и диверсификацией клонов, что конечно не афишируем. Мы лишаем отступников капсулы Фрая. Наше общество не должно лишиться этих двух главных инструментов регуляции. Ты высоко взлетел, Данилов, сейчас многие за тебя, но и многие -против. Главное, ты должен играть и побеждать на нашей стороне.
— Я не изменю, Фридрих Ильич, — сказал Данилов.
Шеф отключился, не сказав даже «спасибо Гольдманну за нашу встречу». Он иногда так делал. Данилов не пожалел, что дал клятву верности. Фридрих Ильич был убедителен и открыт как всегда. Да и ради кого кинуть своих, ради пыльного призрака Гальгальты, что ли? Все, что требуется этому жизнерадостному привидению — это попасть в хороший музей на негниющие и нержавеющие устройства массовой памяти. Надо будет переговорить о таком варианте с Фридрихом Ильичем — после возвращения.
Неожиданно Данилов подумал, а кто такой собственно Фридрих Ильич. Может, сильно модифицированный клон из какой-нибудь чистой линии? Но нет этой стайности в мыслях, характерной для Владислава, Эльвиры, Юкико и прочих коммунистических красавцев.
Нет той ограниченности, той дубовости и стерильности в речах.
Человек с обычной хаотической генетикой? Вряд ли, у камрада Сысоева башка всегда работала четко, ни одного неверного шага, плюс эти странные разъемы в районе шейных позвонков.
Тогда может квазиживой объект, органическое воплощение какого-нибудь гиперкомпьютера? Данилов поежился — тот, кто более других похож на человека, на самом деле и не человек.
Может быть.
От неожиданности захотелось хохотнуть. Так может и минувшие классики: Маркс, Энгельс, Ленин, Мао тоже были отпочкованиями каких-то неизвестных гиперкомпьютеров. Допустим инопланетных.
Наверняка нет. Камрад Сысоев такой же среднемодифицированный «умеренный» клон, как и сам Данилов, только верша большое общее дело, сам он тоже хочет быть большим, а не маленьким…
Данилов наблюдал сейчас в разных проекциях через несколько окон, какие маневры совершает рейдер относительно станции.
Вот кораблик маневрирует в туче каких-то осколков, имеющих легкое гало — видимо это участок юпитерианского кольца, вдали же поблескивает пятнышко Адрастеи.
Расстояние до станции уменьшается до пяти тысяч километров.
Рейдер «Одесса» пролетает между двух спиралевидных монополимерных труб. Сейчас он как никогда похож на мелкую рыбешку, плавающую среди щупалец здоровенной тропической медузы.
Какой-то толстый складчатый довольно отвратный отросток неожиданно разворачивается в сторону рейдера и движется к нему, сужаясь и теряя складки. Медленно, конечно, но и скорость у корабля совсем не высока в мешанине труб и лент.
От этого отростка рейдер увиливает, но тут прямо на него выстреливает щупальце, как будто ниоткуда.
Резкий толчок, Данилов врезается в переборку, через корабельный интерком слышится ругань омоновцев и команды сержантов.
Потом еще один толчок. И еще. Свет в голове несколько померк, кажется особист неловко трахнулся лбом о переборку. В одном из окон отчетливо видно, что рейдер уже схвачен тремя щупальцами.
Он, само собой, вырвется. Разве сравнима мощность термоядерного реактора и экстрамиозиновых волокон, сгибающих монополимерную трубу. Вот еще немного поднатужится.
Тужащийся рейдер натягивает щупальцы-арканы. Но они оказались куда крепче, чем ожидалось, ведь их протягивают на огромные расстояния, причем в расчете на конечное взаимодействие с кошмарной атмосферой Юпитера. Тот немедленно разметает в мелкий хлам все хлипкое и слабосильное.
Еще пяток труб-щупалец охватило злополучный рейдер «Одесса». А потом, сквозь белиберду интеркома Данилов ухватил несколько сообщений машинного отделения. …Дизфункция удержания плазмы, почему-то сдохла магнитно-гравитационная бутылка, аварийное снижение температуры и мощности реактора…
Похоже, что станция применила рентгеновский лазер, который прежде использовался для изучения планеты, нынче же узконаправленным пучком поразил стиснутый рейдер.
Кораблик охватывают еще два щупальца, которые до этого были сжаты и скручены как протеиновые глобулы, а сейчас распрямляются словно пружинки.
Они распрямлялись, быстро проталкивая беспомощную обездвиженную добычу в сторону хищной планеты. По показаниям инерциометра джин доложил, что скоро у рейдера не будет достаточной скорости убегания, жадное гравитационное поле Юпитера схватит его и потащит к себе на расправу.
Данилов понял, что капитан Хованский сейчас скомандует своим омоновцам оставлять невезучий корабль и направляться к станции на индивидуальных ракетных средствах, так называемых «самокатах».
Так оно и произошло.
По выдвинувшимся трапам спецназ сыпанул к ячеистому десантному отделению. И вот уже точки, похожие на мошкару, стали отделяться от рейдера, проваливающегося в юпитерианскую бездну.
И тут, собственно, Данилов уловил, что у него-то «самоката» никакого нет. А с индивидуальным микродвижком упорхнешь не дальше бани.
Через две минуты ни одного омоновца на борту рейдера не было. Спустя три минуты ни одного члена экипажа — те воспользовались персональными спасательными капсулами.
Данилову оставалось просто выйти через аварийный шлюз в надежде на что-то.
Несколько труб продолжали спихивать «Одессу» на Юпитер, но три уже отсоединились. Данилов сделал рывок и прицепился к морщинистой поверхности одной из них. Потом начал резать ее импульсником. С поверхности соскочила туча мелких брызг, некоторые застыли прямо на стекле шлема, потом оголилась экстрамиозиновая волоконная арматура и наконец открылась дыра, похожая на огнестрельную рану.
Вырывающийся оттуда воздух едва не сбросил Данилова, но вскоре его напор резко упал. Ближайший сфинктер-клапан прекратил утечку. Можно было пожаловать внутрь.
Во внутренностях трубы, конечно, нормального освещения, не было, но имелось что-то вроде люминофорных панелей. Данилову казалось, что он находится в кишке какого-то левиафана, ведь по трубе то и дело пробегала волна пульсаций. Но это еще терпимо. Вся она тоже приходила в какое-то неровное нервное движение, безжалостно швыряя и дергая человека из стороны в сторону. Из-за этого завтрак хотел выбраться из Данилова обратно.
Дыра, через которую пожаловал особист, быстро заросла и сфинктер-клапан впустил воздух, как будто из гуманных соображений. Однако это было сделано не для того, чтобы Данилов экономил кислород в баллонах, а ради придания трубе определенной жесткости. В любом случае, это было приятно. Куда неприятнее выглядело то, что до станции оставалось по меньшей мере пятьсот километров!
Если упорно лететь и лететь вперед, вначале с движком, затем отталкиваясь ногами от стенок, то можно добраться через пару неделек. Ну и чем все это время питаться? Грызть малоаппетитные стенки тоннеля? Как умываться? Собственной мочой? Так и ее не будет, потому что пить нечего. Кроме того, за это время его наверняка обнаружат и слегка придушат; или не слегка, до самого упора.
Но Данилов полетел, для скрашивания скуки заставив джина рассказывать сказки «Тысячи и одной ночи». Сначала путешествие казалось довольно забавным и не слишком утомительным — любая труба
