— Отрежь мне ярд этого! — сказал Хорнблауэр, указывая на медленный огнепроводный шнур.
Этот шнур тщательно проверен. В безветренную погоду он горит со скоростью тридцать дюймов в час, дюйм за две минуты. Хорнблауэр не собирался давать этому ярду гореть час с лишком. Он слышал ружейные выстрелы, слышал рокотавшие за холмом барабаны. Нужно сохранять спокойствие.
— Отрежь еще кусок и зажги!
Пока Блэк исполнял приказ, Хорнблауэр связал медленный и быстрый огнепроводные шнуры и проверил, что они соединены прочно. Кроме этого, он должен был держать в голове ситуацию в целом.
— Хьюит, — крикнул он, поднимая голову. — Слушай внимательно. Сейчас ты побежишь к отряду морских пехотинцев, которые с лейтенантом за водоразделом. Скажи им, что мы скоро возвращаемся, и они должны прикрыть наше отступление к шлюпкам. Понял?
— Есть, сэр.
— Тогда беги.
Хорошо, что это дело не пришлось поручать Гримсу. Запалы были крепко связаны, и Хорнблауэр огляделся по сторонам.
— Принесите сюда убитого!
Ни о чем не спрашивая, Блэк подтащил к двери мертвое тело. Хорнблауэр сначала хотел положить камень, но труп до всех отношениях лучше. Он еще не застыл, и его рука безвольно легла на быстрый шнур сразу за узлом — всю слабину Хорнблауэр убрал в пролом. Убитый скроет от глаз запал. Если французы появятся слишком рано, это позволит выиграть несколько драгоценных секунд — в тот момент, когда пламя достигнет быстрого шнура, он вспыхнет под рукой мертвеца, и пламя побежит к пороху. Чтобы заглянуть в пороховой погреб, французам придется оттащить с дороги мертвое тело, и шнур под собственной тяжестью соскользнет вниз — это даст еще пару секунд. Может быть, горящий конец свалится внутрь по ступенькам, может быть — прямо в пороховой погреб.
— Капитан Джонс! Предупредите всех, чтоб они были готовы отступить. Немедленно, пожалуйста. Блэк, дай мне горящий запал.
— Позвольте мне, сэр.
— Заткнись.
Хорнблауэр взял тлеющий шнур и раздул его поярче. Потом взглянул на лежащий на земле шнур, наметил место в полутора дюймах от узла — здесь было черное пятнышко, которое годилось в качестве метки. Полтора дюйма. Три минуты.
— Взбирайся на парапет, Блэк. Кричи, чтоб они бежали. Кричи!
Блэк заорал, и Хорнблауэр прижал тлеющий шнур к черному пятнышку. Через две секунды он оторвал его — шнур горел в двух направлениях: к лишнему концу и к узлу, где в полутора дюймах был привязан быстрый огнепроводный шнур. Убедившись, что шнур горит, Хорнблауэр вскочил на ноги и вспрыгнул на парапет.
Морские пехотинцы двигались гурьбой, за ними Котар и матросы. Полторы минуты — нет, уже минута. Французы были на расстоянии ружейного выстрела.
— Стоит поторопиться, Котар! Они перешли на рысь.
— Спокойно, спокойно! — орал Джонс. Он боялся, что, если его люди бросятся бежать от противника, вместо того чтоб дисциплинированно отступить, то они впадут в панику, но всему свое время. Пехотинцы побежали, Джонс понапрасну орал и размахивал шпагой.
— Бежим, Джонс! — крикнул Хорнблауэр, обгоняя его, но Джонса охватила боевая лихорадка, и он продолжал выкрикивать французам угрозы, в одиночку стоя лицом к неприятелю.
Тут это случилось; земля содрогнулась под ногами, люди зашатались, оглушенные взрывом, небо почернело. Хорнблауэр обернулся. Столб дыма поднимался вверх, все выше и выше, наполненный черными обломками. Потом столб рассыпался, превратился в гриб. Что-то с грохотом упало в десяти ярдах от них, щебенка полетела во все стороны. Что-то просвистело в воздухе, огромное, описавшее в воздухе дугу. Неминуемо, неотвратимо падало оно — полутонный каменный свод порохового погреба — прямо на Джонса в его красном мундире. Упав, каменная махина еще проехалась по нему, словно специально решив окончательно раздавить погребенное под ней жалкое существо. Хорнблауэр и Котар в зачарованном ужасе глядели, как глыба остановилась в шести футах от них.
Для Хорнблауэра труднее всего было сохранить в этот момент самообладание, точнее вернуть его. Он стряхнул с себя гипнотическое оцепенение.
— Идем.
Ему по-прежнему нужно мыслить ясно. Перед ними лежал склон, спускающийся к пристани. Отряд морских пехотинцев, посланный вместе с лейтенантом охранять фланг, отступил на эту позицию и отстреливался от наступавших французов. Те были в синих мундирах с белыми отворотами — это пехотинцы, а не артиллеристы, как на батарее. За ними виднелась длинная, быстро приближающаяся пехотная колонна. Десятка два барабанов выбивали бодрый ритм — pas de charge, быстрый шаг.
— Спускайтесь к шлюпкам, — приказал Хорнблауэр матросам и пехотинцам, которых привел с батареи, потом повернулся к лейтенанту.
— Капитан Джонс мертв. Приготовьтесь бежать, как только они доберутся до причала.
— Да, сэр.
За спиной Хорнблауэра, обращенной к врагу, послышался резкий звук, словно ударили о дерево топором. Хорнблауэр обернулся. Котар шатался, его шпага и книги упали на землю. Тут Хорнблауэр заметил, что левая рука Котара болтается в воздухе, словно подвешенная на нитке. Хлынула кровь — пуля раздробила ему плечевую кость. Он начал падать, но один из матросов, неуспевших отступить к шлюпкам, подхватил его.
— Аа… а… а! — Котар судорожно глотал воздух, уставясь на Хорнблаузра изумленными глазами.
— Мне очень жаль, что вы ранены, — произнес Хорнблауэр потом обратился к матросу: — Отведите его в шлюпку.
Котар правой рукой указывал на землю, и Хорнблауэр приказал другому матросу:
— Подберите эти бумаги и тоже идите к шлюпкам. Но Котар не успокоился.
— Моя шпага! Моя шпага!
— Я позабочусь о вашей шпаге, — сказал Хорнблауэр. Эти абсурдные представления о чести укоренились так глубоко, что даже в подобных обстоятельствах Котар никак не мог оставить шпагу на поле битвы. Подбирая шпагу, Хорнблауэр вспомнил, что сам он — без сабли. Матрос собирал книги и бумаги.
— Помогите мистеру Котару спуститься, — сказал Хорнблауэр и, вспомнив, добавил: — Намотайте ему платок на руку выше раны и туго затяните. Ясно?
Котар, поддерживаемый другим матросом, уже спускался по дороге. При ходьбе рука его раскачивалась, причиняя нестерпимую боль. При каждом его шаге до Хорнблауэра доносилось все то же душераздирающее «аа… а… а!».
— Вот и они! — сказал лейтенант морской пехоты. Французы, видя близкую подмогу, осмелели и перешли в наступление. Быстро взглянув вниз, Хорнблауэр увидел, что остальные уже на причале; суденышко для ловли омаров, полное людьми, как раз отваливало.
— Прикажите своим людям бежать, — сказал Хорнблауэр. Как только пехотинцы побежали, побежал он сам.
Это была отчаянная гонка по скользкому, крутому склону. Позади вопили бегущие вдогонку французы. Но вот и отряд прикрытия — как Хорнблауэр заранее приказал — тринадцать морских пехотинцев с «Отчаянного» под предводительством сержанта. Они построили бруствер поперек причала — это тоже Хорнблауэр приказал заранее, предвидя теперешнее поспешное отступление. Бруствер, наспех сооруженный из валунов и наполненных камнями бочек, не доходил даже до груди. Бегущие пехотинцы гурьбой перепрыгивали через него. Хорнблауэр, бежавший последним, собрался и прыгнул, оступился на дальней стороне и чудом удержался на ногах.
— Пехотинцы с «Отчаянного»! Построиться вдоль бруствера! Остальные, в шлюпки!
Двенадцать пехотинцев встали у бруствера на колени, Двенадцать ружей легло на бруствер. При виде их бегущие французы заколебались.
