— Говорите все, что знаете. Только правду. Для меня это важно.
— Был у меня такой клиент, — сказала она, понизив голос. — Всегда голодный. Пить не умел совершенно. Его тут частенько били. Он как выпьет, так сразу лезет в драку, а здешним только повод нужен, чтоб рожу начистить. Один раз сцепился с оружейниками, они сломали ему два ребра. Я его еле отняла у них… — Она машинально бросила взгляд в угол под настенной росписью, где лежал тогда Хальдор, лишенный сознания, с кровью на губах. — Мастер у него пьянчужка. Он пропал куда-то, мастер его. Зарезали, наверное. Может,сам Хальдор и зарезал. Десяти дней не прошло, как он подрался на мокрушинском посту со стражниками кольцевой охраны… А говорят, трезвый был. Пропащий он человек, господин, — заключила она.
— А где он теперь? — спросил барон.
— А кто его знает… Весь израненый был. Так и арестовали. Подобрали возле стены, били за что- то, он, говорят, молчал.
— Тюрьма в городе есть? — быстро спросил барон.
Трактирщица недоверчиво покосилась на него.
— Вы и вправду не знаете, господин, или проверяете что-то?
— Вправду не знаю, — спокойно отозвался барон.
— За кварталом Желтые Камни — Середина Мира. Там все. И тюрьма, и каторга, и хлеб выращивают. И башня Светлых Правителей тоже там. Простому человеку туда так просто не попасть. Даже знатным аристократам из Желтых Камней вход за эту стену запрещен. Карается смертью.
Барон покачал головой.
— Середина Мира вовсе не там, — сказал он. Я могу сказать вам, где она на самом деле. Она отмечена ясенем Иггдрасиль. А ваша башня — это просто нелепое суеверие…
Трактирщица сложила пальцы «рогами», отводя беду.
— Что вы говорите, господин! Великий Один покарает за такие слова и вас, и меня.
— И меня, — пробубнили из-под стола.
Барон неожиданно фыркнул, словно услышал нечто забавное.
— Не покарает, — уверенно сказал он. — Делать ему нечего, подслушивать наши разговоры…
Женщина, пригорюнившись, опустила щеку в ладонь.
— Бедный вы, бедный, — жалостно сказала она. — Такой молодой, щедрый, красивый господин… — И, не договорив, запела могучим басом балладу о покинутой пастушке.
Из-под стола ее воодушевленно поддержал дребезжащий голосок пьянчужки. Раздвинув колени, трактирщица заглянула под стол.
— Вылезай, — сказала она, — хватит на сегодня с тебя, придурок.
— Скажите… — начал барон.
Трактирщица снова вынырнула со сладчайшей улыбкой.
— Я вся ваша, — заявила она.
Барон поперхнулся, шевельнул бровями и повторил:
— Скажите, если Хальдор еще жив, то где его нужно искать?
— Вас интересует мое мнение? — протянула Блондинка. — Ладно, скажу. Верней всего, что его отправили в сельские кварталы, на каторгу. Там сгинуло уже много наших, мокрушинских. А что? Я считаю — справедливо. Кто-то же должен кормить весь город? — Она махнула рукой. — Если он вам так уж нужен, то ищите за пятой стеной.
— Вы уверены?
— Полную гарантию дает только могильщик, — сказала Блондинка.
— А магистр ордена Путеводной Нити может быть что-нибудь знать? — спросил барон.
Трактирщица энергично покачала головой.
— Не думаю. Ваш Хальдор не был членом Ордена. Он же был кто, ваш Хальдор? — Она легла грудью на край стола. — Он был просто дохлый, замученный подмастерье. Паршивый щенок он был, и я не понимаю, зачем такому господину, как вы, какой-то там Хальдор…
— Это уже не ваше дело, — отрезал барон и встал.
— Как хотите, — вздохнула женщина. Она сделала попытку вторично поцеловать его руку, но в этот момент на свет выполз, наконец, истерзанный похмельем неудачник, и барон с удивлением увидел знакомое лицо. Это был писарь роты Верзилы Кьетви, щуплый, озлобленный человек лет пятидесяти, который всю жизнь мечтал о военной карьере и тщательно изображал из себя рубаку и бретера. От его мелочных доносов роту спасало только непобедимое отвращение, которое питал к подобного рода людям Верзила Кьетви. Барон ненавидел этого стукача так, как может ненавидеть только тринадцатилетний мальчик. Поэтому в ответ на жалкую злобу, вспыхнувшую во взоре писаря при виде свидетеля его унижения, барон только усмехнулся. направляясь к казарме. Он заранее предвкушал встречу, которую с его легкой руки устроят писарю солдаты.
27
Была глубокая ночь, и Город наполнился храпом и сонными вздохами. Перенаселенный, тесный, стиснутый многочисленными стенами и перегородками, с высоты птичьего плета он казался нелепым и совершенно не приспособленным для жизни.
Но барон был лишен возможности смотреть на Город с высоты птичьего полета. Он сидел на полу в той самой комнатке, где прежде помещался писарский стол, а теперь, по распоряжению Верзилы, жил он — мэтр д'арм роты Ордена Каскоголовых. Сам же Верзила спал мертвым сном на баронской койке. Он лежал лицом вниз, прямо в сапогах, неподъемный и неподвижный. Дыхания его слышно не было. Изредка барон бросал на него встревоженные вгляды, но в тот момент, когда он уже приходил к выводу, что командир мертв, Верзила отчаянно всхрапывал и снова покойницки затихал.
Барон неторопливо, звено за звеном, перебирал веревочную лестницу, по которой они с Хальдором когда-то перелезали через внешнюю стену. Он все-таки нашел ее среди травы. Она лежала в том месте, где они ее спрятали, никем не тронутая и изрядно подмокшая. Барон принес ее в казарму, высушил и теперь проверял на прочность.
В тишине трещал фитиль масляной лампы, похищенной из коридора. Было душно, но барон не рискнул открыть дверь и проветрить комнату. Он не хотел, чтобы кто-нибудь увидел у него лестницу.
Верзила в очередной раз всхрапнул, простонал и вдруг открыл глаза. Барон спокойно поднял голову и встретился с ним взглядом. Верзила несколько раз моргнул, слабо соображая. Картина, освещенная тусклым бегающим светом лампы, была, с его точки зрения, жутковатой: голые стены, в темноте казавшиеся бесконечными, светлая полоса меча в углу и странный иальчик, перебирающий какие-то веревки… Почему он не спит, ведь сейчас ночь? Почему он сидит на полу у постели Кьетви? Может быть, он каждую ночь подкрадывается к спящим, смотрит на них и ворожит? Бесстрашного капитана прошиб холодный пот. Он вспомнил о том, что мальчик болен, что он иногда заговаривается. Но если не обращать внимания на его странности, то он совершенно нормален. А вдруг это не странности?
— Что это у тебя в руках? — хрипло спросил Кьетви.
— Веревочная лестница, господин капитан, — ответил барон.
Капитан немного помолчал, соображая, что бы еще спросить.
— Почему ты сидишь на полу? — буркнул он.
— Потому что господин капитан лежит на моей койке.
Верзила с трудом приподнялся и сел.
— Смерть моя, — сказал он. — А за каким чертом я лежу на твоей койке?
Барон глянул на него выразительно и промолчал. Кьетви, возведя глаза к потолку и обнаружив на нем пятна копоти, с трудом начал припоминать.
— Я что, был пьян в дерьмо? — спросил он, ощущая симптоматическую сухость во рту.
Барон еле заметно кивнул. Верзила уловил это движение.
— Меня никто больше не видел? — Он вдруг рассердился. — Да говори ты толком, я не понимаю
