– Нет. Я могу вам чем-нибудь помочь?
– Да нет… Мистер Килгаллен, вам не кажется странным, что Бена так долго нет? Вы не беспокоитесь?
– Абсолютно. Бен прислал письмо, в котором сказано, что он не знает, когда вернется.
– И это нормально?
– В работе мистера Кэкстона это более, чем нормально, мисс Бордмэн.
– Возможно, но мне кажется, что в данном случае не все нормально. Я думаю, вам стоит объявить на всю страну, даже на весь мир, что Бен пропал. Хотя в такси не было видеотелефона, Джилл почувствовала, что Осберт Килгаллен напыжился.
– Мне кажется, мисс Бордмэн, что я вправе сам истолковывать указания моего начальника. Более того, осмелюсь вам сообщить, что каждый раз, когда мистер Кэкстон подолгу отсутствует, находится какая- нибудь добрая приятельница, которая звонит и поднимает панику…
«Какая-нибудь баба, которая хочет заарканить Бена, – перевела Джилл.
– И этот тип думает, что я очередная…». У нее пропало всякое желание просить у Килгаллена помощи; она отключилась.
Куда же деться? Решение пришло внезапно. Если Бена нет, и к этому приложили руку власти, то никто не станет искать Валентайна Смита в квартире Бена, если, конечно, не догадаются, что она – сообщница скандального репортера. Но это маловероятно.
У Бена в холодильнике можно будет чем-нибудь поживиться, и найдется во что одеть этого взрослого ребенка. Джилл набрала адрес Бена, такси легло на заданный курс.
У дверей Бена Джилл сказала роботу-сторожу:
– Карфаген пал!
Реакции не было. Вот черт! Он поменял пароль. У Джилл затряслись поджилки, она старалась не смотреть на Смита. А, может, Бен уже дома? Джилл сказала сторожу, который еще и докладывал о посетителях:
– Бен, это Джилл.
Дверь открылась.
Джилл и Смит вошли, и дверь закрылась за ними. Джилл поначалу решила, что их впустил Бен, но потом поняла, что случайно угадала новый пароль, рассчитанный, вероятно, на то, чтобы польстить ей. Но сейчас ей не были нужны комплименты.
Смит стоял у края газона и оглядывался. Место было новое, охватить его сразу Смит не мог, но ему здесь нравилось. Здесь было не так интересно, как в летающем доме, но зато тихо. Тут можно было гнездиться. Он увидел окно и принял его за живую картину, какие видел дома. В больничной палате окон не было: палата находилась во внутреннем корпусе, и Смит еще не знал, что такое «окно». Он с уважением отметил, что имитация объемности и движения на картине совершенна – наверное, ее создал великий мастер. До сих пор он не видел ничего, что свидетельствовало бы о мастерстве людей в каком-либо деле. Сейчас люди выросли в его мнении, и на душе у него потеплело. Краем глаза он уловил какое-то движение: его брат снимал с ног тапочки и искусственную кожу.
Джилл вздохнула и, ступив босыми ногами на газон, пошевелила пальцами.
– Ох, как ноги устали! – Она увидела, что Смит наблюдает за ней. – Разувайся и иди сюда. Тебе понравится.
Он недоуменно заморгал:
– Как?
– Совсем забыла. Давай сюда ноги, – она сняла с него туфли, отстегнула и стянула чулки. – Ну как, приятно?
Смит пошевелил пальцами и робко спросил:
– Ведь они живые?
– Ну да, живые, это настоящая трава. Бен заплатил большие деньги, чтобы устроить этот газон. Одно только освещение стоит больше, чем я зарабатываю в месяц. Так что ходи, получай удовольствие.
Смит не понял ничего, кроме того, что трава была живая, и что ему предлагали по ней ходить.
– Ходить по живому? – спросил он с недоверием и ужасом.
– А почему бы и нет? Траве не больно. Она здесь именно для этого и растет.
Смит подумал, что брат по воде не будет учить его дурному. Он решился пройти по траве и почувствовал, что это действительно приятно, а трава не протестует. Он включил чувствительность на максимальный уровень и понял: брат прав, трава предназначена для того, чтобы по ней ходили. Он попытался одобрить это странное предназначение – человеку было бы так же трудно одобрить каннибализм, который для Смита как раз не был странным.
Джилл вздохнула:
– Хватит развлекаться. Неизвестно, как долго мы будем в безопасности.
– В безопасности?
– Нам нельзя оставаться здесь надолго. Скоро начнут проверять всех, кто сегодня выходил из Центра.
Джилл задумалась и наморщила лоб. Ее квартира не подходит, квартира Бена – тоже. Бен собирался отвезти Смита к Джаблу Харшоу. Но она не знает ни самого Харшоу, ни его адреса. Бен говорил, он живет где-то в Поконосе. Придется искать: больше деваться им некуда.
– Почему ты несчастлив, брат?
Джилл вздрогнула и взглянула на Смита. Бедное дитя и не подозревает, как все плохо. Она попыталась оценить ситуацию с его точки зрения. Хоть это ей и не удалось, она поняла, что он не понимает, что им нужно бежать… От кого? От полиции? От больничного начальства?… Она не знала, что совершила, какие законы преступила; Джилл полагала, что всего лишь противопоставила себя большим людям, боссам.
Как объяснить Человеку с Марса, против кого они восстали, если она и сама этого не знает? Есть ли на Марсе полиция? С ним говорить – все равно что кричать в водосточную трубу!
А есть ли на Марсе водосточные трубы? Или дождь?
– Не обращай внимания, – ответила ему Джилл. – Самое главное – делай, как я говорю.
– Да.
Безграничное согласие, вечное «да». Джилл вдруг почувствовала, что он выпрыгнет из окна, если она его об этом попросит. Она была права – он бы выпрыгнул и наслаждался каждой секундой падения с двадцатого этажа, и удар, и смерть принял бы без удивления и протеста. Смит не понял бы, что это смерть; в нем не был воспитан страх смерти. Если бы его брат по воде выбрал для него такой необычный способ дематериализации, он согласился бы с этим способом и попытался бы его понять и принять.
– Нам нельзя здесь оставаться. Поедим, я дам тебе другую одежду, и пойдем. Раздевайся. – И она отправилась изучать гардероб Бена.
Джилл выбрала дорожный костюм, берет, рубашку, белье, туфли и вернулась к Смиту. За это время он успел запутаться в одежде, как котенок в вязании. Рука и голова были связаны подолом платья: он стал снимать платье, не сняв пелерину.
– Батюшки! – воскликнула Джилл и бросилась к нему на помощь.
Она стащила с него одежду и сунула ее в мусоропровод. Этте Шер она потом заплатит, а полицейским – в случае чего – не к чему будет прицепиться.
– А теперь, дружок, прежде чем одеться в чистое, нужно принять ванну.
Они там за тобой совсем не следили. Пойдем.
Будучи медицинской сестрой, Джилл привыкла к дурным запахам, однако, как настоящий медик, она была фанатичным приверженцем мыла и воды. Ей казалось, что Смита давно никто не мыл. Хотя от него не так уж сильно пахло, Джилл почему-то вспомнилась лошадь после скачек.
Смит с восхищением смотрел, как Джилл наполняет ванну. В палате К-12 была ванна, но Смит не знал, каково ее назначение; его обтирали мокрой тканью, да и то редко: когда он впадал в транс, к нему боялись притрагиваться.
