– Абсолютно не мешает. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански. Тот что-то ответил, радостно улыбнувшись. Потом лицо марсианина сделалось бесстрастным, и он принялся за еду. – Я пересказал Майку наш разговор, и он нашел мой ответ правильным. Если бы я был неправ, Майк заметил бы это и сказал бы мне. Впрочем, он мог и не заметить: он мыслит по-марсиански и, следовательно, видит другую картину мира. Вы понимаете?
– Да, вникаю, – ответил Джабл. – Язык формирует мышление.
– Вы правы, доктор. Кстати, вы говорите по-арабски?
– Что? А-а, говорю, но плохо, – скромно ответил Джабл. – Я был военным врачом в Северной Африке, там и научился. Я иногда читаю по-арабски, чтобы постигать слова Пророка в оригинале.
– Совершенно правильно! Коран нельзя переводить. Даже самый лучший перевод искажает строй мыслей! Теперь вы понимаете, как мне было трудно выучить английский. Не только потому, что грамматика моего родного языка более проста – сам строй мыслей моего народа проще. А английский язык – один из сложнейших в мире. Его грамматическая и лексическая избыточность, сложность идиоматических ассоциаций позволяют описывать такие явления, которые невозможно описать на других языках. Я чуть не сошел с ума, пока научился думать по-английски. А когда научился, стал видеть мир по-другому, гораздо подробнее, чем в детстве. Однако есть вещи, о которых можно сказать по-арабски, и нельзя – по- английски.
– Поэтому я продолжаю читать по-арабски, – кивнул Джабл.
– А марсианский еще сложнее, чем английский. Более того, у марсиан другая схема абстрактного мышления, настолько отличная от земной, что на фоне этого различия не будет заметна разница между мышлением араба и англичанина. На преодоление такой разницы у человека уходит несколько лет. Но я не уверен, что нам хватит вечности, чтобы научиться думать по-марсиански. Говорить мы научимся – говорят же китайцы на пиджин-инглиш… Возьмем слово «вникать». Я подозреваю, что его значение уходит корнями в те далекие времена, когда марсиане только-только начинали сознательную жизнь. Это слово означает что-то вроде погружения в воду и одновременно принятие воды в себя.
– Постойте, Майк никогда не говорил «вникнуть», когда речь шла о том, чтобы выпить воды.
– А мы сейчас проверим. – Махмуд обратился к Майку по-марсиански.
Майк слегка удивился:
– «Вникнуть» – значить выпить, – подтвердил он.
Махмуд продолжал:
– Майк согласился бы, назови я еще сотню английских слов, которым в нашем мышлении соответствуют разные, порой даже противоположные понятия. «Вникнуть» для Майка – значит и любить, и бояться, и ненавидеть. Да, и ненавидеть, потому что по марсианским понятиям ненавидеть можно только то, во что ты вник, что познал настолько, что оно сливается с тобой, а ты – с ним. Только тогда можно ненавидеть. Мне кажется, что вследствие этого марсианская ненависть – настолько сильное чувство, что самая черная человеческая ненависть в сравнении с ней покажется легкой неприязнью… Махмуд задумался:
– «Вникнуть» – значит слиться. Человеческая мысль «мне это больнее, чем тебе» имеет марсианский оттенок. Марсиане инстинктивно сознают то, что мы усвоили на основе многолетнего опыта: наблюдатель в процессе наблюдения взаимодействует с объектом наблюдения. «Вникнуть» – значит понять объект наблюдения до такой степени, что становится возможным слияние, уравнение с ним. «Вникнуть» – это цель того, что мы называем религией, философией, наукой. Для нас это слово почти так же ничего не значит, как для слепого цвет. – Махмуд помолчал. – Джабл, если бы я изрубил вас на куски, сделал жаркое и съел, тогда мы вникли бы друг в друга: ничего из того, что нам принадлежит, не было бы утеряно, и в этом смысле было бы все равно, кто кого съел.
– Мне не было бы все равно, – запротестовал Джабл.
Махмуд снова заговорил с Майком по-марсиански. Майк кивнул:
– Ты говоришь правильно, брат Махмуд. Я бы тоже так говорил. Ты есть Бог. – Ну вот, – развел руками Махмуд. – Вы видите: все, чего я добился, так это богохульства. Мы не можем думать по- марсиански.
– Ты есть Бог, – гнул свое Майк. – Бог вникнет.
– Давайте оставим этот разговор! Джабл, во имя нашего братства, позвольте мне выпить еще порцию джина.
– Сейчас принесу, – отозвалась Доркас.
Обстановка в номере напоминала семейный пикник. И хозяин, и гости были людьми неспесивыми, опытными, признанными и потому не страдающими глупым честолюбием. Даже доктор Махмуд, всегда сохранявший дистанцию с людьми другой веры, сейчас расслабился. Ему чрезвычайно польстило, что Джабл чтил и читал в оригинале учение Пророка… Да и женщины у Джабла работали не такие уж бестелесные, как показалось с первого взгляда. Эта черненькая… Махмуд тут же отогнал мысль: нельзя, он здесь гость.
Махмуд оценил, что женщины не болтали, не вмешивались в серьезные мужские разговоры, а быстро и радушно подавали еду и питье. В то же время он был шокирован непочтением Мириам к хозяину: такие вольности обычно дозволяют только кошкам и детям-любимчикам.
Организацию этого «пикника» Джабл объяснил тем, что за едой и приятной беседой легче скоротать время. По поводу же места проведения Харшоу сказал:
– Если Генеральный Секретарь согласится, он даст об этом знать. Останься мы во Дворце, он начал бы торговлю. А сюда он уж точно торговаться не придет.
– О чем торговаться? – спросил ван Тромп. – Он получил все, чего только мог желать.
– Не все. Дуглас наверняка хочет, чтобы мы не имели права снять с него обязанности. Представляете: мы снимаем с него обязанности (а с ними и права) и передаем их человеку, которого он ненавидит – этому негодяю с честными глазами, нашему брату Бену. И другие стали бы торговаться – тот же «будда» Кунг. Я ведь у него изо рта кусок вырвал! Кстати, именно из-за него мы не едим и не пьем ничего из того, что нам привезли.
– Джабл, неужели вы серьезно? – спросил Нельсон. – Я подумал, что вы просто гурман и не признаете чужой кухни. В этом отеле нас не могут отравить.
Джабл печально покачал головой:
– Свен, ВАС действительно никто не собирается травить. Но ваша жена может получить страховку за вас только потому, что вы ели за одним столом с Майком.
– Вы на самом деле так думаете?
– Свен, я могу позвать прислугу и заказать для вас все, что хотите.
Но сам я этого в рот не возьму и Майку не дам. Они знают, где мы; у них достаточно времени, чтобы состряпать что-нибудь пикантное. Я имею все основания подозревать, что добрая дюжина здешних официантов получают зарплату у Кунга. Пока мы не обезвредим силы, которые представляет Кунг, главная задача – сохранить Майку жизнь.
Джабл нахмурился:
– Возьмем к примеру паука «черная вдова». Это тишайшее, полезнейшее и очень красивое существо, самое симпатичное из паукообразных. Единственный недостаток бедняжки – сила, несоразмерная с величиной. В результате – каждый считает своим долгом убить «черную вдову».
– А как же иначе? Они очень ядовиты!
– А Майку и того хуже: он не такой красивый, как каракурт.
– Как можно, Джабл! – вмешалась Доркас. – Это нетактично, более того – неверно.
– Девочка, не это главное. Суть в том, что он не может избавиться от своего богатства, а владеть этим богатством равносильно смерти. Неприятностей нужно ждать со всех сторон, и не только от Кунга. Верховный Суд политически не столь независим, как кажется… хотя суд Майка не убьет, а всего лишь заточит в темницу, как графа Монте-Кристо. Но есть еще масса организаций и частных лиц, которым выгодно, чтобы Майк оказался почетным гостем на собственных похоронах.
– Видеотелефон, босс!
– Энн, ты из Филадельфии кричишь?
– Нет, из Далласа!
