тетушка Пэтти.
– Джилл о ней много рассказывала и очень хорошо отзывалась. Хотя промолчала о татуировках.
– И по возрасту она тебе подойдет. Когда я сказал «девица», я передавал первое впечатление. На вид ей под тридцать, а на самом деле ее детям скоро тридцать. Так вот, она улыбается, подбегает ко мне, обнимает, целует и кричит: «Ты Бен! Здравствуй, брат! Выпьем воды!» Джабл, уж на моей-то работе я повидал всякого! Но ни разу меня не целовали девицы, одетые в татуировки. Я смутился.
– Бедняжка…
– На моем месте ты бы тоже не чувствовал себя героем!
– Я бы принял все как должное. Мне приходилось общаться с дамой в татуировках вместо одежды. Правда, она была японка, а японцы более равнодушны к телу, чем мы.
– Пэтти к своему телу не равнодушна. Она хочет, чтобы после ее смерти из нее сделали чучело и поставили на пьедестал, как памятник Джорджу.
– Джорджу?
– Это ее муж. Давно уже на небесах, но она говорит о нем так, как будто он полчаса назад выскочил в пивную. В остальном Патриция настоящая леди. Она не позволила мне долго смущаться…
Глава 31
Патриция Пайвонски по-братски поцеловала Бена, не подозревая, что его что-то может смущать. Потом почувствовала его смятение и удивилась. Ведь Бен – брат Майкла, из самых близких, а Джилл близка с Беном почти так же, как с Майклом. Странно.
Главным в характере Патриции было бесконечное желание сделать всех людей счастливыми; она ослабила натиск. Для начала Пэт предложила Бену просто разуться: в Гнезде мягко и чисто, сам Майкл следит за чистотой. Потом показала, куда можно повесить одежду и пошла за выпивкой. От Джилл Патриция знала, что любит Бен, и решила сделать двойной мартини. Вернувшись, она увидела, что Бен разулся и снял пиджак.
– Брат, пусть тебе никогда не придется испытать жажду!
– Разделим же воду, – согласился Бен, – то небольшое количество, которое здесь есть.
– Этого хватит, – улыбнулась она. – Майк говорит, что пить можно даже мысленно, главное – согласие пить. Я вникаю, что это правильно.
– Верно. Это как раз то, что мне нужно. Спасибо, Пэтти.
– Все наше – твое, и ты – наш. Мы рады, что ты дома. Все остальные сейчас на службе или на уроках. Придут, когда исполнится ожидание. Хочешь осмотреть Гнездо?
Бен согласился. Патриция повела его в кухню, огромную, с баром в углу; в библиотеку, в которой было больше книг, даже чем у Харшоу; показала ванные комнаты и спальни (Патриция называла их Гнездышками, а Бен сам решил, что это спальни, потому что пол был в них мягче, чем везде).
– А вот мое Гнездышко.
Часть комнаты занимали змеи. Бен терпел, пока Патриция не подвела его к кобрам.
– Не бойся, – заверила Пэт, – они не тронут. Сначала мы держали их за стеклом, а потом Майк научил их сидеть за чертой.
– Я бы предпочел держать их за стеклом.
– О'кей, Бен. – Она опустила стеклянную загородку.
Бену стало легче, и он даже погладил боа-констриктора, когда Патриция ему это предложила. Потом они прошли в другую комнату, большую, круглую, с очень мягким полом и бассейном посередине.
– Это Внутренний Храм, – пояснила Пэт. – Здесь мы принимаем в Гнездо новых братьев. Она поболтала в воде ногой и спросила:
– Хочешь разделить воду и сблизиться? Или просто поплавать?
– Нет, не сейчас.
– Пусть исполнится ожидание, – согласилась она.
Они вернулись в огромную гостиную, и Патриция налила Бену еще мартини. Бен устроился на кушетке, но вскоре поднялся. В комнате было жарко, от выпивки он вспотел, а кушетка приспосабливалась к форме тела и тоже пригревала. Бен решил, что глупо сидеть здесь в костюме, когда на Пэтти надета только змея.
Он остался в плавках, а все остальное повесил в прихожей. На входной двери красовалась табличка «Ты не забыл одеться?» Бен подумал, что в этом доме подобное напоминание совсем не лишнее. Внимание его привлекла еще одна деталь, которую он пропустил вначале: по обе стороны стояли урны с деньгами. Урны были переполнены, и деньги валялись на полу.
Пришла Патриция.
– Вот твой стакан, брат Бен. Сблизимся и пребудем счастливы!
– Спасибо. – Бен не мог оторвать глаз от денег. Патриция проследила его взгляд.
– Я неряшливая хозяйка, Бен. Майк одним взглядом наводит порядок, поэтому я совсем распустилась и каждый раз что-нибудь забываю.
Она подобрала рассыпавшиеся деньги и затолкала в урну.
– Почему вы держите их здесь?
– А где же? Эта дверь ведет на улицу. Каждый из нас, выходя за покупками или еще куда-нибудь, берет себе, сколько нужно. Держим на виду, чтобы не забывать.
– Просто так, схватил горсть и пошел?
– Ну да. Ах, я понимаю! Здесь не бывает чужих. Если к нам приходят знакомые, мы принимаем их в других помещениях и не держим денег там, где они могут соблазнить слабого человека.
– А я слабый человек.
Пэтти хихикнула.
– Для тебя не может быть соблазна: они твои.
– А грабители? – Бен пытался прикинуть, сколько в этих урнах денег. Банкнот с однозначными числами почти не было. На полу осталась пропущенная Пэтти бумажка с тремя нулями.
– На прошлой неделе один залез.
– Сколько он забрал?
– Он не успел: Майк отослал его прочь.
– Вызвал полицию?
– Зачем? Майк никого не выдает полиции. – Патриция пожала плечами. Он просто сделал так, что грабитель исчез. И разрешил Дюку открыть потолок в садовой комнате. Я тебе ее не показала? Там на полу растет трава. Джилл говорила мне, что у тебя дома тоже растет трава.
– Да, в гостиной.
– Если я буду в Вашингтоне, ты позволишь мне походить по твоей траве?
И полежать на ней?
– Конечно, Пэтти. Мой дом – твой дом.
– Я знаю, дорогой, но мне приятно услышать это от тебя. Я лягу на траву в твоем Гнездышке и буду счастлива.
– Буду рад принять тебя, Пэтти. – Бен надеялся, что она приедет без змей. – Когда ты будешь в Вашингтоне?
– Не знаю. Ожидание еще не окончилось. Майк должен знать.
– Ладно, соберешься приехать, предупреди, чтобы я не уехал. А впрочем, это не обязательно: Джилл знает код моей двери. Пэтти, вы считаете свои деньги?
– Зачем?
– Обычно люди считают.
– Мы не считаем. Берем, сколько возьмется, потом, если осталось, кладем обратно. Когда в урне
