гримасу:
— Все, показали, уберите это отсюда.
Ридель удалился:
— Ладно, пусть это не так хорошо, как хотелось бы, но мы все в одной лодке.
Он показал на собственную тарелку и спросил Рихтера:
— Кто сейчас на камбузе? Вебер, не так ли?
— Верно, капитан, но его принудили к этой службе. Никто не хотел брать эту работу, так что парни бросали жребий.
Бергер кивнул:
— Я действительно не знаю, что могу с этим поделать. На парусных судах это старая проблема, вы знаете. Когда еда начинает портиться, особенно мясо, требуется опытный повар, чтобы управиться, а сейчас его у нас нет. Я уверен, Вебер делает все, что может.
— Позвольте в этом усомниться.
В дверях стояла сестра Анджела, сзади другие монахини с кастрюлей. Она подняла крышку:
— Как вы это называете? — спросила она Бергера.
Он с отвращением посмотрел на сальную пену на поверхности:
— Кажется, это гороховый суп, сестра.
— Такой грязный, что почти черный — сказала она. — Редкий феномен, который объясняется простым фактом, что кок забыл вымыть горох.
— Хорошо — Бергер поднял руку, — нет нужды продолжать. Что вы хотите, чтобы я сделал?
Она отдала крышку сестре Кэт:
— Мы можем начать с проверки камбуза. Конечно, с вашего разрешения.
Бергер, на сей раз позволивший себе поплыть по течению, потянулся за фуражкой:
— Для вас, сестра, все что угодно. Пойдемте вместе?
Вот как случилось, что несчастный Вебер, безутешно сидевший в крошечном камбузе в окружении сальных кастрюль и грязных тарелок, сквозь открытую дверь увидел спускающуюся к нему большую процессию во главе с капитаном.
Он поднялся на ноги, торопливо вытирая руки о грязный фартук и Бергер сказал:
— Вон отсюда, Вебер. На всех четырех.
Вебер сделал, как сказано. Сестра Анджела остановила его в дверях. Она осмотрела вид внутри, коротко наклонилась понюхать гниющую солонину в кадке, потом повернулась.
— Снимите фартук — сказала она Веберу.
Он нервно взглянул на Бергера, потом сделал, что сказано. Она взяла фартук, подержала секунду на вытянутой руке, потом отбросила в сторону.
— Я предлагаю вернуть этого человека к его обычным обязанностям. Очевидно, это место не для него.
— А готовка? — спросил Бергер.
— Ну, у вас должно быть немного веры, капитан. Вначале я хочу, чтобы каждый дюйм этой гнусной дыры был тщательно вычищен. — Она повернулась к монахиням — Каждая кастрюля должна сверкать. Тогда и только тогда мы будем в состоянии что-нибудь сделать с едой. Вы согласны, капитан?
— Мы все, как вы часто напоминаете, в добрых руках божиих — ответил Бергер.
Ближе к вечеру, когда он вышел на квартердек с Прагером, аромат, поднимающийся из камбуза во влажном воздухе был такой аппетитный, что впервые за много дней он ощутил настоящий голод.
— Что это такое? — спросил он Рихтера, несшего вахту.
— Думаю, это называют женским прикосновением, господин капитан.
— Поблагодарим господа за это — благочестиво добавил Прагер.
Джанет, угрюмо глядя, стояла у окна спального купе, даже эффектная красота Бен Невис не улучшала ее самочувствия. Она присела к столу и начала листать книгу.
Прошел час, полтора, но Джего продолжал спать, пока они ехали по наиболее эффектным горным ландшафтам Шотландии. Гленфиннан, Лохэйлорт, потом море и Ревун Арисейга, закутанный в дождь и туман.
Уже давно она отбросила книгу и сидела, куря сигарету, следя за дождевыми каплями, стекающими по стеклу, думая о Герике, в основном потому, что не могла отогнать мысли о нем. Она снова взяла книгу и принудила себя читать.
Лежа лицом вниз на мешках с почтой, Герике не видел Карвера, но почувствовал его приближение. Главный старшина присел рядом на корточки с ножом в руках и резко повернул голову Герике.
— Очень глупо — сказал Герике, — ты не сможешь это объяснить.
Карвер достал из кармана Рыцарский Крест:
— Что ты такого сделал за него? Большой герой, не так ли? — Гнев вскипал в нем, как раскаленная лава. Он перерезал веревки, связывающие лодыжки Герике и схватил его за руку — Вставай. На ноги.
Герике встал, качаясь, чуть не крича от боли в затекших ногах. Карвер вытолкал его через ворота, потом дал подножку, так что он упал и головой ударился об пол. Карвер заехал ему ботинком в ребра.
— Теперь вам лучше, сэр?
Герике приподнялся на коленях:
— Вот как ты выигрываешь свои битвы, чиф? Пиная, как мешок, человека со связанными за спиной руками?
Карвер вытащил ключи от наручников и открыл их:
— Сейчас посмотрим, могу я сам или нет.
Герике с улыбкой на лице и со свободными запястьями сбросил с плеч плащ. Карвер ринулся вперед, сделав сильнейший выпад, от которого немец легко ушел в сторону, мгновенно встав в боевую позицию, правая руку вытянута вперед, кулак сжат, левая прижата к корпусу. В том, как он двигался, было нечто ужасно профессиональное.
Чиф снова шагнул вперед с выпадом, от которого Герике снова с легкостью ушел, на сей раз развернувшись и левой заехав Карверу по почкам. Карвер заорал от боли и повернулся к нему лицом.
— Да, боюсь, что был не совсем искренен с вами, чиф — сказал Герике, в нырке еще раз левой ударив Карвера по ребрам, а правой по верху скулы, рассадив кожу. — В молодости я был учеником на клиппере в нитратных рейсах в Чили. Крутая школа. Масса дисциплины, вбиваемая палкой, кулаком и ботинком. Я вырос быстро.
Казалось, что он двигался медленно, но его удары один за другим попадали в цель, а выпады Карвера постоянно заканчивались в пустоте.
Главный старшина уже плохо выглядел, лицо залито кровью, говорить не в состоянии. Он хватал ртом воздух, в то время как немец безжалостно прижал его к стене вагона.
— Мой друг, вы позорите форму, которую носите, и страну, кормящую вас. Кому-то следовало разрезать вас на кусочки давным давно — говорил Герике, нанося Карверу три ужасных удара в лицо, которые отбросили его к стене клетки.
Он сполз на пол, свесив голову в сторону. Герике постоял, глядя вниз, потом припал на колено и обыскав карманы, достал свои награды.
Он нашел маузер и сунул в карман, подобрал фуражку и натянул плащ. Он отодвинул скользящую дверь и внутрь ворвался дождь.
Джанет, стоя у открытого окна в коридоре спального вагона, бросила мгновенный взгляд на него, приземлившегося в вереске и катящегося под откос. А потом остались только дождь и туман.
Баркентина «Дойчланд», 22 сентября 1944 года. Широта 50°59N, долгота 15°35W. В шесть склянок средней вахты железный хомут на буме главного паруса развалился на куски. В последовавшей путанице главный парус разорвался сверху донизу и мы спустили его на починку, дрейфуя с морским якорем, пока в полдень господин Штурм не доложил, что все починено и готово. Вскоре после этого погода ухудшилась до
