с монаха и запомнили каждое его слово. Служанка вернулась и доложила:
– Второй господин и в самом деле не в себе. Он попросил монаха взять его с собой.
– Этого еще не хватало! – воскликнула госпожа Ван. – А что ответил монах?
– Сказал, что ему нужна яшма, а не Баоюй.
– И не требует денег? – удивилась Баочай.
– О деньгах разговора не было, – ответила служанка. – Затем монах и второй господин стали беседовать и смеяться, но никто из слуг их разговора не понял.
– Дураки! – рассердилась госпожа Ван. – Не могли понять всего, так хотя бы запомнили, о чем вообще шла речь. Позови слугу, который слышал их разговор!
Явился слуга, поднялся на террасу, приблизился к окну и почтительно справился о здоровье госпожи Ван.
– Неужели вы не могли хоть что-то запомнить из разговора? – напустилась на слугу госпожа Ван.
– Некоторые слова я помню, – отвечал слуга. – Речь шла о какой-то горе Дахуаншань, утесе Цингэн, стране Небесных грез, нитях, связывающих с суетным миром.
Госпожа Ван тоже не поняла. Зато Баочай испуганно округлила глаза и не могла вымолвить ни слова. Она хотела приказать слугам немедленно позвать Баоюя, но тут он явился сам и, хихикая, сказал:
– Все в порядке! Все в порядке!..
– Что означают твои безумные речи? – спросила госпожа Ван.
– Почему безумные? – удивился Баоюй. – Я давно знаю этого монаха. Он приходил со мной повидаться. Неужели вы думаете, что ему нужны были деньги? Он совершил доброе дело, все объяснил и ушел. Вот я и говорю: все в порядке!
Госпожа Ван не поверила и велела слуге все разузнать у привратников. Вскоре слуга вернулся и доложил:
– Монах и в самом деле ушел и сказал на прощанье: «Передайте госпоже, чтобы не беспокоилась – деньги мне не нужны. Пусть только разрешит второму господину почаще меня навещать. Все свершится, как предопределено судьбой – таков непреложный закон».
– Оказывается, это добрый монах! – воскликнула госпожа Ван. – Где же он живет?
– Привратник его спросил, а он говорит, что второй господин Баоюй знает, – ответил слуга.
– Ты знаешь, где живет монах? – спросила госпожа Ван, немало удивившись.
– Трудно сказать, – ответил Баоюй. – И далеко и близко.
– Что ты болтаешь! – вскричала Баочай. – Сейчас же прекрати! Ведь батюшка и матушка тебя любят, и батюшка велел тебе во что бы то ни стало добиться славы и высокого положения!
– А разве я говорю не о том же? – возразил Баоюй. – Неужели вам не ведома истина: «Если один сын уйдет в монахи, семь поколений его предков вознесутся на небеса»?
– Что за несчастная у нас судьба! – вздохнула госпожа Ван. – Сичунь твердит, что уйдет в монастырь, а теперь еще ты! Зачем мне после этого жить?!
И госпожа Ван громко заплакала.
– Я пошутил, – с улыбкой произнес Баоюй.
– И все остальное было шуткой? – спросила госпожа Ван, перестав плакать.
– Вернулся второй господин Цзя Лянь! – сообщила вбежавшая в комнату девочка-служанка. – На нем лица нет, и он просит вас, госпожа, выйти к нему!
Взволнованная госпожа Ван распорядилась:
– Позови его сюда! Баочай может остаться, Цзя Лянь давно ее знает!
После обмена приветствиями Цзя Лянь стал рассказывать:
– Только что пришло письмо от отца. Он тяжело болен и велит мне немедля приехать. А то не застану его живым.
Из глаз Цзя Ляня покатились слезы.
– Он не пишет, чем болен? – спросила госпожа Ван.
– Сначала простудился, а потом признали чахотку, – ответил Цзя Лянь. – Человек, передавший письмо, тоже советует поспешить с приездом, и я пришел доложить вам, госпожа, что немедленно отправляюсь в путь. Цзя Цян и Цзя Юнь хоть и глупы, но все же мужчины, и если случится что-нибудь, доложат госпоже. Домашние дела я привел в полный порядок. Цютун не пожелала у нас оставаться, и я велел отправить ее к матери. Думаю, так лучше, да и Пинъэр спокойнее. Вот только Цяоцзе остается без присмотра, но Пинъэр добра и не даст ее в обиду. Дочка у меня умная, но характером в мать, еще круче, так что прошу вас, госпожа, не оставлять ее своими поучениями!
Он вынул платок и смахнул набежавшие слезы.
– У твоей дочки есть родная бабушка, вот и оставь девочку на ее попечение, – возразила госпожа Ван.
– Вы убиваете меня, госпожа, своими словами! – воскликнул Цзя Лянь. – Я ведь от вас ничего не требую, только прошу меня пожалеть!
Цзя Лянь опустился перед госпожой Ван на колени.
– Встань! Ведь тут женщины! – промолвила госпожа Ван и спросила: – Если задержишься у отца, а в это время кто-нибудь посватается к твоей дочери? Ждать твоего возвращения или поступать так, как решит твоя мать?
– Не дожидайтесь меня! Решайте с матушкой по своему усмотрению!
– Перед отъездом напиши дяде Цзя Чжэну, пусть знает, что дома не осталось мужчин, – сказала госпожа Ван, – и попроси его поскорее возвращаться. Ведь неизвестно, когда ты приедешь!
– Слушаюсь! – ответил Цзя Лянь и собрался уходить, но потом вдруг повернулся и добавил: – В доме у нас достаточно слуг, а вот в саду никого нет! Бао Юн уехал вместе с господином. Второй господин Сюэ Кэ, живший в доме тетушки Сюэ по соседству с садом, переехал в другое место. Все строения в саду пустуют, а присматривать за ними некому, так что велите, госпожа, слугам каждый день обходить сад! Земля, на которой стоит кумирня Бирюзовой решетки, принадлежит нам. Мяоюй исчезла неизвестно куда, и монахини просят прислать к ним кого-нибудь из нашего дома, чтобы распоряжался имуществом кумирни.
– Мы не знаем, как со своими делами управиться, а ты говоришь о какой-то кумирне! – рассердилась госпожа Ван. – Лучше бы помолчал! Если об этом узнает Сичунь, снова начнет грозить, что уйдет в монахини. А это позор для нашей семьи!
– Подумайте, госпожа, и о том, – сказал Цзя Лянь, – что у четвертой барышни родителей нет, старший брат уехал, а жена его плохо обращается с девушкой. Я даже слышал, что Сичунь несколько раз пыталась покончить с собой. Так пусть лучше уйдет в монастырь. Зачем ее отговаривать?
– Сама не знаю, что делать! – воскликнула госпожа Ван. – Пусть жена Цзя Чжэня поступает, как сочтет нужным.
Выйдя от госпожи Ван, Цзя Лянь созвал слуг, распределил между ними обязанности, написал письмо Цзя Чжэну и собрался в путь. Пинъэр и другие, как обычно, сказали ему на дорогу несколько напутственных слов. Цяоцзе горько плакала, прощаясь с отцом. Оставаться на попечении Ван Жэня она отказалась. А когда узнала, что все дела отец поручил Цзя Цяну и Цзя Юню, расстроилась, но виду не подала. Проводив отца, девочка стала жить вместе с Пинъэр.
Фэнъэр и Сяохун сразу же после смерти Фэнцзе пожелали уйти. Первая попросила отпуск, а вторая сослалась на болезнь. Пинъэр хотела взять в дом какую-нибудь девочку, чтобы была подружкой Цяоцзе, а заодно помогала по хозяйству. Кроме Селуань и Сыцзе, бывших любимиц матушки Цзя, подходящих не было. Но Сыцзе, как оказалось, вышла замуж и уехала, а Селуань была просватана и со дня на день должна была переехать в дом мужа. Поэтому пришлось Пинъэр отказаться от своего намерения.
Между тем Цзя Юнь и Цзя Цян, проводив Цзя Ляня, пришли к госпожам Син и Ван.
Почувствовав себя хозяевами, юноши стали жить во внешнем кабинете, постоянно скандалили со слугами, водили дружков и устраивали попойки. Дошло даже до азартных игр, но женщины, не выходившие из внутренних покоев, ничего об этом не знали.
Пришли однажды Ван Жэнь и старший дядя Син. Им пришлась по душе веселая, бесшабашная
