В землянке было жарко от раскаленной почти докрасна железной печурки.
– Раздевайтесь, товарищи, – говорил Федюнинский, с трудом отключаясь от владевших им мыслей.
Снял полушубок, повесил на вбитый в бревенчатую стену гвоздь. Павлов и Чероков тоже разделись.
– Ну, прежде всего – поесть. Время как раз обеденное, – потер руки Федюнинский и, вызвав адъютанта, приказал: – Поесть гостям!..
– О нас не беспокойтесь, товарищ командующий, – начал Чероков.
– О вас, капитан первого ранга, я не беспокоюсь, – усмехнулся Федюнинский, – вы, как и я, – на Большой земле. Я вод Павлова хоть раз досыта накормить хочу.
– О еде будем думать после, – сумрачно сказал Павлов. – Я к вам за другим, Иван Иванович. По сведениям, которыми располагает Военный совет фронта, дело с Волховом обстоит очень плохо.
– Да, положение крайне тревожное, – сразу помрачнев, ответил Федюнинский.
– Где сейчас находится противник? – спросил Чероков.
– Как вам известно, мои войска в районе Волхова непосредственного соприкосновения с противником не имеют. Но знаю, что на сегодняшний день немцы от города километрах в шести.
– Уже?! – ахнул Павлов. – Когда я вылетал из Ленинграда, данные были иные.
– Противник на месте не стоит…
– Иван Иванович! – весь подавшись вперед, сказал Павлов. – На побережье, в Новой Ладоге, скопилось большое количество продовольственных грузов. Самолетами их не перебросишь. Мы ждем, когда станет Ладога. Надеемся перевезти их в Ленинград по льду. Но ведь от Волхова до Ладоги – только двадцать пять километров! Если противник захватит Волхов… Я хочу вас спросить: можно ли быть уверенным, что запасы, сосредоточенные в Новой Ладоге, не попадут в руки врага?
– Подойдем к карте, – предложил Федюнинский и поднялся из-за стола.
Большая карта висела на стене землянки. Федюнинский показал, где в данный момент проходит линия фронта, сухо информировал о складывающейся обстановке.
– Следовательно, на сегодняшний день, – медленно проговорил Павлов, – судьба Новой Ладоги фактически зависит от войск четвертой армии, а они продолжают отступать. Так?
– На сегодняшний день и час – так, – ответил Федюнинский. – Мы, разумеется, сделаем все от нас зависящее, чтобы враг не прорвался к Ладоге. Но ручаться пока что не могу.
– Как же быть с продовольствием? – не отрывая взгляда от карты, спросил Павлов.
Федюнинский не ответил. Молча вернулся к столу, сел. Сели и Павлов с Чероковым.
Неслышно вошедший ординарец командующего поставил на стол хлеб, большими ломтями нарезанную колбасу, консервы, бутылку «Московской», стаканы.
Федюнинский заметил, что Павлов с каким-то недоумением и даже испугом смотрит на тарелки с едой.
– Что глядишь, Дмитрий Васильевич? – спросил он. – За один присест десятидневную норму ленинградскую расходуем?
– Вы сами недавно из Ленинграда, Иван Иванович, – с горечью проговорил Павлов. – Но сейчас положение гораздо тяжелее, чем в октябре. За первую неделю ноября в городе зарегистрировано несколько тысяч – тысяч! – случаев смерти от голода… Вся надежда была на запасы продовольствия в Новой Ладоге и на обходную трассу… Но теперь… Что же нам делать с этим продовольствием? Неужели…
Тут он оборвал себя на полуслове – высказать вслух мучившую его мысль Павлов был не в силах. Он не мог смириться с тем, что, если немцы овладеют Волховом и устремятся к ладожскому побережью, запасы продовольствия в Новой Ладоге придется уничтожить. Уничтожить продовольствие, облить бензином и сжечь тысячи тонн муки, крупы, сахара, в то время когда в Ленинграде люди умирают от голода!
Павлов на мгновение представил себе, как пляшет на берегу озера пламя, сжигающее как бы саму жизнь ленинградцев, и лицо его исказила болезненная гримаса.
Федюнинский понял, в каком состоянии находится уполномоченный ГКО.
– Ну что ты меня пытаешь?! – воскликнул он. – Весь Волхов заминирован. В том числе и ГЭС. Ленинская ГЭС! Как бы ты решил: взрывать или не взрывать?!
– Я не могу тебе ответить на этот вопрос, – жестко сказал Павлов. – Это вы здесь должны дать себе отчет в том, удержится Волхов или нет. От этого зависит и судьба ГЭС, и судьба продовольствия в Новой Ладоге. Я должен получить точный ответ: что будет с Волховом?
– Я тоже должен получить ответ…
– Ты-то от кого?
– От Сталина.
– От Сталина?!
– Вы… запросили подкреплений, товарищ генерал? – проговорил Чероков.
– Нет! – покачал головой Федюнинский. – Просить сейчас подкреплений бессмысленно. Все, что могли, нам уже дали. Да если бы и была у Верховного такая возможность, все равно подкрепления не успели бы подойти… Давайте, товарищи, выпьем и закусим – это все, что я пока могу вам предложить.
Он разлил водку в граненые стаканы, притронулся своим стаканом к двум другим, стоявшим на столе, и выпил. Павлов и Чероков тоже молча сделали по глотку.
Федюнинский посмотрел на часы. «Доложена ли Сталину моя телеграмма?» – в который уже раз подумал он.
Представляя себе гигантский объем работы, которой были заняты и Ставка и Генштаб, Федюнинский не надеялся на быстрый ответ. Но пока он не командовал войсками, обороняющими Волхов, он не мог сказать Павлову ничего определенного…
В 15:20 прибежавший в блиндаж Федюнинского связной доложил, что Москва вызывает командующего к аппарату. Как был в кителе, Федюнинский выскочил из землянки…
Павлов и Чероков напряженно молчали. Они так и не поняли, какого ответа ждал Федюнинский от Сталина, но не сомневались, что в эти минуты решается очень важный вопрос, а может быть, и судьба Волхова.
Оба они надеялись, что ответ Сталина будет благоприятным, и боялись в это поверить.
За два с половиной месяца работы в блокированном Ленинграде Павлов уже привык быть готовым к тому, что обстоятельства могут сложиться еще более неблагополучно.
– Виктор Сергеевич, – обратился Павлов к Черокову, – так что же делать с продовольствием? Каково твое мнение?
Чероков ответил не сразу. С тех пор как Ладога перестала быть судоходной, тонны грузов, скопившихся на берегу, стали для моряков Ладожской флотилии немым укором. Морякам не в чем было упрекнуть себя. Они перевозили продовольствие, пока существовала хоть малейшая возможность, – под бомбежками, в жестокие осенние штормы. Но пройти по Ладоге, уже покрывавшейся льдом, транспорты не могли, и только отдельные корабли с прочными корпусами пробивались теперь к Осиновцу.
– Надо смотреть правде в глаза, – сказал наконец Чероков. – Если немцам удастся…
Он не договорил, потому что открылась дверь и вошел Федюнинский.
– Есть ответ, товарищи! Есть! – крикнул командующий еще с порога. – Вот! – И бросил на стол телеграфную ленту.
Павлов схватил ее и, поднеся к свисающей с потолка лампе, прочел вслух:
– СТАВКА ВЕРХОВНОГО ГЛАВНОКОМАНДОВАНИЯ ПРИКАЗАЛА ГРУППУ ВОЙСК ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ, ДЕЙСТВУЮЩУЮ НА ВОЛХОВСКОМ НАПРАВЛЕНИИ ПО ВОСТОЧНОМУ И ЗАПАДНОМУ БЕРЕГАМ РЕКИ ВОЛХОВ, ПЕРЕПОДЧИНИТЬ ТОВАРИЩУ ФЕДЮНИНСКОМУ И ВКЛЮЧИТЬ В СОСТАВ ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТОЙ АРМИИ…
Поднял глаза на Федюнинского:
– Ты… этого и хотел, Иван Иванович?
– А то чего же?! – торжествующе воскликнул Федюнинский. – Теперь, Павлов, спрос за Волхов с меня! А тебе я скажу: возвращайся в Ленинград. Грузы пока не трогать! Адъютант! – крикнул он, обернувшись к двери. – Машину! Едем на КП Волховской группы. Со мной поедут начальник оперативного
