морей!!!
И, ткнувшись лицом в тарелку с жареными креветками, приправленными майонезом, Уркварт захрапел.
Крис встал — надо сказать, беседа с веселым пьяницей его несколько развлекла. Хотя во время нее у сыщика появилась какая-то тревожная мысль. Но промелькнула так быстро, что он даже не успел как следует на ней сосредоточиться.
Он шел по главной лестнице «Титаника», поднимаясь на верхнюю палубу. Лифты были далеко, да и хотелось размять ноги.
Пышная роскошь окружала его. Ковровые дорожки, бронзовые балюстрады, лестничные площадки, декорированные мраморными статуями. Светильники в виде бронзовых атлантов и кариатид, огромные овальные окна, к которым никак не подходило строгое слово — иллюминаторы.
Над головой — хрустальный световой купол.
По дороге ему попадались изящные дамы в дорогих туалетах и важные мужчины, побрякивающие цепочками часов.
Сыщик видел их довольные благостные лица и даже сам поддался на несколько минут этому беспечному ощущению.
Но тревога не оставляла его.
Что же все-таки планирует Элмс?
Что он затеял?
О чем думает за золочеными дверьми своих роскошных апартаментов «Рамсес II», прячась за спинами телохранителей? Не удовольствия же ради отправился в этот круиз и не для полезных знакомств — этого у него и так хватает!
Но что он может сделать?
Вызвать шторм исполинской силы и унять на глазах изумленной команды и пассажиров? Чепуха — даже тех магов, которые могут вызвать дождик средней силы над не очень большим полем, весьма немного.
А что еще? Натравить на судно стадо сумасшедших кашалотов? Ну, тогда уж сразу морского змея.
Или организовать нападение пиратов и спалить их мановением руки?
Но откуда тут возьмутся пираты? Если в Красном море или на западе Мавретании разбойничьи моторные баркасы еще иногда пытаются нападать на пароходы, то в Срединном море ничего такого не было со времен Орланды Блаженной и Орландины Отважной…
Да и на этот случай у них есть чем ответить.
О-о-о, Всевышний, помоги рабу твоему, проясни ум его!
Ну не собирается же чародей зарубить топором капитана, а потом воскресить его?
Крис ступил на новые дубовые доски верхней палубы. Слева от него высилась громадная, как многоэтажный дом, фальшивая дымовая труба. За ее двойной обшивкой, как достоверно знал детектив, прячется скорострельная пушка и два шестиствольных пулемета — как раз на случай пиратской атаки.
Легкий туман клубился над тяжелыми волнами, и весеннее солнце, еще нежаркое, ярко светило. Бледное прозрачное небо навевало легкую грусть, как и прохладный, слабый ветер. На палубе — ни души.
Сквозь подошвы аунакского каучука ощущалось биение могучих турбин.
Пройдя мимо огромных солнечных часов (вот уж пережиток старины), Лайер механически сверил с ними свой хронометр, подошел к фальшборту и, облокотившись на него, стал созерцать уходящие к горизонту пенные линии следа.
Спокойное зеленовато-синее море расстилалось во все стороны — ни островка, ни корабля, лишь барашки низких волн.
Небольшая белая чайка поравнялась с ними, распластав крылья, паря в восходящих потоках — так легко подниматься в небо людям не суждено и невесть когда будет суждено.
Наконец, птица снизилась, сложила крылья, пронеслась над палубой в низком пике и вновь взлетела в синюю прозрачность неба.
Кристофер оглянулся — за вентиляционной трубой машинного отделения стоял белокурый, синеглазый и длинноволосый тип в широких штанах, красных русских сапогах-«kazakah» и шелковой тунике.
Что-то словно щелкнуло в голове у детектива — он узнал этого человека: кумир уже двух поколений поклонников поэзии (по крайней мере, их изрядной части), аллеман из тевтонов Гортензий Шноффель. В молодости писал хорошие и понятные стихи про любовь и разлуку, но потом, получив три Гомеровские премии подряд, загордился и занялся «творческой самореализацией» и «открытием новых горизонтов стихосложения». После этого стихи его стали малопонятными для нормальных людей (и не только
А Гортензий продолжал вещать:
«Мораль — не залетай, куда не надо, кто бы ты ни был», — прокомментировал про себя Лайер.
вдруг неожиданно для себя самого процитировал сыщик пришедшие на ум и попадающие в рифму
