Серебряный осел

расступились воды Нила, обнажив место, кишащее змеями, ракоскорпионами и прочими жуткими тварями. Еще одно заклинание повергло этих монстров в спячку.

Но самая большая неприятность была впереди. Большой железный сундук, в котором, по словам старца, скрывалась Книга, был обвит гигантским змеем. Трижды поражал его Нефер своим мечом. И трижды змей воскресал, пока, наконец, принц не догадался разбросать куски змеиного тела подальше друг от друга. Только тогда он сумел добраться до вожделенной цели.

Внутри железного сундука находился медный, а там — можжевеловый. Открыв его, царевич нашел ларец из черного дерева и слоновой кости, в нем — такой же серебряный, а там — футляр из золота, где и хранился сам свиток.

Развернув его, Нефер произнес одно заклинание за другим и увидел то, о чем говорил старик.

Возликовав всем сердцем, он возвратился в Коптос и отправился назад, ко двору фараона.

Но напрасно радовался глупый царевич. Сам Тот восстал против него, обратясь к суду богов за справедливостью.

Не успел их корабль отплыть от Коптоса на расстояние шести миль, как мальчик Мериб, выйдя на палубу, был смыт гигантской волной и утонул. То же произошло и с впавшей в отчаяние Ахурой, попытавшейся спасти сына. Их тела выловили только на другой день поисков.

Убитый горем муж и отец вернулся в Коптос, похоронил там семью и поплыл в Мемфис. Но на том самом месте, где погибли Ахура и Мериб, он вышел на палубу, приказав принести широкий и длинный царский шарф. Получив его, Нефер обернул материю вокруг тела, укрыв на груди зловещую Книгу. Закончив приготовления, он помолился великим богам, и прежде всего Тоту Носатому, испросив у него прощения и умоляя не преследовать души Ахуры и Мериба на том свете, ибо это только он виноват во всем случившемся. Простился с членами команды и… бросился в нильские воды…

Его тело, найденное на второй день поисков, отвезли в Мемфис, где фараон распорядился похоронить сына со всеми почестями. Вместе с Книгой.

— Тут она и пролежала пятьсот лет, пока некий любопытный хлыщ, — кивок призрачной головы в сторону Стира-Хемуасета, — не сунул нос туда, куда не следовало.

— Я тоже настрадался из-за проклятой Книги! — возмутился сын Рамсеса Великого. — Между прочим, не меньше твоего! У тебя один сын погиб, а я чуть-чуть не лишился двух!

— Чуть-чуть не считается, — огрызнулся фантом.

— Не ссорьтесь, правогласные! — вмешался Вареникс. — Что меж вами было, то давно быльем поросло! Давайте лучше покумекаем, что нам с сией достославной книженцией делать!

— Верно! — поддакнул Кар, которому не терпелось заполучить свиток в свои руки.

И снова нарвался на угрожающий жест Нефера.

— Вы таки решились ее взять? — уточнил он.

— А что делать? — спросила Орланда. — Где иной выход? Хемуасет не может выйти из тела Стира, пока не получит Книгу и не доставит ее тому, кто вызвал его из царства теней.

— Но отдавать свиток Темному Богу нельзя!

— Не собираемся! — заверил Эомай. — Я скорее себе шею позволю свернуть, чем отдам ему такое оружие!

— Молчал бы уж, — вздохнула Орландина, содрогнувшись при воспоминании о драке в танисском порту.

Темный Бог — это не кучка озверевших головорезов.

— Мы что-нибудь непременно придумаем, — пообещал и лесной князь. — В крайнем случае, уничтожим Книгу. А ежели все получится так, как нам бы хотелось, вернем ее тебе в целости и сохранности. Идет?

Нефер долго думал.

Пока рядом с ним не появилась еще одна тень. Молодой женщины, сжимающей в руках свиток древнего папируса.

Царевич посмотрел на Ахуру и со вздохом кивнул.

Глава 16 ЗАВЕСА ПРИОТКРЫВАЕТСЯ

Паломничество протекало на удивление славно и приятно.

Клеопатра никогда раньше не думала, что жрецы бывают такими интересными собеседниками. И вообще, что с мужчинами можно о чем-то говорить, а не только заниматься любовью.

В принципе, августе до этого как-то и не приходилось подолгу общаться со святыми отцами. Раза два-три в год она вместе с Птолемеем-Клавдием участвовала в ритуальных шествиях и церемониях. Одно время (в ранней молодости) Селена даже увлеклась мистериями Осириса и рьяно играла в них роль Исиды, пока шокированные служители культа не пожаловались втихомолку в жреческую коллегию на чрезмерную экзальтацию царицы. Государыню культурненько одернули, и она вообще охладела к проблемам веры.

Потом, когда ее любовник Наркисс раздобыл себе жреческий сан, молодая женщина еще больше разочаровалась в моральных и умственных качествах священнослужителей. Раз уж они допускают в свои ряды подобных циников и святотатцев, то что можно говорить об их корпорации в целом?

Но вот этот жрец сильно поколебал ее предубежденность в отношении священнической касты. Он знал столько всякой всячины и при этом не задирал высоко нос, с презрением взирая на профанов. Нет, Потифар терпеливо и доходчиво объяснял то и сё любопытным слушательницам (императрица и Зенобию с собой в Мемфис потащила, чтоб не скучать в дороге), деликатно убеждая их, что они и так все это ведают, но немного призабыли. Так что к концу недели августа чувствовала себя чуть ли не ритором из Александрийской библиотеки и страшно гордилась этим.

Пару раз она пробовала раскрутить советника на повествование о том, как и когда появились в Серапеуме чудесные вещи, переданные в дар жрецам богами. (Как проболталась языкатая Зена, «там еще много подобной фигни есть»). Однако жрец все больше отшучивался, ссылаясь на то, что он не вправе рассказывать о том, что составляет основу религиозных таинств.

— Но я верховная жрица Исиды, Баст и Сохмет! — пылала праведным негодованием августа.

— Вы не приняли святых обетов, сиятельная. — Потифар был сама вежливость и обходительность. — Не хотите ли послушать сказку об обреченном царевиче?..

Клеопатра вздыхала и соглашалась. А что делать? Без этих сказок да легенд путешествие, наверное, было бы чересчур утомительным.

Первую половину пути, до Гелиополя, они проделали на царской ладье, плывя вверх по Нилу.

В древнем городе солнцепоклонников императрица посетила храм Ра-Атума, преклонила колена перед священным изначальным камнем Бен-Бен, а потом пожелала осмотреть великие пирамиды на плато Ра-сетау.

Пришлось пересаживаться с корабля на верблюдов и тащиться по унылой и однообразной пустыне.

Зенобия и придворные девушки, привыкшие к прохладе и неге Александрийского Палатия, тихонечко хныкали и роптали на непоседливую владычицу. Вслух, правда, недовольства не выказывали. Знали взрывной характер своей хозяйки. Того и гляди, отправишься в почетную ссылку куда-нибудь к диким артанийцам, а то и вовсе в Куявию. И это еще ладно. А вдруг августе придет на ум выдать строптивицу замуж за генерала, отправляемого наместничать в заокеанские владения? Тьфу-тьфу, пронеси Бес!

Сразу вспоминалась жуткая история о трибуне Хамассу Хуке, которого лет десять назад кровожадные аборигены зажарили и съели. Вместе с семьей. А потом винились перед Птолемеем-Клавдием, говоря, что не хотели ничего дурного. Такой у них, дескать, обычай: кушать великого героя, чтоб обрести часть его мужества и храбрости. Август сначала разозлился, хотел даже послать карательную экспедицию,