светлых волосков.
Бия с трудом высвободила его член: он был большим, и она провела по нему губами от самого основания к головке. Скотт стиснул бедра Бии и прижался лицом к ее лону. У него захватило дух. Ему хотелось кричать. Как давно он не издавал этот крик!
Бия, чувствуя себя все более уверенно, продолжала ласкать губами его пенис. Скотт, предвкушая близость вожделенного мига, раздвинул языком нижние губки Бии, познавая ее тайный вкус.
Обоим хотелось большего. Бия протянула Скотту презерватив, попросила надеть его и, став на колени, призывно повернулась к нему задом. Он наклонился и начал вылизывать ей лоно, иногда касаясь языком ануса.
Бия не выдержала. Стиснув зубы, она опрокинула Скотта навзничь, нанизалась на его пенис и стала скользить по нему вверх-вниз, энергично двигая бедрами.
Как давно у Скотта не было такой роскошной любовницы! С проститутками он чувствовал себя наполовину онанистом. Они только раздвигали ноги, стараясь, чтобы все произошло как можно быстрее. Анне нужен был только его член. А эта женщина по-настоящему желала его, его поцелуев, объятий, его нежных слов… Ему это и льстило, и одновременно слегка пугало.
Придя немного в себя, он стал помогать ей, двигаясь навстречу, пытаясь попасть в ритм. Получилось не так эффектно, как в фильмах, но оба испытали редкостное упоение. Затем Бия ускорила движения. Скотт уже едва поспевал за ней. Ее голова запрокинулась, рот был приоткрыт, и судорожное дыхание вырывалось из груди… Но вот, закусив губу, она содрогнулась, еще раз, еще… И тут Скотта точно прорвало, и он закричал от непереносимого наслаждения.
Глава двадцать вторая
После длинного тяжелого перехода участники экспедиции трудились над устройством лагеря. Андре и Скотт вместе с солдатами ставили палатки. Бия собирала хворост – теперь надо было экономить горючее. Торрес и Анна готовили ужин, Америку ходил по территории лагеря, внимательно все разглядывая. Наконец он выразил свои мысли в форме старинной французской пословицы: «Труд освобождает нас от трех больших зол – скуки, порока и нужды».
За ужином говорили мало. Усталость сделала всех понурыми и молчаливыми. Окончив есть, Америку оглядел присутствующих.
– Есть чешская поговорка: «Усталому коню собственная грива в тяжесть», – изрек он и вышел.
– Что это на него нашло? – спросила Анна.
– И не говори. Кто знает, что у него в голове? – ответила ей Бия. – Кстати, – продолжила она, обращаясь уже ко всем, – завтра мы покинем эту тропу и пойдем пешком через горы. Советую вам освободиться от всего лишнего. Каждому придется самому нести свой багаж. Мы оставим здесь все грузовики и джипы. Возьмем только нескольких лошадей и верблюдов. Путь будет трудным.
– Мы уже достаточно прошли, но нет никаких признаков цитадели! – заявил Торрес. – Боюсь, что содержание манускрипта неверно трактуется.
– Я не знаю, каких признаков вы ждете, – ответил задетый за живое Скотт, – но я готов дать руку на отсечение, что мы на верном пути. И у меня такое предчувствие, что мы уже близко. Надо только расшифровать последние указания, содержащиеся в манускриптах. Кстати, сам тот факт, что мы свернули к Хайберскому ущелью, является хорошим признаком.
– Что это еще за чертовщина такая – Хайберское ущелье? – спросил Андре.
– Это естественный проход между Афганистаном и Пакистаном. Имеет огромное стратегическое значение. В течение долгого времени его считали воротами Индии. Говорят, по нему прошло войско Александра Великого, – пояснил Скотт.
– Значит, нам предстоит войти в Пакистан?
– Возможно.
Идти по горам было трудно. Подъем оказался крутым, глубокий рыхлый снег затруднял движение, скользкие участки ледяной поверхности таили немалую опасность.
Америку, не внявший совету Бии взять с собой только самое необходимое, тащил на себе едва не десяток словарей и всяких других справочников. Под таким грузом его ноги увязали в снегу по колено. Несколько часов он держался, но потом, боясь отстать, стал ускорять шаг, тратя на это слишком много энергии. Разреженный горный воздух окончательно доконал его. Профессор воскликнул:
– «Сдвинет гору тот, кто начнет с маленьких камней» – древняя китайская поговорка, – и упал без чувств.
Бия привела его в себя, но ему нужен был отдых, так что участники экспедиции решили здесь же разбить лагерь, несмотря на протесты Наджибуллы, который убеждал их поискать более безопасное место – подальше от нависающих круч и отвесных обрывов.
За ужином Анна, к которой, несмотря на угрозу заболеть СПИДом, вновь вернулось хорошее настроение, решила поддразнить Америку.
– Надеюсь, профессор, завтра нам уже не придется с вами возиться?
– Не бойтесь, моя дорогая! Как говорит одна ирландская пословица: «Выздоровевший больной – сам врач».
– Значит, вы расстанетесь с частью своих книг?
– Придется… Однако надо всегда помнить латинское изречение: «Cave ab homine unius liber» – «Бойся человека одной книги».
– Ты уверена, что с ним все в порядке? Ты хорошо его осмотрела? – прошептал Скотт на ухо Бие, пользуясь случаем, чтобы коснуться ее губами.
– С ним ничего серьезного… мания пословиц началась еще до обморока.
– Да, правда.
– «Длинный язык сокращает жизнь» – персидская поговорка! – Америку выразительно указал на шепчущуюся парочку.
– «Обвиняющий всегда немного лжет», Китай, – вставил Андре, у которого тоже был запас поговорок.
– «Кроме моих отца и матери, все лгут», берберское высказывание, – парировал лингвист.
– А это заразно… – заметил Скотт Бие, на этот раз гладя ей локоть.
– Возможно, что так даже лучше. Это доброкачественная болезнь, – ответила ему Бия. – «Тело, никогда не болеющее – опасное пристанище для души»! Шведская поговорка! – провозгласила она.
– Пойду, покурю, а то так и рехнуться можно, – объявил археолог.
Глава двадцать третья
Скотт был счастлив. Бия оказалась идеальной возлюбленной (она не задавала ненужных вопросов и всегда была готова заняться сексом), путь к цитадели, похоже, был верным, и у него всегда было вдоволь гашиша с тех пор, как Абдул, один из лейтенантов Наджибуллы, вернулся из Пакистана. Археолога беспокоили только его международные связи. Правда, он намеревался отказаться от них, к тому же его тайная деятельность носила крайне эпизодический характер и, как он поначалу считал, не приносила вреда экспедиции. Однако после похищения Анны словно заноза засела у него в душе. К тому же, он чувствовал, что не сможет создать серьезные отношения с Бией, не рассказав ей все. Это было необходимо не только ей, но и ему самому.
Скотт приготовил самокрутку с гашишем и направился к краю пропасти. Там он мог в свое удовольствие слушать шум ветра. Другим по душе любоваться звездами или морскими волнами. Он, Скотт, предпочитал ветер. Вой летящего ветра взывает к реальности и в то же время создает атмосферу видений и грез.
Да, он должен рассказать Бие все, ничего не утаив. Даже те эпизоды – а их было немало, – о которых ему самому хотелось забыть: как увлекся в юношестве коммунистическими идеями, как оказался в группе сверстников, играющих в революционеров, как потом оказалось, что лидер группы имел связь с Москвой и получал оттуда задания… Их отношения с Бией должны строиться на полном взаимном доверии. Ошибки совершают все, он не является исключением. Бия поймет его, а если нет… что ж, тогда им придется расстаться. Сначала она, конечно, будет шокирована, но потом поймет и простит. Кто-то сказал, что любить – значит, прощать. Сейчас еще не время говорить о любви между ними, но рано или поздно она обязательно придет. Таков естественный ход вещей. Все начинается с секса, потом он преображается в страсть. А из страсти вырастает в любовь. Не та любовь, о которой пишут в романах, это все глупости, а зрелое чувство мужчины и женщины, которые знают, чего хотят. Как все было бы замечательно, если бы не его проклятое прошлое. Но сейчас не стоит об этом думать. Сейчас лучше всего – слушать шум ветра и курить гашиш. Наступит подходящий момент, и он откроет Бие свое сердце. И она простит его и, может быть, полюбит еще больше. Они найдут цитадель со всеми ее сокровищами.
Впервые в жизни Скотт верил, что его ждет блестящее будущее. И он решил выкурить еще одну порцию.
То была необыкновенная ночь. Прозрачный свет растущей луны, отражаясь от снега, мягко освещал все вокруг. Горные цепи четко вырисовывались на фоне неба и, казалось, жили собственной жизнью. Шум ветра придавал этой величественной картине нечто фантасмагорическое. Скотт наслаждался великолепием открывавшейся перед ним панорамы. Он сидел на камне лицом к пропасти и ощущал себя неотъемлемой частью окружавшего его мира. И даже его прошлое перестало казаться ему таким уж ужасным. В мире все неразрывно связано, и все мы – составные части единого целого. Скотт решил, что завтра же он расскажет Бие все. И будь что будет… Он не допустит, чтобы его прошлое вставало между ним и его будущим.
Курево закончилось, но Скотту не хотелось покидать это место. Какая-то магическая сила удерживала его здесь. Возможно, желание продлить мысли о том, что завтра для него и Бии начнется новая жизнь. Да, он полюбит, он обязательно полюбит ее.
Он бы сидел там и мечтал еще бесконечно долго, если бы не мороз и ледяной ветер. Тут ему пришло в голову, что еще не так поздно и можно заглянуть в палатку Бии, чтобы вновь насладиться ее ласками. Скотт встал и движением оловянного солдатика повернулся спиной к пропасти. Но, сделав шаг в направлении лагеря, внезапно почувствовал, что теряет опору. Пласт снега, на котором он так долго сидел, подтаял от тепла и тяжести его тела и теперь неудержимо соскальзывал в бездну, увлекая его за собой.
Летя вниз, Скотт пытался удержаться, хватаясь за выступы скал, в кровь раздирая колени и локти. Его судорожные усилия несколько замедлили скорость падения, но до дна оставались еще десятки метров. Все-таки ему удалось зацепиться за край какой-то расщелины и закрепиться в ней.
Он не ощущал своих ног и каждый вздох причинял ему страшную боль. Он подумал, что у него, наверное, сломано несколько ребер. Самое главное сейчас было – не впасть в панику и попытаться трезво оценить ситуацию. Без посторонней помощи ему отсюда не выбраться. Кричать бесполезно, его никто не услышит. Лагерь далеко, а он лежит метрах в двадцати-тридцати ниже края обрыва. Его единственной надеждой была мысль о том, что Бия, хватившись его, догадается организовать поиски. А пока надо бороться с холодом.
…Когда его нашли, он был без сознания. Он пролежал более четырех часов в снегу при температуре минус восемь градусов.
Бия импровизировала, как могла, она ввела ему в вены жидкость, подогретую на водяной бане, собрала все одеяла и все лампы, какие были в лагере, чтобы
