мало о нем знала! О чем он думает, что ему нравится, а что – нет… По большому счету Нине (так звали его невесту) можно было не ревновать.
– М-да…
– Я просто аккумулирую вокруг себя неприятности, я делаю людей несчастными! – с досадой воскликнула Жанна. – Причем сама не получаю от этого никакого удовольствия…
– Еще не хватало, чтобы ты от этого получала удовольствие!
– Умереть за поцелуй… Как глупо! – с тоской произнесла она. – Ох, Юрка…
– Ты не права. Самые страсти кипят тогда, когда ничего еще нет, когда только ждешь обещанного… Страсти – они в голове. Самое интересное – до, а не после, и все, что ведет к этому моменту. А что касается близости… Она обманчива, она часто не сближает, а разъединяет. Я думаю, что если б вы с твоим Юрой зашли дальше поцелуев, то он не стал бы накладывать на себя руки. Снялось бы напряжение, ситуация стала бы казаться ему банальной, вполне обыденной…
– Как и тебе? – не выдержав, спросила Жанна.
– О чем ты?
– О том, что нас с тобой связывает именно та самая «банальная ситуация»… – мрачно произнесла она.
Ремизов вдруг замолчал.
– Жанна… – наконец тихо произнес он. – Это совсем другое.
– Ну да, ты у нас такой особенный… – усмехнулась она.
– Нет, я очень обычный. Заурядный. Возможно, кажусь тебе занудой… Я тебе скажу даже вот что – я до сих пор под впечатлением той ночи, что мы провели вместе. Но никогда – слышишь, никогда! – я не стану добиваться ее повторения!
– Зачем же ты тогда звонишь мне?
– Я не знаю! – сердито произнес он. – Просто поговорить с тобой хотел. Давай говорить… Расскажи, где ты сейчас, что видишь… Господи, как хорошо, что ты не здесь, а где-то там, далеко! Знаешь, наверное, с еще большим удовольствием я беседовал бы с тобой, Жанна, если б ты была где-нибудь на другом полушарии, чтобы нас разделяли моря и континенты, горы и реки! Потому что без тебя нельзя и с тобой – тоже…
Нина уже смогла убедиться в том, что Николай Ионович Гурьев принадлежал к так называемой породе «жаворонков». Он просыпался в половине седьмого, независимо от того, будни это или выходные, вставал на тренажер, имитировавший беговую дорожку, а потом обливался холодной водой. Он был жилист и вынослив. Добр и терпелив. Терпения в нем было очень много – недаром же главным его увлечением была рыбалка.
Он дождался, он «высидел» Нину…
С середины июня она жила у него. Уютная, светлая трехкомнатная квартира недалеко от метро «ВДНХ».
Иногда к Николаю Ионовичу заглядывал его сын – очень серьезный, очень положительный молодой мужчина. К Нине он относился вполне дружески… У сына была своя собственная квартира. Он являлся владельцем небольшой фирмы – бизнесмен средней руки, яхтами и гоночными автомобилями увлекаться не имел возможности, но зато все прочие радости среднего класса были для него доступны. Это обстоятельство не могло не воздействовать на впечатлительную Раису Романовну – педагогические способности Николая Ионовича внушали ей уважение. Надо же, такого сына воспитал!
Некоторое время до того Раиса Романовна была подавлена, вернее – просто раздавлена всем тем, что произошло с ее дочерью, она уже не верила в то, что Нина может когда-нибудь стать счастливой. Все разбито, все сломано, все уничтожено этим ужасным Пересветовым!
Но период мук и страданий закончился, когда появился Николай Ионович. Сначала Раиса Романовна не могла к нему привыкнуть, все ожидала подвоха с его стороны… Потом убедилась – Гурьев действительно любил Нину.
«Святой человек! – стала истово восклицать Раиса Романовна. – Он тебя буквально спас, Ниночка, вытащил с того света!»
Нина снисходительно усмехалась.
В самом деле, Гурьев практически не отходил от нее в те тяжелые дни. Потом предложил переехать к нему…
Эта была новая, другая, настоящая жизнь – та самая, о которой Нина столько мечтала. Жизнь, наполненная чувствами и делами. Мыть, чистить, готовить, стирать. Покупать. Приводить в порядок внешний вид Николая Ионовича – сводить его к парикмахерше Лизочке, заставить сменить фасон брюк, выбросить из кладовки кучу ненужных вещей, в выходные съездить на дачу…
Огромный маховик, до того работавший вхолостую, закрутился, закрутил все вокруг. Вселенная, до того необитаемая, пришла в движение, планеты заскользили по своим орбитам, вокруг планет завертелись их спутники, помчались, сверкая хвостами, кометы… Все обрело смысл.
Нина ни секунды не жалела о том, что избавилась от ребенка Пересветова – он, этот ребенок, не вписался бы в стройную систему мироздания. Она вспоминала тот злосчастный день, когда фамм фаталь Ложкина явилась на их с Юрой свадьбу в каком-то вычурном платье, сильно смахивающем на наряд невесты, и тем самым поставила Юру перед выбором, – так вот, Нина вспоминала этот день почти с благодарностью, потому что Юра выбрал не ее.
Очень хорошо, что сразу же, без всякой жалости и сомнений было сломано то, что все равно сломалось бы рано или поздно.
Пора – в один прекрасный день решил Платон Петрович Крылов.
Нина сошлась с Гурьевым, Веленская поняла, какую ценную сотрудницу она потеряла в лице Жанны, Карина с Полиной забыли о прошлых обидах, тем более что, по слухам, у Карины появился некий мужчина, согласный усыновить ее Костю-Котика, а Полина, опять же по слухам, сильно поссорилась с мужем и теперь в курилке утверждала с пафосом, что «Жанна была права», и даже обещала сбросить с себя «ненавистные цепи брака».
Словом, в начале июля Жанна вернулась в Москву, двумя неделями позже Артура Потапенко.
Наконец наступил тот самый день – Жанна, прибыв на поезде в Москву рано утром, заехала к себе домой ненадолго, чтобы принять душ и переодеться, а затем прямиком отправилась в «Минерву-плюс». Она волновалась и боялась, накатывали волной печальные воспоминания, она радовалась встрече со своими беспечными друзьями Сидоровым и Айхенбаумом и многому другому…
У сталинской многоэтажки Жанна оказалась около десяти, впрочем, Крылов бы не стал ругать ее за опоздание – как-никак человек только что с поезда.
Вход в здание сторожил новый охранник. Долго и придирчиво изучал Жаннин пропуск, затем позволил ей пройти через «вертушку».
Не без дрожи она поднялась на двенадцатый этаж, прижала карточку к датчику.
– О, Жанна! – удивленным и даже радостным голосом воскликнул Барбарисыч, махнул ей рукой. – С прибытием!
– Боренька, здравствуй, – ответила она тоже с некоторым удивлением. Нечаев буквально сиял от благодушия. Жанна еще не знала о том, что Барбарисыч окончательно и бесповоротно расстался с Зиной Рутковской. Даже более того – нашел новую женщину. Роман этот был окутан завесой тайны – о своей избраннице охранник не любил распространяться, правда, упомянул однажды в разговоре с Гурьевым, что «она настоящая красавица, не то что некоторые» и что «у нее ребенок, но разве ребенок может быть препятствием?».
Жанна зашла к себе в кабинет.
– Жанка! – завизжала Карина, закрутившись в кресле. – С прибытием! Ну наконец-то… А у меня столько новостей, столько новостей…
Карина вела себя как ни в чем не бывало, словно и не было той размолвки, что произошла между ними перед отъездом Жанны в Питер.
Далее Жанна отправилась к Крылову.
– Жанночка! – ахнула Полина. – Привет, как дела?..
– Хорошо. – «Что это с ними со всеми?..»
– Слушай, а мы без тебя тут буквально погибаем! Веленская вчера заявила, что ты одна трех новых сотрудников стоишь…
– Что, много новых?
– Трое. Новый системный администратор, и в бухгалтерию двух сотрудниц еще взяли… Да ты иди, Платоша тебя уже ждет!
Платон Петрович Крылов вылез из-за стола и по-отечески обнял Жанну.
– Вот она, красавица наша… Как он, наш город на Неве?.. Из филиала звонили – исключительно хорошие отзывы о тебе! Кстати, Потапенко приехал такой злющий… – понизив голос, игриво сообщил президент. – Так ему и надо! Я все, все знаю!
– Ну да… – машинально улыбнулась Жанна. Ее не покидало ощущение, что видит сон. И в этом сне все хорошо, все друг друга любят, нет обид и зла… Нет прошлого.
В коридоре Жанна нос к носу столкнулась с Ниной.
– Привет, – равнодушно сказала Нина и прошла мимо. В светлом платье, туфельках на высоких каблуках, спокойная и… веселая.
– Добрый день, – не сразу ответила Жанна.
Она так и осталась стоять, словно пораженная громом. Смотрела и смотрела на мозаичное панно «Битва при Грюнвальде», словно именно на нем была зашифрована разгадка всего происходящего.
В первый раз после смерти Юры тоска начала потихоньку отступать…
Больше всего ее приезду обрадовались, конечно, Сидоров с Айхенбаумом.
Обрадовались настолько, что вечером отправились в парк Горького, втроем, беспечные, словно подростки…
Там, в парке, царило безумное, безудержное, бессмысленное веселье, которому нельзя было не поддаться. И Жанна – с некоторым усилием, преодолевая раскаяние, – тоже поддалась ему.
Катались на каруселях, еще на каких-то немыслимых аттракционах, визжали, кричали, потом стреляли в тире, Айхенбаум выиграл для Жанны огромного розового медведя, далее оседлали водные велосипеды, едва не утопили мишку… И все время смеялись точно сумасшедшие.
Уже в темноте, при зажженных фонарях, бродили возле пруда с лебедями. Жанна прижимала к себе плюшевого медведя.
– Господи, сколько нам лет, а мы все как дети… Надо избавляться от этого инфантилизма! – произнес Сидоров несколько охрипшим голосом.
– Зачем? – возразил Айхенбаум. – Я тебе вот что скажу – все глупости в мире делаются именно с серьезным видом.
– Какая погода… – вздохнула Жанна. – А в Питере все время дул ветер.
– Да, в этом плане Москва комфортнее, – важно согласился Сидоров. – Я такую погоду называю «сливочной». Когда не жарко и не холодно, воздух как будто обволакивает тело…
– Пошли на «чертово колесо»? – предложил Айхенбаум. – Мы там еще не были.
– Пошли! – обнимая медведя, закричала Жанна.
– Жанна, Жанна, самая красивая на свете… – Сидоров с Айхенбаумом полушутя, полусерьезно принялись обнимать ее. – Жанна, наша мечта!
– Ай, пустите… Мишку раздавите!..
