Вот за это я Босова люблю: сам в тумане блуждает, но всех зовет к свету. Он такой и есть.
Много бы я отдал за то, чтобы точно знать, что почувствовал Евгений Евгеньевич, когда я притащился на факультатив. Я бы на его месте торжествовал и приплясывал, как дикарь вокруг воина из чужого племени, захваченного в плен. А он, конечно, сделал вид, что ничего не случилось.
- У нас такой обычай. Градов: тот, кто приходит в клуб 'Спорщик' впервые, приносит свой вопрос. Я почему-то был уверен, что ты рано или поздно появишься, а потому, ребята, и откладывал до сегодняшнего дня спор, который, помните, затеялся у нас на уроке. Ну-ка, Градов, о чем шла речь?
И пошло-поехало! Я стоял на своем: наша жизньтолько наша. Учителю нет до нее дела. (Хотя как раз в последнее время сам в этом засомневался: смотря ведь какому учителю. Но отступать постеснялся.)
Аня Левская повторила то, что говорила на уроке.
Роман Сидоров согласился со мной (он не знает, что я сомневаюсь). Оля Савченко считает, что учитель и ученик должны быть как братья, как сестры, - никаких тайн и секретов друг от друга. Андрей ее поддержал.
- А вы-то сами как считаете? - спросил я учителя.
- Так же, как и Аня. Я уважаю право моего младшего товарища-ученика на тайны интимные. Я благодарен ему, если он делится со мной своими личными переживаниями, потому что это помогает мне понять его и, если я в силах, помочь. А его духовную жизнь, в широком смысле этого слова, я знать просто обязан. Иначе зачем я в школе?
Евгений Евгеньевич стал объяснять, как он понимает духовную жизнь человека, привел какую-то латинскую пословицу (жаль, не записал, надо будет спросить). Откуда берутся такие умные? Может, вся его сила в лысине?
Прямо с факультатива я отправился в парикмахерскую.
- Наголо, пожалуйста, - сказал я, усевшись в освободившееся кресло. - Постричь и побрить.
Мастер запустил пальцы в мои вихры и засмеялся:
- За что ты их казнишь?
- Иду сдаваться. Добровольно. Руки вверх!
Волосы последний раз стали дыбом и... Не внаю, понятно ли я объяснил, но парикмахер больше ни о чем не спрашивал и управился ловко, в считанные минуты. Все удовольствие - двадцать копеек. Остаток от стрижки-брижки пойдет в общую кассу 'Группы АБЭ'.
Я глянул в зеркало. Теперь мы на равных. Наши головы блестят, словно два бильярдных шара. Как столкнутся, так полны лузы мыслей.
Словесник уговорил нас хотя бы раз в четверть давать урок-концерт.
Конечно, участвуют только добровольцы. Это у него пунктик такой - чтоб все вс„ делали добровольно. Сначала участвуют одни, потом другие.
Сами выбираем стихи, сами-жюри, сами оценки ставим, а он сидит на последней парте и аплодирует. И. Е.
так и говорит: 'Я на концерт пришел. Отдохнуть. Насладиться художественным чтением'.
При Бабусе все было так ясно: или ты вызубриваешь и вдохновенно шпаришь наизусть, или два балла в журнал. Выбирай добровольно! А тут из-за одного репертуара неделю грыземся.
- Что ты будешь читать? - спросила Аня Левская, конферансье.
- С чего ты взяла, что буду? - удивился я.
- Босов учит 'Блажен незлобивый поэт...'. Матюшин обещал подумать. А ты?
- А я 'Кому на Руси жить хорошо?'. Целиком.
- Я серьезно. - Она смотрелась в мою лысину, как в зеркало, в котором отражается что-то очень радостное. - Я тебя прошу.
- Отменяй концерт, Не хочу.
- Я тебя очень прошу, Эдик. Разве ты такой?
- И быть иным не желаю. Ты правильная девочка, не ^порю. А я Неправильный. Может так быть?
