старомодном плаще и шляпе сидел через проход от Ильи. Туфли заляпаны грязью, между ног стоит кожаный дипломат. «Земной шарик решили взорвать, — тихо бормотал он себе под нос и крутил длинными пальцами перед собой воображаемый шар, — А вы плавали с йогом в жидком металле?». «Наш клиент, — подумал Илья, потом с ясной и ужасающей четкостью решил для себя, — я тоже схожу с ума. Паранойя, плавно переходящая в шизофрению, — поставил себе диагноз Илья». А мужчина в старомодном пальто все твердил: «Земной шарик решили взорвать, земной шарик решили взорвать…».
К удивлению Ильи, мужчина, который плавал с йогом в жидком металле, вышел на три остановки раньше психбольницы. Старинный парк клиники дышал умиротворенным спокойствием. Илья подумал о том, чтобы бросить к чертовой матери работу и свою коллекцию мыслевыражений психов. Может, правы Артем и Серега в том, что эти изыскания могут привести его, Илью, на больничную койку в собственном отделении. В компанию к шизофреникам.
За двое суток, пока Илья был выходным, количество пациентов двенадцатого отделения увеличилось на тридцать пять человек. Такой же приток больных был и в других отделениях клиники. Коек не хватало, больные лежали одной массой поперек сдвинутых вместе кроватей. Не смотря на то, что почти все окна распахнули настежь, в помещении отделения трудно было дышать. В туалет стояла очередь, многие мочились под себя.
— Финиш, — вместо приветствия выдохнул Артур. Он внимательно следил за передвижением больных по периметру двора. Артур держал полицейскую дубинку наготове, вторую протянул Илье. — Обстановочка приближается к боевой. — Артур задымил сигаретой. — Медикаменты на исходе. Жратвы нет. Скоро психи на нас кидаться начнут.
— А что наши академики говорят? — спросил Илья, тоже закуривая.
— Подозревают вирусную эпидемию. Типа птиче-свинячего гриппа, но я думаю, что это отравляющий газ, — Артур сплюнул на мокрый асфальт и по-своему выругался. — Травят народ.
— Кто травит?
— А хер его знает. Мало ли всяких.
— Какие проявления в основном у больных? — проснулся в Илье медик.
— Так в том то и дело, что у всех одинаковые. Заторможенность, апатия, потеря в ориентации — как будто у всех одновременно аутизм с даунизмом начался. И самое интересное в том, что почти все наши урки слегли. Всем больным стало хуже. А еще знаешь что?
— Ну? — насторожился Илья.
— Оля, медсестра, которую проклял Матвей, не вышла на работу. Муж говорит, что заболела ангиной. Разговаривать не может.
Санитары замолчали. Илья попытался осмыслить ситуацию и пришел к выводу, что ни о чем подобном ему слышать не приходилось. На Олю ему было плевать, даже если у нее язык отсох. Илью беспокоила эпидемия.
Почти все пациенты расселись под мокрыми от дождя стенами прогулочного дворика и не проявляли интереса к окружающему. Некоторые, вяло и бесцельно бродили от стены к стене, иногда, сталкиваясь друг с другом, они поднимали удивленные лица. Только небольшая кучка пациентов сидела в углу двора и оживленно беседовала. Илья пошел к ним. Заметив санитара, пациенты замолчали. Матвей внимательно изучал лицо Ильи.
— Как самочувствие? — спросил Илья, обращаясь ко всем одновременно.
— Нам то что? — пожал плечами Гриша. — Нам по барабану.
— Вот и началось, доктор, — сказал Матвей.
— Что началось?
— А вы не видите? — удивился Матвей. — Это только начало. Скоро совсем капец настанет. Илья почувствовал такую уверенность в предсказании Матвея, что ему стало не по себе.
— Конец света начинается, Илья, — пробасил Поп и перекрестился, посмотрев на небо.
— То, что вверху, то и внизу, — добавил Философ.
Илью окрикнул Артем — надо было встречать нового пациента. Закованный в наручники молодой растрепанный парень рвался из рук двоих полицейских. «Вы все зомби!» — кричал он, брызгая слюной из перекошенного рта. Парень грязно матерился и пытался пнуть ногой кого-то из полицейских. Дежурный врач подошел сзади с наполненным прозрачной жидкостью шприцем. Полицейские заломили больному руки в плечевых суставах, он вскрикнул от резкой боли и согнулся пополам. Доктор быстро приблизился и, через ткань джинсов, ввел иглу в ягодицу. Илья поднял с койки, стоявшей в коридоре, ошалевшего больного. Полицейские расстегнули наручники и прижали коленями все еще сопротивляющегося парня к сетке кровати. Илья продел скрученную простыню под мышками парня и туго притянул его грудь к раме койки. Потом полосками брезента привязал ему руки к перекладинам, стянув их на кистях и в сгибе локтей. Доктор держал парня за ноги. Илья снял с пациента кроссовки и плотно привязал ноги к железной спинке. «Вы все зомби!» — не успокаивался парень.
— Что случилось? — спросил врач полицейских.
— Взбесился, придурок, — тяжело дыша, ответил сержант. — В баре начал кидать мороженое в людей. Залез на кухню, достал посудину с мороженым и швырял его по всему бару. Потом мы приехали — начал драться и кричать, что мы все зомби, а он один — человек.
Сержант замахнулся на парня, Илья встал между койкой и полицейским.
— Спасибо, сержант, — сказал Илья.
Полицейский пару секунд смотрел в глаза Ильи, потом развернулся и пошел к выходу из отделения. Артур заводил одних пациентов в палаты и сразу выводил других на прогулку. В коридоре возникла толчея. Сержант с ожесточением растолкал больных и грохнул за собой железной дверью, пациенты испуганно замерли.
Илья остался дежурить в отделении один. Артур выгуливал больных в дворике. Доктор скрылся в своем кабинете вместе с медсестрой — наверное, хотели обсудить создавшуюся в больнице обстановку. Вторая медсестра Оля, проклятая Матвеем, не вышла на работу. Илья обошел все палаты — больные мирно лежали на сдвинутых вместе кроватях. Обычно в это время они требовали завтрак. Даже певец Филя не приветствовал своими песнями Илью. Он забился под кровать.
Поп стоял возле окна и шепотом молился, глядя на небо. Гриша, Философ, Ленин и Матвей пили чифир. Поп закончил молитву и повернулся к рассевшейся в кружок компании.
— Не хочешь подумать о душе, Матвей?
Илья при этих словах дернулся, как будто его ударило током.
— У меня нет души, как и у всех людей, — ответил Матвей, принимая баклажку с черной жидкостью из длинных, жилистых ладоней Григория, — у меня есть тело, кусок мяса. А душа — это сам я.
Илья почувствовал головокружение, сел на свою кровать и закурил «Честерфилд».
— Душа — это я сам, — повторил Матвей. — Душой я думаю, принимаю решения, чувствую. А тело — это так. Временное явление.
— Если ты так считаешь, то тем более попадешь в Ад, — сказал Поп.
— Уже не попаду, — беззаботно ответил Матвей. — Все переходы в Ад и Рай закрыты. Не будут больше ангелы и черти людьми играться. Кончилось их время.
— Так мы останемся одни? — спросил Гриша.
— Да. Не будут они людям больше мозги парить и руководить нашими действиями. Сами будем жить. Кто умеет сам думать — тот выживет. А кто уже не может — помрет со временем. Ты посмотри на этих зомби, — Матвей кивнул на массу тел, лежащих на общей, совмещенной из двадцати коек, кровати. Они остались без хозяев. Долго не протянут.
— Ты богохульствуешь, Матвей. Люди — это творения божьи. Созданные по его образу и подобию. Бог не оставит детей своих, — устало сказал Поп. — В конце времен хотя бы, поверь в Иисуса.
— Я верю только в две фразы, которые заповедовал Иисус: «Не создай себе кумира!» и «Я послан только к погибшим овцам дома Израилева». Дословно в Библии написано, между прочим.
Все головы обратились в сторону Андрея Прокопьевича.
— Это не мешает верить в Христа людям других национальностей, — пробурчал Поп и повернулся ко
