тяжестью символа власти, его удобством.
– Ладно, ладно. Не забавно. Извините, что вообще говорю. Не бейте меня этой штукой. Прошу, больше не надо. Хотя, – продолжал Теол, – если учитывать, что это символ вашего служения, бить им меня – это тоже забавно… хотя шутка выходит довольно таки тяжеловесная…
– Я подумываю выдать тебя гражданам Летера, – сказал Карос и поднял взор, оценивая реакцию заключенного. И был удивлен: дурак снова улыбается! – Думаешь, я шучу?
– Никогда. Ни за что.
– Тебя радует мысль о толпе, рвущей тебя на части?
– Вряд ли. Но ведь я же не буду. Порван на части, я имел в виду.
– О. Почему нет?
– Потому что у меня не только больше денег, чем у вас, Блюститель, но я – в отличие от вас – совершенно равнодушен к их судьбе. Выдайте меня, господин. Прошу. Увидите, как я покупаю собственную жизнь.
Карос Инвиктад воззрился на негодяя.
Теол покачал сломанным пальцем. – Люди без чувства юмора, Блюститель, всегда слишком серьезно относятся к деньгам. По крайней мере к их накоплению. Вот почему они проводят все время, складывая монетки в столбики, пересчитывая их, любуясь на груды золота и так далее. Так они компенсируют жалкий недостаток всякого более глубокого содержания своей жизни. А у вас прекрасные кольца!
Карос заставил себя сдержаться даже перед лицом таких наглых оскорблений. – Я сказал, что подумываю о выдаче. Увы, ты только что дал мне повод отказаться от такой мысли. Ты обеспечил себе Топляки на рассвете. Доволен?
– Ну, если мое удовлетворение столь важно, я полагаю, что…
– Хватит, Теол Беддикт. Ты мне уже не интересен.
– Боги, я могу идти?
– Да.
Карос поднялся, постукивая жезлом по плечу. – Увы, мне придется сопроводить тебя.
– Как хорошо! В наши дни трудно найти надежную охрану!
– Вставай, Теол Беддикт.
Негодяй выполнил приказ Блюстителя с некоторыми затруднениями. Но тот ожидал (он умел быть терпеливым в подобных случаях).
Едва Теол выпрямил спину, на лице его выразилось изумление. – Как! Двухголовое насекомое! Ходит по кругу, по кругу!
– К двери, – сказал Карос.
– В чем вызов?
– Бесполезно…
– О, неужели? Блюститель, вы доказали, что умнее меня, я почти что умер – но я люблю головоломки. Фактически сам их придумываю. Очень трудные.
– Лжешь. Я знаю всех изобретателей, и тебя среди них нет.
– Ну-ну! Я придумал одну прямо сейчас.
– Жаль, что тебе не удастся подарить ее мне. Ты возвращаешься в камеру.
– Ну хорошо. Все равно это скорее шутка, чем головоломка.
Карос Инвиктад поморщился и махнул жезлом, указывая Теолу путь к двери.
Теол медленно заковылял к выходу, продолжая говорить: – Я придумал вызов. Хочу заставить жука остановиться.
Блюститель остановил его, коснувшись жезлом груди. – Я сказал, что решения нет.
– А я думаю – есть. Думаю, что уже его знаю. Я решу вашу головоломку, а вы отложите Топляки. Скажем, лет на сорок или около того.
– Согласен. Потому что ты не сможешь. – Карос наблюдал за Теолом, а тот медленно, подобно старику, вернулся к бюро. Склонился… – Ты не можешь касаться жука!
– Разумеется, – ответил Теол. И склонился еще ниже, закрыв лицом коробочку.
Карос Инвиктад поспешил встать рядом. – Не трогай!
– Не буду.
– Дощечки можно переставить, но…
– Не нужно переставлять никакие дощечки.
Карос ощутил, как забухало в груди сердце. – Ты снова тратишь мое время.
– Нет, я кладу конец растрачиванию вашего времени, господин. – Теол помедлил, склонил голову набок. – Кажется, ошибка. Нет, вот так!
Он придвинулся вплотную и выдохнул, затуманив одну из боковых плиток. Насекомое увидело одной из голов, что поверхность больше не привлекает его светом, и немедленно встало. Подняло ножку, начало почесывать брюшко. Когда влага исчезла с плитки, жук возобновил движение по кругу.
Теол выпрямился: – Я свободен! Свободен!
Карос не мог раскрыть рта в течение десяти, пятнадцати ударов сердца. Грудь сперло, по лицу потек пот. Наконец он проскрежетал: – Не будь дураком.
– Ты солгал? О, не могу поверить, что ты лгал мне! Знаешь что? Теперь можешь помочиться на себя и свою дурацкую коробку!
Жезл Блюстителя прочертил дугу и врезался в стоявшую на столе коробочку, разбросав осколки по комнате. Насекомое ударилось о стену и прилипло, начав карабкаться к потолку.
– Беги! – завопил Теол. – Беги!
Следующий удар жезла пришелся Теолу в грудь. Хрустнули ребра.
– Потуже натяни кандалы на ногах, – сказала Джанат. – И пошире раздвинь бедра.
– Тебе нравится беспомощность, не так ли?
– Да, да!
Улыбнувшись, Танал Ятванар склонился над краем кровати. Единая цепь уходила под кровать через отверстия у рук и ступней; штырьки удерживали ее на месте. Все, что ему требовалось – вынуть на каждой стороне по штырьку, перетащить сегмент цепи ниже и вставить крепление на новое место. Джанат стонала.
Затем он сел на край кровати и уставился на нее. Голая, почти без синяков – он уже давно не бьет ее. Воистину красивое тело, но ставшее более худым, чем он предпочитает. Он протянул руку – и отдернул. Ему не нравилось касаться тела, пока не готов. Женщина снова застонала, выгнув спину.
Танал Ятванар разделся. Заполз на кровать, навис над ней – колени между ног – и оперся руками о матрац по сторонам женской груди.
Он увидел, что кандалы глубоко врезались к запястья. Нужно исцелить – раны сегодня кажутся еще хуже.
Танал медленно опустился на нее, ощутив содрогания, и ловко скользнул внутрь. Так легко, так… гостеприимно. Она застонала. Он поглядел Джанат в лицо. – Хочешь, чтобы я поцеловал тебя?
