не так и мы ошибаемся.
До тех пор, пока не появилась она…
Дверь машины распахнулась и Оксана села в салон. Тогда машина и уехала, провожаемая взглядами трех остолбеневших человек.
Больше в этот день мы не сказали друг другу ни слова. Молча переоделись, вышли на улицу и, не прощаясь, пошли по домам. Состояние было какое-то шоковое.
На работу Владик опоздал, но пришел довольный. Опять-таки не замечая наших мрачных взглядов, он громко поздоровался, переоделся, уселся за свой стол и принялся что-то паять. Мы молча сидели и смотрели на него.
Через десять минут он оторвался от работы и осмотрел мастерскую.
Наверное, он по-своему истолковал эту ситуацию. Решив, что мы ждем от него объяснений причины опоздания, Владик довольно пояснил:
— Проспал. Телку эту трахал. С Сережкой, с корешком своим, на пару. Сначала по очереди, потом вдвоем одновременно. Ну, мужики, девочка, скажу вам, высший класс. Денег этих стоит. Такие вещи исполняла! Меня на пять раз хватило, а Серый семь умудрился сделать. Пихали во все, что можно. Она
ненасытная и вертлявая, как пропеллер. Так что, мужики, рекомендую! Шлюха от Бога.
Что-то треснуло и мы повернулись на звук — это Рома сломал свою любимую линейку.
Валерка встал и вышел из мастерской, а я посмотрел на свои ладони и увидел, что они сжались в кулаки так, что ногти вонзились в кожу.
— Понравилось, значит? — глухо спросил Рома.
— Не то слово! — воскликнул Владик и опять уткнулся в микросхему.
Рома тоже поднялся и вышел из мастерской. Я остался сидеть. Работать не хотелось, вообще ничего не хотелось делать. Было такое чувство, словно тебя мамкнули лицом в дерьмо, а затем убедили, что дерьмо — это самое большее,
чего ты достоин. И я знал, кто меня туда макнул.
Владик сидел в трех метрах от меня и напевал что-то бравурное, а я с каждой его нотой все ближе и ближе приближался к тому состоянию, когда придется встать, преодолеть эти метры и чем-то тяжелым…
Из критического состояния меня вывел голос Ромы, зашедшего в мастерскую и ставшего у порога.
— У нас заказ на выезде. — произнес он бодрым тоном.
Только потом я понял, какие невероятные усилия он приложил, чтобы придать голосу нужную интонацию, а тогда…
Тогда я даже не удивился этому странному заказу, так меня поразил бодрый Ромин голос.
А вот Владика заинтересовал заказ. Он так и спросил:
— Что за заказ на выезде?
— Шабашка. Для всех и на целый день. У местного кабельного телевидения аппаратура полетела. Надо посмотреть и срочно все сделать. Платят по двойному тарифу.
Теперь я начал кое-что понимать.
Владик наживку заглотнул сразу; он встал и направился к выходу. Я последовал за ним.
Мы вышли из мастерской на улицу, где нас ждал Валерка. Рома закрыл дверь и повел нас в сторону гаражей, за которыми виднелось серое пятно лесополосы с голыми, уже осыпавшимися деревьями.
— Эй, мужики, а инструменты? — спохватился Владик.
— Сейчас посмотрим, что к чему, а потом если что, Валерка сбегает, принесет.
Может, там делов никаких нет, чего лишний раз тяжесть таскать. — пробурчал Рома.
Чувствовалось, что он себя еле сдерживает.
— И где эти телевизионщики? — спросил Владик, когда мы подошли к гаражам.
— Там, дальше… — Рома неопределенно махнул рукой и продолжил путь.
Около одинадцати часов дня — в это время обычно на улицах немноголюдно, а среди гаражей вообще не было ни души.
Тут Владик заподозрил неладное и остановился.
— Что за бред, где тут может быть…
Договорить он не успел — Валеркин кулак, словно ядро из пушки, врезался Владику в нос, опрокидывая его на землю.
— За что…
Рома, размахнувшись, ударил Владика носком туфля в живот и тот захрипел.
Мой удар пришелся в лицо. Видимо, я рассек ему бровь — хлынула густая, темно-красная кровь, которая раззадорила нас еще сильнее.
Теперь мы били его не останавливаясь, с озверелой яростью, вымещая на нем всю ненависть, скопившуюся со дня появления Владика в нашей конторке.
Он не сопротивлялся — может, потому что уже не мог, а может, потому что понимал, что сопротивление его не спасет.
Через пару минут перед нами лежал безжизненный окровавленный кусок мяса.
Мы постояли над ним, затем повернулись и пошли в сторону мастерской. Шли молча, не говоря друг другу ни слова — все и так было понятно.
К тяжести в груди примешивалось какое-то чувство гадливости… грязи…
В мастерской, сев за свои рабочие места, мы какое-то время сосредоточенно занимались каждый своим делом, а потом я не выдержал и встал. Вышел в туалет, холодной водой ополоснул лицо и посмотрел в зеркало.
Странно и страшно было видеть в своих глазах пугающую пустоту, отрешенность…
Я потряс головой и потянулся за полотенцем.
Когда я вернулся обратно в мастерскую, то садиться на место не стал — вместо этого подошел к бригадиру и позвал его:
— Ром!
— Да?
— Это самое… аванс не дашь мне сегодня?
— Пятьсот? — усмехнулся Рома.
— Пятьсот. — подтвердил я.
— Завтра. — ответил бригадир и кивнул на Валерку. — Сегодня он взял.
Я посмотрел на Валерку, тот как-то виновато улыбнулся и развел руками.
— А ты? — спросил я Рому.
— А я, стало быть, послезавтра…
Все возвращалось на свои места. Как и раньше, два месяца назад, когда Оксаны еще не было.
И хотя Оксана осталась и каждый день она продолжала приходить без пяти семь к фонарному столбу, для нас она стала теперь одной из многих шлюх, стоящих под фонарями по всему городу — ну, может, более дорогой, чем остальные.
Смерть Владика, как мы и ожидали, менты списали на ограбление, на полку легло еще одно нераскрытое преступление и вскоре все забыли про это происшествие.
Лишь иногда, после какого-нибудь похабного анекдота, рассказанного кем-нибудь из нас, в мастерской на несколько секунд наступала тишина и за эти секунды перед глазами каждого из нас проносился силуэт девушки с золотыми волосами, стоящей под фонарным столбом, да непроизвольно
поворачивались в сторону окна наши головы… Но это продолжалось несколько секунд, а потом мы возвращались к своей работе, стараясь никогда больше не вспоминать эти два месяца — пролетевшие как несколько мгновений — наверное,
самые лучшие и самые плохие в наших жизнях.
