В немецкой дискуссии 1966 г. представляет интерес статья
Weinschenk [226а], принципиальные установки которой характерны для довольно большой группы современных зарубежных авторов, находящихся под одновременным: влиянием как идей павловской физиологии, так и представлений, развитых еще в 50-х годах исследователями функций ретикулярной формации мозгового ствола и зрительных бугров.
Автор статьи начинает анализ со ставшего уже почти традицией указания на трудность рассмотрения проблемы сознания из-за неопределенности ее центрального понятия. Далее он излагает оригинальную концепцию, претендующую на объяснение главной функции сознания. Основной факт, который, по мнению автора, подлежит истолкованию, заключается в том, что процесс афферентации, приводящей к физиологическим сдвигам в нервных структурах, воспринимается субъектом не как таковой, а как выражение изменений, происходящих в объективной среде. Для того, чтобы процесс такой «экстериоризации», превращения непосредственной мозговой данности в картину внешнего мира мог быть осуществлен, необходимо наличие в мозгу специального механизма или «органа». Таким органом и является, по мнению автора, сознание.
Weinschenk останавливается затем на характеристике основных особенностей этого «органа». Он отказывается
от
рассмотрения сознания как эпифеномена нервной акт
ивности и подчеркивает его включенность в причинносвязанную цепь механизмов, перерабатывающих информацию в мозговых структурах. Однако зависимость сознания от разнообразных изменений функционального состояния нервной системы заставляет автора считать сознание принципиально таким же проявлением жизнедеятельности, как активность сердца или любой другой вегетативный процесс.
Роль сознания, как фактора поведения, заключается, по
Weinschenk, в регулировании переключения возбуждений с центрипетальных на центрифугальные пути и тем самым в регулировании процессов приспособления. Сознание может выполнять это регулирование, поскольку его содержание составляют лишь конечные результаты сложной нервной деятельности, протекающей в основном без участия сознания. В этом смысле «сознательное», подчеркивает
Weinschenk — лишь «островок» в море неосознаваемой нервной активности. Сознание может, однако, оказывать определенное влияние и на эти непосредственно с ним не связанные неосознаваемые процессы.
Касаясь вопроса о локализации сознания,
Weinschenk занимает следующую характерную позицию.
Бегло коснувшись ранних этапов истории развития представлений о локализации, он останавливается на споре, возникшем в конце XVIII века между анатомом
Som
mering и
Kant, из которых первый считал органом сознания мозговой ликвор, а второй в соответствии со своей общей философской концепцией утверждал, что сознание может быть локализовано во времени, но не может быть локализовано в пространстве.
Weinschenk отмечает наивность допущений
Sommering и в то же время выступает против идей
Kant. Показательна аргументация, используемая в данном случае
Weinschenk. Поскольку сознание, говорит он, зависит от таких процессов, как, например, мозговое кровообращение, а кровь локализована в сосудах мозга, необходимо сделать вывод, что и сознание локализовано в пространстве, ибо немыслимо представить себе причинную зависимость между тем, что занимает определенную часть пространства, и тем, что пространственной протяженности не имеет.
Далее
Weinschenk переходит к обсуждению вопроса, с какой именно частью мозга сознание следует связывать (на то, что сознание не связано с мозгом в целом, указыв
ает, по его Мнению, дифференцированность влияний, оказываемых на сознание различно локализованными мозговыми поражениями, а также тот факт, что содержанием сознания являются лишь конечные результаты сложного мозгового процесса, а не весь этот процесс в целом).
Старые опыты
Holtz и
Rotmann с собаками, у которых были удалены оба больших полушария головного мозга, и особенно, как подчеркивает
Weinschenk, эксперименты И. П. Павлова позволили уточнить отношение сознания к формациям коры. Было, как известно, установлено, что со- б»аки, подвергавшиеся двусторонней гомисферэктомии, сохраняют в определенной степени способность приспособления к окружающей обстановке, основанного на использовании врожденных механизмов. Вместе с тем они лишаются возможности использовать опыт, приобретенный в отногенезе. Эти наблюдения позволяют, по мнению автора, заключать, что удаление коры не устраняет функцию «сознания» как таковую, хотя резко изменяет предметное содержание сознания и роль, которую последнее играет в процессах адаптации. А отсюда, заключает
Weinschenk, локализоваться сознание может только в подкорке, в пределах ретикулярной формации мозгового ствола.
Weinschenk считает, что теория центрэнцефалической системы
Penfield лишь подтверждает наблюдения И. П. Павлова и
Holtz, показавшие, по мнению автора, что для существования сознания нет необходимости в наличии коры. Данные И. П. Павлова заставляют, по
Weinschenk, отвергнуть даже компромиссно звучащие представления
French [167, стр. 1281], по которым основой сознания является взаимосвязь активности корковых и подкорковых структур, поскольку двусторонней гомисферэктомией эта взаимосвязь разрушается.
§
51 Постановка проблемы сознания по
Muller
Статья
Weinschenk представляет интерес не только потому, что в ней звучит трактовка, характерная для воззрений определенной группы зарубежных неврологов, но и потому, что в ней выделены аспекты проблемы сознания,
привлекающие в современных дискуссиях наибольшее внимание: вопрос о многозначности и вытекающей отсюда неясности самого понятия сознания; вопрос о функции сознания в отражении объективного мира и о роли нервной активности, лежащей в основе сознания, в организации других нервных процессов и поведения; вопрос о правомерности аналогий между сознанием и чисто физиоло гическими вегетативными проявлениями жизнедеятельности организма; проблема локализации сознания, решаемая
Weinschenk, на основе резкого разграничения между структурами, обеспечивающими предметное содержание сознания (кора больших полушарий), и образованиями, активность которых лежит в основе функции сознания в ее более узком («собственном», по
Weinschenk) смысле и, наконец, наиболее для нас важный вопрос об отношениях, существующих между сознанием и «бессознательным», т.е. нервными процессами, участвующими в высших формах мозговой деятельности, но остающимися «за порогом» сознания.
Посмотрим теперь, какая же позиция противопоставляется трактовке
Weinschenk. С этой целью обратимся к опубликованной в том же журнале статье
Muller [226а], заслуживающей внимания, в частности, потому, что ее автор подвергает критическому обсуждению рабочие понятия и принципы, правомерность которых не вызывает у
Weinschenk, по-видимому, никаких сомнений.
Подчеркнув неопределенность понятия сознания,
Muller
Weinschenk вопрос о правомерности разграничения между понятиями «сознание» и «психика». Он справедливо указывает на трудности, возникающие при отождествлении этих понятий, на необходимость признания в таком случае любого нарушения психики расстройством сознания (что противоречило бы клиническим традициям), на необходимость допустить при таком отождествлении существование сознания у животных (что внесло бы путаницу в данные зоопсихологии), на ликвидацию при отождествлении понятий «сознание» и «психика» категории, отражающей качественное своеобразие психической деятельности человека и т. д. Тем самым понятие сознания превращается в трактовке
Muller
в специфический термин, требующий точного определения и отграничения от других психологических Вы читаете Проблема «бессознательного»