Проблема «бессознательного»

категорий. На этой важной стороне во­

проса, как мы видели,

Weinschenk совсем не останав­ливается.

Другим моментом, привлекающим особое внимание

Muller

, является вопрос о трудностях логического поряд­ка, сопутствующих представлению о локализуемости со­знания и о вытекающей отсюда, по мнению автора, прин­ципиальной неадекватности подобного представления. Эта линия анализа, также отсутствующая у

Weinschenk, проводится

Muller

особенно настойчиво.

Muller

ставит принципиальный вопрос: способно ли вообще представление о «зоне локализации» функции раскрыть отношения, существующие между субстратом, активностью субстрата и продуктом этой активности, если речь идет о сознании? На этот вопрос он отвечает отрица­тельно по следующим мотивам.

Muller

подчеркивает необоснованность рассмотрения каких-то ограниченных мозговых структур как зоны лока­лизации сознания на основе одной только необходимости этих структур для реализации деятельности сознания. Если положить в основу определения зоны локализации сознания этот принцип «необходимости для реализации», то тогда придется, говорит

Muller

, распространить пред­ставление о материальном субстрате сознания даже на кровь, ибо, как известно, наличие определенного уровня сахара или калия в крови также является необходимым для существования сознания. Представление о существо­вании какой- то специфической зоны, в которой сознание «локализуется», равносильно, по

Muller

, возврату к ста­рым представлениям атомистической физиологии об огра­ниченных центрах функций, как о своеобразных специа­лизированных микроорганах мозга. Такая трактовка, ока­завшаяся, как показало новейшее развитие учения о локализации, несостоятельной даже по отношению ко многим чисто физиологическим, вегетативным функциям, особенно неадекватна, если речь идет о материальной основе сознания. Она говорит о стремлении пользоваться примитивными наглядными схемами в духе созданных несколько веков назад

Descartes и характерна для биоло­гизирующего подхода к проблеме сознания. Она игнори­рует, по мнению

Muller

, также важную общую законо­ мерность, установленную сравнительной физиологией и показавшую, что функции филогенетически более новые, возникающие на основе процессов прогрессивной энцефализации, характеризуются пространственно более распро­страненным, более диффузным центральным представи­тельством. Все это в целом заставляет

Muller

возражать против основного тезиса

Weinschenk о локализуемости сознания в пределах пространственно ограниченных фор­маций мозгового ствола.

Такова критическая аргументация

Muller

. Эта крити­ка основана не столько на экспериментально-физиологи­ческих, сколько на теоретических соображениях и не была бы, по-видимому, снята ее автором и в том случае, если бы

Weinschenk избрал в качестве зоны локализации сознания не мозговой ствол, а какую-нибудь другую мозговую формацию. Что касается конструктивной части статьи

Muller

, то основным здесь является сле­дующее.

Muller

учитывает данные, выявленные современными исследованиями функций ретикулярной формации моз­гового ствола и таламуса, но в отличие от

Weinschenk, полагает, что деятельность этой формации связана не с активностью сознания как таковой, а лишь с регулирова­нием степени возбудимости тех мозговых систем, которые с активностью сознания связаны более непосредственно. Эффекты этой тонической регуляции проявляются субъ­ективно и в поведении как изменения степени ясности со­знания, т. е. как изменения характеристики, близкой той, которую

Head предлагал назвать «уровнем бодрствова­ния». Поэтому, если уж говорить о существовании какой- то особой связи между функциями ретикулярной форма­ции и сознанием, то ни в чем другом, кроме регулирования важных физиологических предпосылок сознания, эту связь, по

Muller

, видеть нельзя. А отождествлять эти предпосылки сознания с сознанием как таковым можно только грубо биологизируя всю постановку проблемы.

Развивая этот ход мысли,

Muller

обосновывает далее представление о сознании, как о категории принципиаль­но не биологического, а социального порядка. Сознание, подчеркивает он, возникло (при наличии, разумеется, со­ответствующих мозговых предпосылок) как следствие спе­цифического для человека трудового процесса и на протя­жении всей истории человечества в первую очередь зави­село именно от особенностей этого общественного трудового процесса. Поэтому оно является не первичным, физиологическим, а вторичным, социальным продуктом, определяемым производственными отношениями и други­ми факторами общественного порядка. Его формой яв­ляется мышление, его содержанием — отражение об­щественного бытия. Физиологические предпосылки созна­ния могут иметь свои «центры», но рассматривать эти центры как область, в которой сознание «локализуется», было бы методологически неправильным.

В заключительной части статьи

Muller

вновь возвра­щается к вопросу о взаимоотношении понятий сознания и психики и, проводя философский анализ, подчеркивает, что представление о сознании, как о качественно своеоб­ разной, высшей форме проявления психического, право­мерно лишь при использовании этого понятия в плане естествознания, в плане «онтологическом», в то время как при гносеологическом подходе понятие «сознания» упот­ребляется как антитеза понятия материи и, следовательно, как синоним «психического». Одновременное существова­ние двух разных смыслов понятия «сознания» — онтоло­гического и гносеологического — не содержит внутреннего противоречия, ибо применяются эти разные смыслы при рассмотрении сознания в разных аспектах. Путаница воз­никает лишь тогда, когда гносеологический смысл прони­кает в естественно-научный план рассмотрения (или на­оборот) и когда в результате именно такого логического соскальзывания начинают спорить, на каком уровне фило­генеза «сознание» впервые возникает: у губок, по

Lucas, у червей, по

Dali, у рыб, по

Edinger, и т. д.

Muller

также отмечает (и в интересующем нас аспекте это является особенно важным), что он не согласен с представлением

Weinschenk, по которому сознание имеет дело лишь с готовыми результатами несознаваемой моз­говой деятельности. Такая точка зрения, по его мнению, означает недооценку активной роли сознания. А мысль о том, что осознанные переживания — это лишь «остров в море бессознательного», заставляет его вспомнить реак­ ционные концепции

Nietzsche, также говорившего, как известно, о «тонком покрове», в роли которого сознание выступает по отношению к скрытым за ним глубинным влечениям, темным инстинктам и т. п. Трактовка «бес­сознательного», предлагаемая

Weinschenk, обнаружива­ет поэтому, по мнению

Muller

, близость к характер­ным представлениям философии субъективного идеа­ лизма.

§

51 Биологизирующие и социологизирующие трактовки категории сознания

Положения, защищаемые

Weinschenak и

Muller

, хорошо иллюстрируют два наиболее распространенных за рубе­жом и во многом антагонистических подхода к проблеме сознания. Если для одного из них (

Weinschenk) созна­ние — это лишь синоним «психического», термин не обозначающий по существу ничего больше, чем способ­ность к субъективным переживаниям, функция мозга, связанная с субстратом принципиально так же, как любой вид вегетативной деятельности, и т.д., то для другого (

Muller

) сознание выступает совсем в иной форме: как явление, созданное социально-историческим процессом, как высшая, специфически человеческая форма психиче­ского, как феномен, имеющий свои локализуемые в моз­говых структурах физиологические предпосылки, но принципиально не сводимый к этим предпосылкам, по­скольку в нем находит выражение новое качество психи­ки, созданное факторами не только церебрального, по и