общественного порядка. Если же формулировать кратко, то один из этих подходов характеризуется рассмотрением сознания как категории биологического порядка, лишь насыщаемой социальным содержанием, а другой, напротив, пониманием сознания как категории социального порядка, лишь опирающейся в своем становлении на предпосылки биологического типа.
Не будет ошибкой сказать, что противопоставление этих двух трактовок явилось лейтмотивом почти всех больших дискуссий по проблеме сознания, прошедших в последние годы за рубежом. В странах английского языка основные усилия были направлены на дальнейшее обоснование биологической трактовки сознания (Лорентинский симпозиум 1953 г. оказался только одним из многих международных совещаний, на которых такие усилия предпринимались; очень сходные тенденции прозвучали и на симпозиуме, организованном Папской академией наук в 1964 г.). Французская же психологическая школа, продолжающая традиции социологической трактовки природы сознания (идущие еще от старых работ
Ribot и
Durkheim), напротив, стремилась обосновать зависимость сознания от разнообразных факторов общественного порядка[25]. А в работах более позднего периода обнаруживается своеобразное углубление, как бы логическое заострение представлений, характерных для каждой из этих основных конкурирующих за рубежом трактовок природы сознания.
Сознание как биологическая функция мозга после работ
Sherrington стало все более связываться с традиционной для западной науки концепцией «интеграции». На этой основе пытались показать, что есть основания определенные подкорковые формации рассматривать не только как структуры тоиигенные (в смысле, придаваемом этому выражению павловской физиологией), не только как центры, регулирующие возбудимость коры, но и как субстрат, непосредственно связанный с интегративной деятельностью, т.е. с активностью сознания в ее наиболее сложных формах. Что же касается работ, подчеркивающих социальную природу сознания, то на некоторых из них сказалось (иногда даже вопреки воле их авторов) заметно происходившее на протяжении последних десятилетий усиление влияний, оказываемых на зарубежную науку философией диалектического материализма. Благодаря этому влиянию в некоторых первоначально идеалистически ориентированных «социологических» концепциях сознания можно обнаружить сдвиги, воспроизводящие в какой-то степени упомянутую выше эволюцию представлений
Wallon и приближающие позиции их авторов к философии марксизма.
Это интересное развитие мысли заслуживает специального рассмотрения, тем более, что в отечественной литературе оно как следует еще не прослежено. Мы не можем, однако, задерживаться на нем сейчас подробно. Мы ограничимся лишь кратким рассмотрением принципиальных соображений о локализации сознания, высказанных несколько лет назад
Fessard и уточнений, которые были внесены в немецкую дискуссию чешским исследователем
Soukal. В высказываниях
Fessard мы находим в более глубокой форме тот же по существу подход, который предпочитает
Weinschenk, а в позиции
Soukal — указания на некоторые характерные недостатки представлений
Muller.
§
53 Постановка проблемы сознания в работах
Fessard
Fessard справедливо рассматривается как один из ведущих теоретиков в разработке концепции сознания, элек- трофизиологические основы которой были заложены
Jasper,
Moruzzi,
Gastaut и др., нейрофизиологические —
Magoun и его учениками, клинические —
Penfield. В докладах на Лорентинском симпозиуме 1953 г. [117], на Московском коллоквиуме по вопросам электрофизиологии высшей нервной деятельности 1958 г. [98] и на конференции Массачузетского технологического института 1959 г., посвященной вопросам связи в сенсорных системах [243], он пытался тщательно анализировать вопрос о физиологических предпосылках сознания, сделав при этом несколько интересных общих выводов.
Fessard подчеркивает, что подавляющее большинство исследователей не сомневается, что важнейшей предпосылкой сознания является способность к интеграции опыта.
Fessard не дает при этом определения понятия «интеграция».
Однако достаточно ясно, что, употребляя этот термин, он имеет в виду способность к дифференцировке, сопоставлению и обобщению элементов опыта, приобретаемого индивидуально. В то же время, говорит он, именно интегрирующая деятельность является основной формой активности высших уровней центральной нервной системы. Мозг выступает как орган, специфической функцией которого является как генерация фугально распространяющихся возбуждений, так и интеграция непрерывно в него поступающих импульсных потоков, использование этих церебропетальных сигналов для организации пространственно-временных функциональных нервных структур, имеющих рабочее значение. Эта связь интегрирующей деятельности с сознанием, с одной стороны, и с
динамикой сигнализирующих импульсных потоков, с другой, заставляет поставить вопрос, какой же нервный субстрат наилучшим образом приспособлен для осуществления подобной деятельности? Получив ответ на этот вопрос, мы сможем, как полагает
Fessard, судить и о том, какой нервный субстрат следует рассматривать как преимущественно связанный с деятельностью сознания.
Fessard предвидит возможную принципиальную критику идеи локализации сознания типа той, которую развивает
Muller. Однако он отводит ее, указывая, что мы вправе выделять в мозгу зоны, в которых разыгрываются процессы, определяющие «существенные особенности» сознания, хотя эти процессы, конечно, не исчерпывают всех условий, которые необходимы для реализации сознания. В споре
Muller с
Weinschenk о правомерности локализации сознания,
Fessard как бы становится, таким об разом, на сторону
Weinschenk. Затем он ставит основной вопрос: с каким субстратом следует связывать сознание? Общее представление о локализации сознания в мозгу как в едином «целом» он отвергает как непродуктивное и недооценивающее новейшие данные о неодинаковом значении для работы мозга повреждения различных его проводящих систем.
Fessard имеет в виду известные опыты
Sperry,
Lashley,
Evarts и других, показавшие парадоксально малый эффект в некоторых случаях повреждений интракортикальных нервных путей и мозолистого тела и, напротив, разрушительные последствия даже незначительных по объему повреждений вертикальных мозговых трасс[26].
Значительно более вероятны, по мнению
Fessard, две другие возможности: связи сознания с процессами, локализованными либо преимущественно в корковых структурах, либо в ретикулярной формации мозгового ствола и в диэнцефальной области.
Весьма показательно, что
Fessard пытается более осто рожно подойти к оценке роли подкорковых образований, как субстрата сознания, чем это делают некоторые авторы,
упрощенно излагающие теорию «центрэнцефалической системы»
Penfield[27].
Fessard считает, что сведения, которыми мы располагаем об эффектах рассечения интракортикальных путей, еще недостаточны, чтобы считать исключенной возможность осуществления сложных форм интеграции на основе именно этих путей. С другой стороны, он подчеркивает возможность взаимодействия между разными участками коры через подкорковые структуры и сетчатое вещество. Допуская последнюю схему, говорит
Fessard, мы должны, однако учитывать крайне малую вероятность того, что иеспецифические таламические и стволовые формации выступают в роли только простых реле, только индифферентных каналов импульсной связи. Гораздо более вероятно представление, по которому эти формации активно участвуют в переработке передаваемых импульсных потоков, а тем самым, следовательно, включаются в регулирование этих потоков.
Подобное регулирование может иметь разные формы. Оно может исчерпываться влияниями чисто тонического порядка, которые оказывают на кору образования верхней части мозгового ствола, неспецифические таламические структуры и гипоталамическая область. В таком случае можно
Вы читаете Проблема «бессознательного»