друзей и врагов, она произнесла в своей собственной стране, в одном из знаменитых лондонских залов - Кенсингтон Таун Холл. Как заявила она в этой речи, опубликованной ею вскоре под названием 'Пробудись Британия!', 'стратегическая угроза для Британии и ее союзников со стороны экспансионистской державы сейчас куда более серьезна, чем в какой-либо момент после последней войны. Военные постоянно предупреждают нас, что стратегический баланс изменяется в ущерб интересам НАТО и Запада... Посмотрите, что делает Россия. Она управляется диктатурой терпеливых и расчетливых людей, которые быстро превращают свою страну в самую мощную морскую и военную державу мира... Русские поставили своей целью установить господство над миром... Люди в Политбюро не беспокоятся насчет спадов и подъемов общественного мнения. Они ставят пушки впереди масла, тогда как мы ставим пушки позади всего остального... И если мы не сможем понять, почему русские быстро превращаются в величайшую морскую и военную державу, которую когда-либо видел мир... мы обречены, по их собственным словам, оказаться на свалке истории'[165].
Чтобы этого не случилось, Тэтчер призвала и Запад в целом, и свою собственную страну не жалеть усилий и средств для 'защиты свободы', заверив при этом, что консервативная партия, в отличие от лейбористской, политика которой делает страну все более уязвимой, преисполнена решимости внести свой вклад в решение этой задачи. «Через всю нашу историю мы пронесли факел свободы. Теперь же, когда я бываю за границей, люди спрашивают меня снова и снова: 'Что случилось с Британией?' Они хотят знать, почему мы зарываем голову в песок»[166].
Речь Тэтчер произвела сильнейшее впечатление и в Британии и за ее пределами. Местная печать опубликовала ее полный текст, подробное изложение и пространные комментарии появились в Соединенных Штатах, странах Западной Европы, советские же средства массовой информации, не удовлетворившись резкой критикой речи, навесили на ее автора ярлык 'железной леди'. Примечательно, что едва это 'прозвище' появилось в печати, как Тэтчер сама упомянула его в одной из очередных своих речей и тем самым способствовала его распространению. Судя по всему, она быстрее других осознала, что 'кличка' эта может в скором времени обрести совсем иной, позитивный смысл, и, как стало вскоре ясно, не ошиблась в этом.
К слову сказать, советские комментаторы не были так уж оригинальны. Еще в феврале 1975 г., т.е. почти за год до цитировавшейся речи, газета 'Дейли миррор' назвала Тэтчер 'железной девой' (The Iron Maiden)[167], однако тогда этот 'титул' не был никем подхвачен.
Как видим, не многие годы потребовались Тэтчер для того, чтобы ее имя и ее личность начали символизировать политический стиль, отличный от того, который утвердился и в национальной, и в мировой политике. Правда, пока это был только стиль, проявившийся главным образом в словах, а не в делах, и многие умудренные опытом политики, журналисты и комментаторы считали, что словами в основном дело и ограничится.
О том, насколько серьезной была недооценка 'ученичества' Тэтчер в годы оппозиции, особенно со стороны сторонников традиционного, консенсусного подхода, свидетельствует хотя бы то, что в своей статье, озаглавленной 'Выработка политического курса в оппозиции', директор Исследовательского отдела партии К. Паттен (ставший в 1979 г. членом парламента, а впоследствии и членом кабинета) даже не упоминет ни Центра политических исследований, ни Института экономических проблем, ни кого-либо из известных интеллектуалов неолиберальной ориентации из тогдашнего окружения Тэтчер[168].
Несколько упрощая ситуацию, можно сказать, что сложившееся в годы оппозиции тэтчеристское кредо представлялось многим, если не большинству наблюдателей, комментаторов и политиков, в виде некоего легковесного айсберга, не имевшего сколько-нибудь основательной подводной части. Если сказать еще проще и грубее, то оно рассматривалось как достаточно привлекательный для многих избирателей мыльный пузырь, пригодный в лучшем случае для набирания очков в предвыборной борьбе. И то обстоятельство, что Тэтчер, в отличие от Хита, всячески избегала конкретизации прокламировавшихся общих положений, опять-таки воспринималось как отрыв теории от практики, идеологии и пропаганды от реальной политики и соответственно как основание для того, чтобы не принимать ее популистскую риторику всерьез.
Между тем за каждым популистским 'выбросом', будь то в области внутренней или внешней политики, стояла четкая и недвусмысленная политическая позиция и политическое убеждение, идущее не просто от инстинкта политика правоконсервативного толка, но и от слияния, синтеза этого инстинкта с теоретическим знанием и основывающегося на нем. Именно в годы оппозиции Тэтчер обрела это новое качество, и ее ученичество в эти годы отнюдь не было лишь школярством усердного 'зубрилы'.
При всем значении собственной популистской активности Тэтчер задача 'завоевания умов и сердец' соотечественников имела хоть какие-то шансы на успех лишь при условии одновременного подключения к ее решению достаточно многочисленной и целеустремленной группы партийных функционеров, пропагандистов и активистов. И такое подключение происходило, причем довольно быстро. Пример Тэтчер не только вдохновлял, стимулировал, но и служил своего рода эталоном, 1 образцом для подражания. Не все из ее популистского арсенала было взято на вооружение, и автор не знает ни одного случая, чтобы кто-то из последователей Тэтчер воспользовался ее манерой и 'бытовизации' и 'персонализации' пропагандируемых идей. Зато ему не раз приходилось наблюдать на предвыборных собраниях и в дебатах по телевидению, с какой убежденностью, уверенностью они развивали перед аудиторией типично тэтчеристскую систему аргументов, причем, как правило, в той же, броской, тэтчеристской, манере их презентации. Несмотря на свою I простоту, а может и благодаря ей, эти аргументы чаще всего сраба-тывали. И даже в тех случаях, когда большинство аудитории оказывалось в конечном итоге на стороне их оппонентов, последнее слово чаще всего оставалось за ними и покидали зал они с видом победителей. Ощущая себя на гребне подымавшейся неоконсервативной волны, они и вели себя соответствующим образом.
Если теперь попытаться охватить весь спектр интеллектуальной и пропагандистской активности возглавленного Тэтчер праворадикального течения, то нетрудно увидеть, что между лидером партии и ее многочисленными последователями и имитаторами, с одной стороны, и интеллектуальным ядром этого течения - с другой, установилось довольно четкое разделение труда. Последние взяли на себя задачу отработки основных направлений правоконсервативного курса и его популяризации среди 'образованной' части общества. На долю же Тэтчер и ее последователей в парламенте, прессе, в местных партийных организациях выпала куда более сложная задача приобщения к ценностям нового консерватизма массы 'обычных' граждан. Соответственно различались и методы, которые они брали на вооружение. Каждая из этих сил имела свое собственное поле и свои собственные успехи и завоевания. Однако совокупный эффект их деятельности был куда более весомым, нежели их простая сумма.
4. Битва за Даунинг-стрит, 10
Завоевание правительственной власти является, как известно, сверхзадачей любой политической партии, и неудивительно, что, не сумев привести партию к победе на двух подряд выборах, Эдвард Хит поплатился за это постом лидера. Приход Маргарет Тэтчер к руководству I партии пришелся на время, когда вопрос стал уже не просто о победе или поражении, но и о том, быть ли партии 'естественной правительственной партией', каковой она считалась вплоть до середины 70-х годов, или же она должна уступить эту роль лейбористам. Опираясь на факт правления страной в течение 10 из последних 15 лет, эти последние стали все более решительно заявлять, что именно они, а не консерваторы являются 'партией власти'. Резко обострившаяся у консерваторов чувствительность к вопросу о власти не могла не сказаться и на отношении к новому лидеру, и в канун очередных всеобщих парламентских выборов никто из серьезных наблюдателей не сомневался в том, что, если партия и на этот раз потерпит поражение, Тэтчер не будет позволено остаться на своем посту. Не заблуждалась на этот счет наверняка и сама Тэтчер.
Острота борьбы за власть в стране определялась в какой-то мере и тем, что на предстоящих выборах не только Тэтчер, но и лидеры двух других партий впервые вступали в противоборство в этом своем качестве. Почти ровно через год после вступления Тэтчер на пост лидера консерваторов, в середине марта 1976 г. неожиданно для всех, и в том числе для членов своего собственного кабинета, подал в отставку с поста премьера и соответственно лидера лейбористской партии Гарольд Вильсон. Правда, как выяснилось вскоре, еще в сентябре 1975 г. он проинформировал королеву, что по достижении 60-летнего возраста, т.е. примерно через 6 месяцев он намерен уйти со своего поста. В заявлении об отставке Вильсон мотивировал свой уход тем, что, находясь в общей сложности уже восемь лет на посту премьера, т.е. больше, чем кто-либо из его предшественников в послевоенные годы, он не хочет закрывать дорогу другим претендентам. Главный же его аргумент заключался в том, что, возглавляя столь длительное время правительство, он чувствует, что утрачивает способность выходить за пределы уже апробированных ранее, но необязательно оптимальных подходов и решений[169].
Неожиданность отставки премьера
