которой 10% учителей ежегодно должны были получать опыт работы в сфере бизнеса, а каждый учащийся -приобрести как минимум опыт двухнедельной работы на предприятии [286].
Тем же целям была подчинена и созданная еще при лейбористах система стимулирования возможностей молодежи, предназначенная для обретения специальности теми, кто окончил среднюю школу без аттестата, дающего право на поступление в вуз. При всем многообразии и даже радикализме осуществленных консерваторами мер им все же не удалось даже приблизиться к реализации своей главной идеи, провозглашенной еще в упоминавшемся документе 1976 г., а именно - идеи ваучеров. Даже такой ее сторонник, как К. Джозеф, став министром образования и взвесив все за и против, вынужден был в конце концов от нее отказаться. Судя по всему, не настаивала на ее реализации и сама Тэтчер.
Примечательно, что, еще формируя свой первый кабинет, министром науки и образования она назначила не одного из инициаторов и авторов 'черных книг' Бойсона, считавшегося первым претендентом на этот пост, а относительно умеренного и менее известного М. Карлипса. Бойсон же, считавший реализацию идеи ваучеров первостепенной задачей, получил пост младшего министра, ответственного за высшее образование. До подготовки и проведения школьной реформы его попросту не допускали. Не менее показательно и то, что переход к системе ваучеров в манифесте 1987 г. даже не упоминался.
Биограф Джозефа довольно подробно разбирает мотивы, побудившие его отказаться от 'ваучеризации'. Главная из них, по его словам, - это нежелание заменить одну монопольную схему объединенных школ другой столь же единообразной системой 'ваучерских' школ, ставящей все средние учебные заведения, включая и частные, по сути дела в одинаковые условия. Немалую роль сыграло и опасение нежелательных социально-политических последствий соответствующей законодательной инициативы. Примечательно, что проводимые министерством обследования не выявили ни одного региона или района, который был бы готов провести эксперимент. Как полагал Джозеф, вполне возможно, что борьба растянулась бы на десятилетие, причем, возможно, с ничтожно малым результатом.
Представляется, однако, что главное было даже не в опасениях по поводу возможного сопротивления, а в осознании неприменимости самой этой идеи к условиям Британии 80-х годов и ее системе школьного образования. Конкуренция между школами за ваучеры наверняка привела бы к банкротству целого ряда 'слабых' школ, сделав непомерной нагрузку на сильные. В особо тяжелом положении оказалось бы население депрессивных городских районов с его ограниченными транспортными возможностями. Плюрализм и свобода выбора в образовании могли бы легко обернуться фактической сегрегацией, чреватой далеко идущими социально-политическими последствиями.
О том, что угроза подобной сегрегации отнюдь не была выдумкой противников ваучеризации, свидетельствует хотя бы то, что даже некоторые предусмотренные законом 1988 г. меры, и в частности введенные им новые правила финансирования (в зависимости от числа учащихся), стали в целом ряде случаев приводить к превращению школ, расположенных в бедных и депрессивных районах, во второсортные и третьесортные учебные заведения. Неудивительно, что чем дальше, тем больше подобное положение дел стало вызывать растущее беспокойство в обществе.
Что же касается самой Тэтчер, такого рода издержки не слишком ее тревожили, и, судя по ее воспоминаниям, она отнюдь не расставалась с идеями ваучеризации. Через систему субсидируемых мест и реализацию права родительского выбора, пишет она, «мы проделали известный путь к этой цели и с помощью финансирования по числу школьников ввели 'ваучер общественного сектора'... Я хотела бы идти дальше, к внедрению по возможности полномасштабного ваучера... но у меня не хватило времени...»[287]
Означала ли нереализованность радикального варианта преобразования системы школьного образования провал тэтчеризма на одном из ключевых направлений его активности? С точки зрения 'идеальной' неоконсервативной модели это можно было бы расценить и таким образом. Но как мы могли убедиться на примере других постулатов тэтчеризма, идеальная модель практически всюду подвергалась далеко- идущей коррекции. В области образования эта коррекция оказалась также весьма существенной, но и здесь тэтчеризм не отступил на исход- ные позиции, но пошел по тому же пути совмещения 'старых' и 'новых' идей и подходов, 'старой', реформистской и 'новой', неоконсервативной моделей.
Согласно официальным прогнозам 70-х годов число учащихся независимых и частных школ в Великобритании должно было снизиться с 615 тыс. в 1979 г. до 564 тыс. в 1981 г., 485 тыс. в 1986 г. и 464 тыс. в 1991 г. В действительности, однако, Тэтчер и ее правительству удалось не только приостановить это снижение, но и обернуть процесс вспять. Доля учащихся таких школ, составившая в 1979 г. 5,8%, поднялась к 1988 г. до I 7%, причем среди учеников 16-летнего возраста и старше она составила 19% (против 17,6% в 1981 г.)[288].
Заметим при этом, что утвердившаяся после войны 'эгалитаристская' модель в образовании не только не была разрушена, но и сохранялась в качестве основы того синтеза, о котором говорилось выше. Более 90% детей по-прежнему обучаются в государственных школах, а объединенная школа, являвшаяся объектом ожесточенных нападок правых радикалов, явно укрепила свои позиции. Наконец, при всех усилиях по обеспечению 'родительского выбора' решающее значение все же, если говорить о государственной системе образования, имеет не состязание между родителями, а между самими учащимися.
Наряду с системами здравоохранения и образования важнейшим слагаемым 'государства благосостояния' является система социального страхования, а также поддержания 'на плаву' граждан, оказавшихся в силу тех или иных обстоятельств не в состоянии зарабатывать на жизнь. Когда-то эту роль 'страховщика' выполняли семья или же личные сбережения 'на черный день', а также частная благотворительность. Однако гуманизация общественных отношений и успехи рабочего и демократического движений привели к положению, когда функции социальной защиты взяло на себя общество в целом, как бы 'уполномочив' на это государство. Как уже было показано в главе второй, экспансия социальной активности государства в конце концов привела к тому, что и в этой области возникли острые проблемы, негативно воздействовавшие как на состояние самой сферы социального страхования, так и на экономическое развитие страны в целом. В качестве рецепта лечения и здесь был выдвинут принцип свободы выбора и поощрения различных видов частного страхования. Одновременно ставилась задача снижения роли государственного социального страхования и сохранения его в основном для тех, кто в силу определенных причин оказывался не в состоянии воспользоваться услугами частного сектора. Стимулом для перехода к частным системам должен был стать чисто страховочный характер государственных систем, которые не давали бы человеку опуститься на самое 'дно', но не более. Как указывалось уже в программном документе 1976 г. 'Правильный подход', 'именно в системе помощи бедным система социального страхования обрела наиболее уродливый характер. Мы, кажется, отказались от принципа, что работать должно быть всегда выгодно, в результате чего многие люди, живущие на пособия, оказываются в лучших условиях, чем те, кто работает'[289] .
Как предельная четкость данных установок, так и та роль, которая им отводилась в деле оздоровления экономики страны, побудили консерваторов сразу же по приходу к власти достаточно энергично взяться за их реализацию. В результате принятых ими серии законодательных мер, в том числе и по линии ежегодных бюджетов, они существенно уменьшили пособия по безработице, главным образом путем прекращения практики установления их размеров в соответствии с размерами заработной платы и последующего повышения пропорционально росту цен. В результате покупательная способность пособий по безработице в реальном выражении оказалась к концу 80-х годов на 1/4 ниже, чем покупательная способность средней государственной пенсии[290], причем этот разрыв имел отчетливую тенденцию к дальнейшему увеличению.
Что же касается пенсий, то вместо осуществлявшегося ранее периодического поднятия их в соответствии с ростом заработной платы правительством была введена система 'привязки' к уровню цен. Соответственно, и до того весьма значительный разрыв между пенсией и заработной платой, о котором упоминалось выше, еще более возрос. Были также ликвидированы надбавки к пенсии по инвалидности, пособиям для вдов, матерей- одиночек и безработных, выплачивавшиеся ранее для приведения их в соответствие с ростом заработной платы. Согласно некоторым оценкам только на пенсиях 'экономия' государства составила в 1979— 1988 гг. 4 млрд. ф. ст.[291]
Предметом особых усилий правительства стала ревизия проведенного в 1975 г. лейбористским правительством законодательства о введении принципиально новой пенсионной системы, в соответствии с которой вводилась система пенсий, устанавливаемых в зависимости от заработной платы. Примечательно, что требования реформы пенсионной системы были настолько популярными практически среди всех слоев общества, что консервативная оппозиция в парламенте также голосовала за эту реформу. Внедрение этой системы, даже
