вмешательство). Что же касается социальной сферы, то, отказавшись от установок на 'малое социальное государство' и приняв концепцию 'смешанного государства благосостояния', консерваторы смогли лишь частично модифицировать прежние подходы. При этом лейбористы, опять-таки не приняли новые подходы целиком, а сохранили свою, более этатистскую версию социального государства.
Казалось бы, проделав эволюцию, сделавшую ее значительно более адекватной требованиям, предъявляемым в новой ситуации к партии, лейбористы, идя на выборы 1992 г., по меньшей мере выровняли свои шансы на победу с шансами консерваторов. В действительности же выборы показали, что до этого было еще далеко, и главная причина сохранявшегося дисбаланса заключалась в том, что в глазах избирателя она действительно во многом все еще отождествлялась со 'старой', 'рабочей' партией, каковой они знали ее по своему прошлому опыту. И на то были, конечно же, свои причины. Как мы только что видели, известные признаки засилия рабочего, тред-юнионистского начала сохранялись даже в тех документах, где она хотела выглядеть радикально обновленной. Тем более сильно ощущалось это влияние в повседневной действительности, поскольку и на местном, и на региональном, и на национальном уровнях профсоюзы во многих случаях по-прежнему выступали как наиболее существенное звено лейбористского движения. Судя по всему, именно эта реальность побуждала исследователей типа Кинга и Роуза выносить партии столь нелицеприятный вердикт.
Для лейбористского руководства и всех тех, кто не хотел смириться с ролью партии в качестве вечной оппозиции, стало очевидным, что нужен еще один, теперь уже третий этап реформирования партии и заключаться он должен прежде всего в том, чтобы не просто завершить начатое, но и убедить широкую публику в готовности выступать в новом качестве, не боясь при этом идти на серьезные жертвы. И самое первое, что пришлось сделать партии после выборов, - это пожертвовать своим лидером. При всем том, что делал и сделал Киннок, он по-прежнему ассоциировался с 'вождистским' типом руководителя, и вполне закономерно, что на смену ему был выдвинут человек иного, в чем-то противоположного склада. Как своей карьерой сначала преуспевающего юриста, а затем уравновешенного и компетентного парламентария, так и самим своим обликом и манерами, сменивший его после выборов 1992 г., Джон Смит демонстрировал качества не столько партийного, сколько государственного деятеля. После выборов 1987 г. Киннок также пытался, и пытался всерьез, изменить стиль своего поведения в том же 'государственном' ключе, но эффект этих усилий был невелик.
Став лидером, Джон Смит сосредоточил свои основные усилия на том, чтобы ослабить узы, связывающие партию с тред-юнионами. Его важным достижением стало то, что профсоюзы утратили значительную часть своего влияния на процесс выдвижения кандидатов в парламент и муниципальные представительные учреждения. Возобладал принцип, в соответствии с которым решаюшую роль стали играть индивидуальные члены партии и представляющее их руководство местных партийных организаций.
Не меньшую роль сыграл еще один успех Смита и его единомышленников на том же поле, а именно одобрение конференцией партии в 1993 г. решения о снижении доли подаваемых профсоюзами голосов на ежегодных партийных конференциях с 90-95 до 70%. Помимо чисто символической демонстрации уменьшения влияния профсоюзов такого рода 'девальвация' коллективного членства[446] перед индивидуальным существенно снижала возможность лидеров крупнейших профсоюзов с помощью 'голосования блоками' навязывать свою волю при принятии важнейших партийных решений.
Своими мерами по дистанцированию от профсоюзов лидеры лейбористов помимо прочего обеспечили себе практическую свободу рук в процессе принятия решений и комплектования партийного и парламентского руководства. Факт же сохранения связей с профсоюзами и даже их влияния сам по себе уже не может трактоваться как нарушающая суверенитет партии зависимость.
В чем-то отношения лейбористской партии с профсоюзами начинают напоминать отношения партии консерваторов с большим бизнесом, которые носят, по крайней мере внешне, характер отношений 'донора' и 'пациента'. Момент более формализованных связей, характерных для лейбористов, бесспорно, важен, однако после того, как они существенно ограничены, он будет, судя по всему, играть все менее заметную роль и вряд ли может быть использован в качестве сильного козыря оппонентов в межпартийной борьбе. Тем более что в связи с резким ослаблением стачечной активности и более сдержанным поведением профсоюзов отношение к ним в обществе стало заметно меняться в выгодном для них направлении.
Скоропостижная смерть Джона Смита в мае 1994 г. не повлияла на общее направление той эволюции партии, которая началась десятилетие назад. Больше того, она еще более ускорила эту эволюцию, и решающую роль здесь сыграло избрание лидером деятеля новой формации 40- летнего Тони Блэра. Олицетворяя по существу полный разрыв с 'классовой' лейбористской традицией, выпускник одной из престижных частных школ, а затем Оксфордского университета, новый лидер по существу стоит на позициях социального либерализма. Этому соответствует не только содержание его речей и статей, но и весь его облик современного, коммуникабельного политического деятеля, апеллирующего прежде всего к 'среднему англичанину'.
Сознавая, что в содержательном плане лейбористская доктрина и система внутрипартийных отношений эволюционировали уже достаточно далеко, он сосредоточил свои главные усилия на том, чтобы серией публичных, близких к рекламным мероприятий убедить широкие массы англичан в том, что нынешняя партия - это, как он любит повторять, 'новая' лейбористская партия, качественно отличающаяся от той, которую они знали на протяжении большей части своей жизни.
Наибольшую отдачу здесь могли дать меры, которые освободили бы лейборизм от традиционной государственно-социалистической и увриерист-ской символики. Опять-таки первый шаг на этом пути был сделан еще при Кинноке, когда сразу же после своего избрания он добился того, что сменил в качестве 'знака' партии красный флаг на красную розу. Блер, однако, решил пойти значительно дальше и замахнулся на 'святая святых' лейбористского символа веры, а именно на ст. 4 устава партии, принятого в 1918 г. Статья эта гласила, что своей главной целью партия считает установление 'общественной собственности на средства производства, распределения и обмена'.
Хотя в своей практической деятельности лейбористские правительства всегда руководствовались доктриной смешанной экономики, все попытки убрать статью из устава партии заканчивались либо громким скандалом, как это случилось с Гейтскеллом в 1960 г., либо их инициаторы останавливались на полпути во избежание таковых[447]. И широкие массы членов партии, и ее актив, и значительная часть руководства, даже понимая нереальность реализации ст. 4 в сколько-нибудь полном объеме, не были готовы пожертвовать этим символом 'социалистического будущего' и потому всякий раз давали решительный отпор замахивавшимся на нее ревизионистам.
Оценив изменившуюся ситуацию и пропагандистский эффект, который может иметь такого рода акция, Тони Блэр уже через месяц после своего избрания предложил изъять статью из устава. И поскольку главное здесь было не столько в том, чтобы добиться нужного решения, а чтобы обеспечить сдвиг в сознании реальных и потенциальных сторонников лейборизма, вокруг этой акции была организована широкая пропагандистская кампания. Важнейшей ее частью стала серия консультаций с рядовыми членами и активистами партии, которые продолжались более полугода (с августа 1994 г. по март 1995 г.). В процесс консультаций было вовлечено до 30 тыс. человек, и даже заместитель лидера Дж. Прескотт, признававшийся в своем 'скептицизме' в начале кампании, оценил ее как 'одну из крупнейших просветительских политических кампаний в истории нашей страны'[448].
Первым крупным успехом Блэра и его сторонников было принятие предложения о 'переформулировании' ст. 4 на конференции Шотландской организации партии. За это предложение проголосовало 56% делегатов при 44% против[449]. Учитывая факт, что шотландская организация имеет устойчивую репутацию левой, это был действительно впечатляющий успех, по сути дела предопределивший дальнейшее развитие событий.
На созванной 29 апреля 1995 г. специальной конференции партии было принято окончательное решение и новая редакция статьи, которая определяет лейбористскую партию как 'демократическую и социалистическую', нацеленную на создание 'сообщества, в котором мы живем свободно, в духе солидарности, терпимости и уважения'[450]. Эта общая цель согласно тексту должна претворяться в жизнь путем создания: а) 'динамичной', основанной на конкуренции и служащей общему благу экономики, б) 'справедливого' общества, обеспечивающего равенство возможностей и дающего гарантии против бедности, предрассудков и злоупотребления властью'; 'открытой демократии', где правительство ответственно перед народом и где гарантируются фундаментальные права личности, в) 'здоровой окружающей среды', г) условий для адекватной защиты британского народа и кооперации с Европейскими институтами ООН, Содружеством нации и другими международными организациями и институтами. В заключительной части статьи говорится, что лейбористы
