отношению к европейской интеграции. Однако немалую роль, вне всякого сомнения, играет и та общая переориентация партии, о которой говорилось выше.
Из всего сказанного можно заключить, что ко второй половине 90-х годов лейбористская партия и в 'философском', и в чисто практическом плане проделала эволюцию, которая вполне сравнима с той, через которую прошла консервативная партия в 1975-1980 гг., и эта эволюция позволяет ей выступать как потенциально правящая партия. А это значит, что политический маятник, который надолго завис в одном положении, готов вновь прийти в движение.
Даже если консерваторам удастся в ходе острейшей предвыборной борьбы 'сравнять счет' и выиграть выборы (что с точки зрения автора весьма маловероятно), утраченное в 80-х - первой половине 90-х годов равновесие в британской двухпартийной системе будет все равно восстановлено. Больше того, исходя из изложенного выше, можно утверждать, что это новое равновесие - уже свершившийся факт, и вопрос лишь в том, в каком направлении будут продолжаться поиски той новой идентичности, которые определят место и роль обеих главных партий в дальнейшем общественно- политическом развитии страны.
ТЭТЧЕРИЗМ КАК КАТАЛИЗАТОР ПЕРЕМЕН (вместо заключения)
Тот факт, что на довольно длительный период тэтчеризм оказался в эпицентре всей общественно-политической жизни Великобритании, сделал его одной из наиболее привлекательных тем для многих британских, да и не только британских, обществоведов. Причем тема эта отнюдь не 'закрыта' до сих пор, и хотя изучается она уже многие годы, анализирующие ее исследователи продолжают не только углубляться в нее, но и дискутировать, что же стоит за самим понятием 'тэтчеризм'.
Отличающийся предельной 'открытостью', этот феномен в то же время очень трудно поддается однозначной интерпретации, ибо всякий, кто так или иначе сталкивался с ним, склонен акцентировать внимание на тех аспектах, которые кажутся ему наиболее важными и интересными. Тем более что таких аспектов в тэтчеризме множество; он представляет собой тесное, органическое переплетение чисто личностных, социально-психологических и более широких, общественно-политических элементов. Да и сами эти элементы, характер их взаимодействия не оставались неизменными. Вместе с ними и сам тэтчеризм переживал эволюцию, без учета которой невозможно понять ни его впечатляющих успехов, ни драматических поражений.
Примечательно, что ни одно из существующих толкований тэтчеризма не получило общего признания и, больше того, разброс мнений продолжает расширяться. Не претендует, естественно, на такое признание и то, которое будет дано ниже.
Как и большинство уже увидевших свет интерпретаций, оно не лишено субъективизма, причем если для британских авторов этот субъективизм преимущественно связан с политическими, идеологическими или иными пристрастиями, которых в той или иной мере не лишен ни один исследователь-обществовед, то для меня как российского автора, исследующего тэтчеризм как бы со стороны, основа 'субъективизма' несколько иная -это стремление понять тэтчеризм как своего рода инструмент, с помощью которого осуществлялось то, что некоторые из авторов называют 'тэтчеристской революцией'.
Избранный мною 'инструментальный' подход во многом определяется и определялся тем обстоятельством, что одновременно с 'тэтчеристским десятилетием' в СССР, а затем в России открылась новая, сначала 'постсоветская', а спустя несколько лет 'постсоциалистическая', эра, и переход этот по ряду параметров созвучен, по крайней мере в его внешних проявлениях, с 'революцией Тэтчер'. Именно в этом одна из причин необычной популярности 'железной леди' в бывших социалистических странах, и не только популярности, но и попыток подражания, имитации ее подходов и политики.
Хотя тэтчеризм как фактор, определявший общественно-политическое развитие Великобритании, стал достоянием истории, печать тэтчеризма, и печать весьма отчетливая, ощутимо присутствует в британском обществе и в виде конкретной политики, и в виде изменившейся системы общественных отношений.
Не уходит в прошлое и тэтчеристское 'склонение' в России. Причем чисто личностный аспект интереса к нему неизбежно перемещается в более широкую сферу интереса к тэтчеризму как общественному явлению, и я вижу в этом своего рода знак, побуждающий по крайней мере начать разговор о нем.
В тексте книги уже были даны некоторые оценки и даже интерпретации тэтчеризма, содержащиеся в работах британских политологов. Однако отрывочность этих суждений, привязка их к сугубо конкретным сюжетам глав не позволяли дать сколько-нибудь цельного представления обо всех этих толкованиях. Между тем без этого мои собственные суждения оказались бы лишенными того ценнейшего контекста, вне которого они во многом теряют смысл.
Несмотря на отмеченное выше разнообразие точек зрения и толкований тэтчеризма, их все же с большей или меньшей натяжкой можно свести к трем основным подходам.
Первый из них, который целесообразнее всего квалифицировать как идеологический, свойствен чаще всего либо наиболее непримиримым оппонентам неоконсерватизма, либо, наоборот, его решительным сторонникам. Как те, так и другие рассматривают тэтчеризм как идейно-политическую силу, стремящуюся коренным образом изменить (к лучшему или худшему) социально-экономическую и политическую ситуацию Британии. Сторонники тэтчеризма полагают, что реализация этого 'генерального проекта' не только улучшает экономическую и социальную ситуацию в стране, но и поднимает моральные и этические стандарты британского общества[465]. Со своей стороны, противники тэтчеризма рассматривали и рассматривают его как стратегию, нацеленную на укрепление экономической и политической власти правящего класса, и особенно финансового капитала. В то же время между самими критиками тэтчеризма слева возникли и сохраняются достаточно глубокие разногласия. Одни представляют тэтчеризм как 'постфордистскую' силу, стремящуюся реализовать новый 'ге-гемонистский проект', основанный на концепции 'двух наций'[466], тогда как другие делают акцент на авторитарном и популистском его характере[467] .
В противоположность 'идеологической' интерпретации, свойственной ограниченному числу исследователей, большинство авторов делают акцент скорее на 'инстинктивных', нежели идеологических, аспектах тэтчеризма. Причем некоторые из них пытаются вообще игнорировать 'идеологическое' измерение. Наиболее известная формула такого рода принадлежит Питеру Ридделу, одному из наиболее авторитетных и глубоких исследователей тэтчеризма. В обеих книгах, посвященных правлению Тэтчер, он приводит одну и ту же формулу: 'Тэтчеризм в самой своей сути - это инстинкт, серия моральных ценностей и подходов к лидерству, нежели идеология. Это результат ее воспитания в Грэнтхеме, ее привычки к упорному труду и ответственности за семью, ее неудовлетворенных амбиций, ответственности и патриотизма'[468]. К 'инстинктивной' интерпретации можно отнести и определение, которое дает Питер Дженкинс в книге 'Революция миссис Тэтчер', где он пишет, что тэтчеризм - это 'больше стиль, чем идеология'[469] .
Серьезный вклад в аргументацию толкователей тэтчеризма как порождения или, точнее, проявления 'инстинкта' внесла одна из ближайших сотрудниц Тэтчер, хорошо знающая ее лично, Ширли Летвин. В изданной в 1992 г. книге 'Анатомия тэтчеризма' она рассматривает этот феномен как совокупность традиционных моральных ценностей, которые составляли квинтэссенцию британского характера и менталь-ности, но где-то с конца прошлого - начала нынешнего столетия стали постепенно 'стираться' и вытесняться иными, привнесенными извне стереотипами. Тем не менее в полустертом состоянии традиционная мораль сохранялась, и заслуга Тэтчер состояла в том, что она 'оживила' и привела в действие эти находившиеся в 'полудреме' изначальные характеристики. Причем и сама Тэтчер, утверждает автор, делала это не сознательно, а скорее инстинктивно, под влиянием растущего несоответствия между чисто британским, 'настоящим' началом и тем наносным, 'социалистическим' элементом, который во все большей мере стал доминировать в обществе и государстве. Главными компонентами традиционной морали Летвин считает индивидуализм и рациональность, и именно органичное сочетание их обоих является тем главным, что отличает британскую нацию от остальной Европы, где эта органичность отсутствовала.[470]
Из традиционной морали Летвин выводит и все основные установки и подходы тэтчеризма, включая и ее национализм, который является не чем иным, как средством защитить все ту же неповторимую британскую мораль от поглощения европейским этатизмом и социализмом.
Между этими двумя крайними версиями тэтчеризма располагается промежуточный вариант, определяющий тэтчеризм как 'набор политических идей', являющихся своего рода 'руководством к действию'. Однако в отличие от 'идеологического' направления этот вариант, наиболее четко сформулированный известным британским политологом Денисом Каванахом, квалифицирует указанный набор не как проявление определенным образом ориентированной идеологии, а как исходящий из 'системы ценностей'[471], свойственный данному конкретному индивиду, т.е. Тэтчер.
Другой не
