долговые требования.
Замолчав, он, молча, уставился на Сидора в упор, глядя на него спокойным, слегка насмешливым взглядом.
— Ну, раз так, раз обе стороны согласны на предварительные условия, то будем считать, что договорились, — нехотя, суховато откликнулся тот.
До последней минуты он надеялся, что у них с договором ничего не получится, поскольку любая проблема имела как минимум несколько решений, а то решение что ему фактически навязали товарищи, ему не нравилось. Слишком оно было поспешное и до конца не продуманное. А в перспективе вообще сулило нешуточные проблемы, в частности с самим атаманом.
Да и ещё он считал, что пока реального решения по кедровникам не найдено, нечего в эти дела было и соваться. Но что отнюдь не значило, что какого-то реального решения по вопросу с кедровником нет. Оно есть, наверняка есть. И наверняка не такое разорительное, как сейчас. А то, что предлагал Корней, с наймом тысячи и более человек, его вводило в откровенный ступор, и совершенно Сидору не нравилось, какие бы у них не были проблемы на озёрах.
И ещё он прекрасно помнил ту неуправляемую, враждебную толпу в две тысячи голов курсантов на Девичьем поле, и, в отличие от Корнея, имевшего богатый опыт командования такими бандформированиями, сталкиваться снова с неуправляемой толпой природных анархистов хуторян лично у него не было ни малейшего желания.
Сидор всей шкурой чувствовал, что будут проблемы.
Впрочем, это уже было дело Корнея, и ему, слава Богу, можно было в эти дела больше не соваться. Хочется тому повоевать — флаг ему в руку и барабан на шею. И как всегда добавляла в таких случаях Маша, недовольная чьей-либо дурной, в её представлении, инициативой: 'Ветер в спину и пинок под зад!'
Только вот будет ли она теперь так безразлично реагировать, когда коснётся её лично, вот это был вопрос…. И чего она тогда выкинет — вот об этом надо было подумать заранее, подготовиться. А то мало ли что. Маша, она такая…. Она может… всякое…
— Ну, раз в общих чертах договорились, — сухо проговорил он, — завтра поутру прошу в банк к Маше, там и договор, как положено, оформите. Она же его и подпишет, со всеми выкладками и расчётами. Там же и Корней будет. Все военные вопросы отныне, согласовываете с ним. Он командир. Я же займусь вашими кедровниками.
— Ладно-ладно, — криво поморщился он, бросив на косо посмотревшего на него атамана слегка раздражённый, сердитый взгляд. — Попробую, попробую отыскать этого вашего незаменимого травника, раз уж вы все так его высоко цените. Глядишь, у меня, в отличие от Совета, что-нибудь да получится.
Холодно кивнув напоследок, он расплатился с подошедшим половым и покинул, не оглядываясь, кабак. Довольных лиц своих собеседников он уже не видел, как впрочем, и устроенной ими в кабаке грандиозной гулянки по случаю столь удачного найма.
Последняя его мысль была:
— 'А вот и противовес нашему хитроумному атаману — атаман Малой, — немного повеселился он напоследок'.
Достаточно было глянуть, как смотрит Малой на Дюжего, и как тот свысока, покровительственно, в ответ на того посматривает, как сразу всё становилось на свои места. Тут и любому дураку было понятно, что до Малого дошло, с чьей подачи он с нанимателем накосячил.
— 'Вот и ладненько, вот и хорошо, — подумал Сидор. — И года не прошло, работать ещё не начали, а между ними уже кошка пробежала.
— Чего тогда, спрашивается, припёрлись вместе? Козе же понятно, что мы теперь это используем. Только ведь, атаман не коза', — чуть не расхохотался он напоследок, бросив прощальный косой взгляд на лучащуюся довольством физиономию атамана.
Упавшее было настроение уверенно пошло вверх.
Глава 8 Зима. Даёшь скорый отъезд!
Вернувшись после разговора с атаманом, Сидор недолго пребывал во взвинченном, раздражённом состоянии. В самом деле, чего было злиться. Всё шло своей обычной, привычной чередой, и реальных причин для раздражения, фактически не было. Если не считать одной, той самой — истинной.
Чтобы там Корней ни говорил, как бы ни настаивал на привлечении к ним на службу больших масс наёмного войска, и чтобы он сам в том направлении ни делал, как бы он сам не понимал необходимость идти на этот найм, а всё одно. Сидор никак не мог себя переломить. Любые разговоры о больших вооружённых массах людей, с тех давних пор, когда он вплотную столкнулся с этим при перегоне лошадей, у него ничего кроме глухого раздражения и злости не вызывали.
А тут ещё тридцать тысяч подростков обоего пола, что с недавнего времени повисли у них камнем на шее, и с кем тоже надо было разбираться и устраивать их по жизни.
Да и вообще было много в этом деле непонятного. Главное — как такая огромная масса чужих людей после выхода из карантина поведёт себя в незнакомом городе. К тому же не таком уж и многочисленном по числу жителей, чуть ли не сравнимом с новоприбывшими.
Об этом можно было лишь догадываться.
Не зря, ох, не зря городские власти, до того никак не проявлявшие своей обеспокоенности судьбой баронского обоза, уже недвусмысленно и прямо ему намекнули, чтоб убирал своих переселенцев куда угодно от города, хоть к людоедам в котёл. Но чтоб сразу предупредил своих сопляков, что любое нарушение принятых на территории города и края норм и правил караться будет самым жесточайшим образом. И что город не позволят превратить в ярмарочный балаган.
И что виселица перед зданием Совета простаивать не будет, если что. И что розог с кнутами для жестокой порки заготовлено в достатке.
Одним словом, нерешённых проблем хватало.
Может, кто-то и мечтает о лаврах Наполеона с Македонским и прочими муд…ми, водивших в бой миллионные армии и повелевавших судьбами мира, Сидору же на подобное было откровенно наср…ть. Он думал исключительно о благополучии своей семьи, своих близких и друзей. Ну, иногда, в крайнем случае, знакомых. И чтоб к нему не лезли с мировыми проблемами.
Ну а о судьбах всего мира, или, как его старательно пытался втянуть в свои дела Ведун — о будущей судьбе всего этого муравейника Левобережья, думать ему было просто противно. Особенно наблюдая как старательно манкируют своими прямыми обязанностями некоторые товарищи из местных должностных лиц, по самой своей сути обязанные беспокоиться о таких нематериальных вещах.
Чего стоит одно только дело с отменой запрета на торговлю и поставки товаров на Левобережье через Басанрогский перевал. Вместо того чтобы костьми лечь и постараться сразу отменить запрет, городская Старшина левобережного города Старый Ключ попыталась извлечь из того выгоду.
И ладно бы они выторговали преференции для всего сообщества Левобережья. Ну, или хотя бы для их города, а то лишь для себя любимых и ни для кого ещё.
И какими же волками они потом смотрели на Сидора, когда он после отмены запретов вернулся в город. Убить, готовы были. И убили бы, если б смогли.
А почему? Потому что пострадали лично они. А на остальных, что другим стало после этого хорошо — этой публике было плевать.
— 'Может, и моё недавнее отравление там, в Тупике, из этого же ряда?' — угрюмо подумал он.
При одной только мысли об этом настроение резко рухнуло вниз. Казавшаяся ранее такой надёжной защита шишко-ягодой от всех местных ядов, дала здоровую такую трещину.
Постаравшись выбросить из головы несвоевременные мысли, вернулся к тому, что обдумывал раньше.
Слава Богу, что хоть не все там, в городском Совете были такие ненормальные, как Голова со Старостой, Совет и Управа, будь они все там неладны, оба.
