выдержала, не стала «пытать судьбу»! Человек своим чувствам господин: во что верит, того надо крепко держаться…
- Прости, прадедушка, – вслух сказал Тимка. – Только я, раз уж начал, спущу хлебушек еще… Всего три разочка, не больше!
Надо было проверить действие хлеба на бабушке, маминой маме, пропавшей в молодости в далекой Сибири. Потом на ком-нибудь из живых… А потом будет самое страшное – узнать про папу!
Вот оно, юное бабушкино лицо. Глаза не только грустные, а еще как будто и удивленные: что, мол, со мной случилось, почему так несчастливо сложилась жизнь? Ведь я любила, а меня бросили. И потом еще это дерево, рухнувшее как раз в тот момент, когда мы с подружкой измеряли ширину делянки… Если бы не оно – будь спокоен, я дождалась бы твоего дедушку! Уж я бы сама его разыскала, коли он начисто про меня забыл…
- Искать трудно, – покачал головой Тимка.
- Когда любишь, найдешь, – беззвучно пообещали бабушкины губы.
- Значит, и я?..
- А то как же… И вот еще что: разыщи уж кстати и деда…
- Я его никогда не знал! – встрепенулся Тимка. – И потом, сначала мне надо найти папу!
- Одно с другим вяжется, – загадочно сообщила бабушка.
- Лучше скажи, что ты знаешь о папе?..
Но она уже снова закаменела лицом, как до разговора, и выглядела теперь не больше чем фотографией. Тимка опустил на уровень снимка иглу с хлебной насадкой. Ну надо же – тоже качается поперек!
Теперь наступила очередь живых. Закусив губу, Тимка подвел свою удочку к общему семейному снимку и задержал возле маминого лица. Через секунду хлебный шарик подпрыгнул вверх-вниз, как «растут и ходят живые». Перемещая его к лицу бабули, а после к своей собственной счастливой физиономии, Тимка вновь и вновь убеждался – качается вверх-вниз!
Потом он подумал, что сейчас ему понадобится все мужество, какое в нем только есть, и даже гораздо больше… Сбоку наплывало смеющееся папино лицо; стоит лишь сдвинуть нитку в сторону, и все станет ясно… Но легко ли решиться на этот последний шаг?.. А вдруг хлеб покажет самое худшее?!
За дверью послышались приближающиеся шаги бабули. Значит, теперь или никогда!.. Тимка закрылся свободной рукой, приставил к глазам растопыренную ладошку, из-под которой косил, как зайчонок, на свою иглу с хлебом...
Вышло очень странно – хлебный катышек остановился вообще, не двигаясь ни в длину ни в ширину. Получалось, папа теперь не принадлежит ни живым ни мертвым. А ведь Тимка и прежде думал, что он в каком-то особом месте, где жизнь вообще течет иначе – то есть не настоящая жизнь, а что-то ее заменяющее… Значит, теперь надо в первую очередь разыскать это место!
За спиной Тимки хлопнула дверь – вошла вернувшаяся от соседей бабуля.
- Карточки глядишь, милок? Смотри со стула не упади!.. – Она сняла сапоги, которые опять чавкнули, размотала платок, повесила на крюк у входа телогрейку. – А я с матерью твоей говорила. Мать твоя уж и не знала, куда бежать…
- А папа? – настороженно спросил Тимка.
- С ним не говорила… Он трубку не брал.
По тому, как бабуля поджала губы, стало ясно, что она теперь знает о папе не только с Тимкиных слов. Мама ей все рассказала. Но разве дело в этом…
- Ты, Тимошка, шибко-то не переживай, – сказала бабуля. – Все со временем утрясется – перемелется, мука будет!
- Само собой перемелется? – подозрительно спросил он. – Ты-то веришь, что все кончится хорошо?
- А чего ж… – вздохнула бабуля.
Ей было трудно врать, трудней, чем делать самую тяжелую работу.
- Почему ты тогда не радуешься? – уличал Тимка.
- А что мне, плясать,
