Тимка.
- Купец первой гильдии Иван Устроев, – тряхнув волосами, отвечал незнакомец. – Потомственный: и отец и дед торговали. На мне вот только оборвалось…
- Почему же на вас оборвалось? – сочувственно переспросил Тимка. – Торговали бы себе дальше…
Купец Устроев пожал плечами:
- Как бы я мог?.. Революция началась! Вся власть советам, а чего нажил, отдай, стало быть, в казну…
- А вы не отдали?
- Да я еще прежде… еще до большевиков хотел хоромы свои под богоугодное дело определить, – горячо заговорил он. – Сперва приют устроить решил, а как война началась, так гошпиталь… Чуть-чуть не поспел, силой отняли…
Тимка слушал, стараясь все правильно понять. Потомственный купец ему нравился и даже как будто казался знакомым. Странное дело: это приятное лицо чем-то напоминало Тимке и Третьякова на фасаде картинной галереи, куда водил его папа, и барельеф на стене Морозовской больницы, где ему маленькому вырезали аппендицит, и портреты в учебниках москвоведения под общим заголовком: «Купцы-благотворители». Если бы новый Тимкин знакомый состарился, у него была бы такая же седая окладистая борода, такая же степенная важность в лице и такой же внимательный дружелюбный взгляд…
- А почему вы так давно жили, а не старый?
Купец вздрогнул и с минуту молчал – похоже, Тимкин вопрос отчего-то пришелся невпопад. Но он все же заговорил глухим, не похожим на прежний, голосом:
- Так меня… в тех самых хоромах, что отдать сбирался… в том зале, где теперь болван стоит…
- Какой болван? – удивился Тимка.
- Увидишь еще, какой… На том, значит, месте зацепили веревку за крюк в потолке и петлю на конце сделали…
- Для чего петлю? – почему-то начиная дрожать, спросил Тимка.
- Вот тебе и зачем… Зато теперь я, невинно убиенный, в хоромы свои наведываться могу. Вот и пришло время наведаться…
Тимка пытался осмыслить, что имеет в виду его новый знакомый, но у него никак не получалось. Он понимал Ивана Устроева не умом, а каким-то внутренним чувством. Например, когда купец морщил лоб, ему тоже становилось грустно. А когда складки на его лбу разглаживались, так и у Тимки появлялась надежда, что все будет хорошо.
- Я ничего не понял, – все же признался Тимка.
- Да тебе оно пока и без надобности. Давай-ка вот лучше путь сочтем, – встряхнул головой купец и стал разматывать свой синий шелковый пояс. – Вот кушаком смерим.
Один конец пояса он протянул Тимке, другой взял сам. Вдвоем они растянули ленту во всю длину и смерили ею заветное расстояние. Вероятно, расчеты купца сошлись, потому что он удовлетворенно вздохнул, вытер пот со лба и опустился на землю перевести дух. Тимка тоже сел рядом, решив отдохнуть минутку и идти дальше.
- Ну вот, стало быть, твое дело сладится, – умиротворенно заключил купец.
- Мое? А при чем тут я?
- Как при чем? Твое самое дело и есть! Ну, а я тоже за вас порадуюсь…
- Да какое дело, скажите?
Но купец, похоже, разговаривал уже не с Тимкой, а сам с собой. Из его горячего шепота нельзя было понять ничего мало-мальски связного:
- Главное – расчет как должно произвести, – бормотал он себе под нос. – Чтобы поймать в воздухе – и, значит, прямо ей в руки! Ни раньше ни позже, тут секунды дело решают. И на пол не упустить, сохрани Господь!..
- Мне пора идти, – через минуту поднялся Тимка.
Несмотря на полную
