В передней позвонили. Старушка сделала ему знак — уйди, мол, не лезь пока на глаза. Он зашел в девчонкину комнату, все еще не зная, в чем дело, и закрыл за собой дверь.
Вот так она, жизнь, и катится. Смолоду Леонид Сергеевич стремился познать ее как можно полнее: хватался за то и за другое, путешествовал, принимал участие в общественных движениях. Потом понял: не так важно вширь, как вглубь. По профессии он был журналистом (тоже дань любопытству к жизни) и в каждом деле старался дойти до сути, до самого потаенного истока. Он достиг успеха на журналистском попроще, потому что внутри него сидел тот неуемный, немного едкий запал, позволяющий писать едко и с перчиком. И этот же запал сказывался в его натуре, делая его, наверное, не самым легким в общении человеком. Друзей у Леонида Сергеевича было немного, хотя знакомых тьма. А настоящий друг — только один, с которым они еще в школе вместе учились.
Семейная жизнь тоже шла через пень-колоду. Пока рос сын, Леонид Сергеевич не уходил из семьи из чувства долга, а когда вырос, оказалось, что эта отцовская жертва была напрасной. Сын не принимал его как близкого человека. Тут уж, видно, мать постаралась, перенесла их собственные нелады на ребенка. Правду сказать, она всегда была с парнем рядом, в то время как Леонид Сергеевич обычно приходил домой запоздно: дела, встречи, поездки, а то и попойки иногда. Да, получалось так, что и попойки имели место в жизни. Потому что с самим собой он тоже не всегда мог поладить.
И вот теперь, под старость, можно сказать, для него вдруг открылась новая жизненная страница. Он стал бомжом — ничего себе ситуация! После очередной ругани с женой и сыном ушел из дому и хлопнул дверью. Дескать, больше я к вам не вернусь. Думал снять плохонькую комнатку (на хорошую не хватало денег), а потом работать как зверь, писать без продыху, ездить в далекие командировки и в конце концов сколотить деньжат на скромное жилье.
В тот вечер было холодно, и он вышел из дому в теплом, хотя и не совсем презентабельном тулупе. Это его в дальнейшем и спасло, потому что будь он в своей замшевой курточке или шикарном, но чересчур легком плаще, дело могло принять скверный оборот. А тулуп, в котором ездил иногда на дачу, наилучшим образом подошел к тому, что с ним дальше случилось.
Вообще-то Леонид Сергеевич рассчитывал переночевать у своего друга, того единственного, с которым дружил со школьной скамьи и в гостеприимстве которого был так уверен, что даже не созвонился с ним предварительно. А по пути зашел раздавить чекушку, ибо настроение было никуда. Приходить к другу с бутылкой не стоило, потому что из-за язвы желудка и собственных убеждений тот был трезвенником. Так что он решил выпить один.
В рюмочной, где расслабился Леонид Сергеевич, находились, надо полагать, нечистые на руку люди. Когда он после нескольких, зацепившихся одна за другую рюмочек покинул заведение, оказалось, что в его карманах пошарили. И как только у них получилось?! Однако результат был налицо: Леонид Сергеевич остался без денег. Ему даже в троллейбус не удалось сесть, так как проездной свистнули заодно с бумажником, а для того, чтобы вскочить в задние двери, рассчитанные на выход, не хватило быстроты реакции. Алкоголь затуманил ему голову и отяжелил ноги. Как-никак Леонид Сергеевич был уже не молоденький.
Он потащился к другу пешком, прикидывая, что делать дальше. После ночи необходимо принять ванну, побриться; потом он займет у Ваньки какое-нибудь мало-мальски приличное пальто и пойдет в редакцию. Поговорит о ссуде в счет будущих гонораров.
Леонид Сергеевич уже звонил в дверь своего друга-трезвенника, когда на него обрушился главный удар за этот скверный вечер. Он звонил, звонил, и все без толку. Потом приоткрылась соседская дверь, и выглянувшая немолодая женщина сухо сообщила, что «Иван Ильич лег в больницу». «Что с ним?» — встревожился Леонид Сергеевич. Соседка пригляделась и узнала его, после чего стала приветливей. Оказывается, Иван лег на профилактику. И ненадолго — обещал вернуться через несколько дней.
Леонид Сергеевич успокоился насчет друга, но самому ему предстояло теперь хождение по мукам. Обратиться к не столь близким друзьям или просить помощи в редакции мешало то обстоятельство, что вид у него теперь был несвежий. После вечерней попойки да ночевки на улице, да еще в тулупе, которому место в музее.
Он решил было зайти домой, почиститься и переодеться, выбрав для этого дневное время, когда жена и сын на работе. Но ведь ключи-то у него тоже украли! А явиться в семью после категорического «ухожу», да еще таким зачуханным не позволяла гордость.
В конце концов Леонид Сергеевич решил попытать судьбу — сумеет ли он прожить бомжом до возвращения Ивана? Ведь его всегда влекло к познанию жизни во всех проявлениях, не исключая созвучного горьковскому «На дне». Так почему бы не воспользоваться ситуацией? В карманах брюк, по которым никто не шарил — воры удовлетворились бумажником, — застряла кое-какая мелочь, на хлеб и воду, а сигаретками можно пробавляться у прохожих. Так что все в порядке. Правда, такие эксперименты лучше производить над собой в молодости, но человек только предполагает, а уж располагает Бог.
Со второго же дня бомжевая жизнь принесла Леониду Сергеевичу богатый урожай впечатлений. Одноногий бедняга, с которым сошлись возле булочной, взял с собой нового дружбана «на хату», то есть в подъезд, где можно переночевать. С точки зрения всех знакомых Леонида Сергеевича, это был просто пыльный заплеванный чердак, но по его новым жизненным стандартам — удобное место для ночлега. Во всяком случае, не на улице, где он мерз предыдущей ночью.
