коли, не приведи Бог, без великого князя ей остаться?
Тут и вовсе сникла Евдокия. Нельзя Руси остаться без великого князя московского, что один боронит ее и от татар и от ливонцев, да и междуусобицы удельные должен мирить. Нельзя закатиться красну солнышку, ясну месяцу, другу ее сердечному Димитрию. Нет без него свету ни ей самой, ни Святой Руси...
— Ну вот и одумалась, касатушка, — зашептала рядом мамка. — Вот и вложил Бог тебе в головушку разумны мысли. А я ин завтра и без тебя на раздаче справлюсь — еще покрепче тех шугану, что в общую беду рядятся, а у самих на столе обильней, нежели у великого князя...
Бормоча под нос, старуха отошла, считая дело решенным. Но через пять минут, когда она уже возилась у сундука, перекладывая рухлядь, сзади ее обняли две нежные руки:
— Не серчай, мамушка, только я завтра вновь пойду на раздачу. Нужно народу видеть, что государыня от людей в беде не прячется. Таков от Бога указ: что народу, то и государям его!
— По-ойде-ошь? — протянула мамка, не зная, как теперь уговаривать ласковую, но упрямую, коли уж вздумает чего, княгиню. — Вон, значит, как — пойдешь!.. И язва тебе нипочем моровая!
— Страшней язвы нет, чем ежели сердце очерствеет, — весело отвечала Евдокия. — А что до нас с Димитрием, то как Господь рассудит! Коли нужны мы Руси, сохранит!..
26
Свете Корниловой, дочке Игоря Сергеевича, скоро должно было исполниться пятнадцать лет. Она этому радовалась, как все подростки, которым жизнь подвигает чистый лист: пиши на нем что вздумается. Перед ней лежал путь, который только предстояло начать, — нетронутый, как снег, выпавший сегодня за ночь. И это было прекрасно. Света не понимала родителей, которые, вместо того чтоб радоваться вместе с ней, о чем-то беспокоились. Она случайно узнала об этом, проснувшись сегодня раньше обычного и услышав их разговор за стенкой:
— Светке надо сходить в детскую поликлинику, — говорил отец. — Забрать там свою медицинскую карту. Все равно теперь новую заведут...
— А зачем забирать? — спросила мама.
— Ну, там все про ее здоровье. Во взрослой поликлинике только хронические диагнозы запишут: ларингит, аллергия. Вообще-то девочкам, конечно, не так нужна детская карта. Это мальчишкам, чтобы от армии косить...
— Ну да, — с сочувствием отозвалась мама, подумав, как было слышно по ее голосу, о мальчишках и об их матерях. — Хорошо, что у нас не сын, а дочь, — через пару секунд добавила она.
— Выходит, я зря хотел сына, — усмехнулся отец. — Ладно, будь по-твоему. Само собой, я рад, что Светке армия не грозит. И все же...
— Что? — с беспокойством спросила мама.
— Все же неправильно думать, что для молодой девушки современный мир не таит никаких опасностей.
— Что ты имеешь в виду? — Мамин голос звучал со скрытым напряжением.
— Мало ли что... Жизнь сейчас жестока. Вот взять хотя бы эту так называемую любовь. Знаешь, сколько раз я делал УЗИ по беременности девчонкам младше Светки?
— Но ведь ей только четырнадцать!
— То-то и оно, что встречаются случаи в двенадцать, тринадцать лет. Конечно, это аномалии. Но пятнадцать, например, вполне половозрелый возраст...
— Самый подходящий для того, чтоб родить, — саркастически усмехнулась мама.
— Физиологически можно. Однако девчонка, залетевшая в пятнадцать лет, обычно не хочет рожать; у нее ведь ни мужа, ни профессии. И ума тоже нет. Для нее будущее — это месяц, полгода, а дальше она не заглядывает. Не понимает, что после первого аборта может на всю жизнь остаться бездетной и к тому же больной!
— А правда, что во время аборта убивают ребенка? — помолчав, с некоторым любопытством спросила мама.
— А разве тебе об этом неизвестно? — удивился отец.
— Мне известно, что его жизнь прерывается, но сам-то он это чувствует? То есть он уже личность или еще
