обязательно зарезали с оценками. И была, и не получила. Не судьба. Ты ни в чем не виноват, за ручку водил. Кстати, торчи постоянно рядом. Надежда и опора требуется. Особенно, когда на дверь укажут и надо будет слезы вытирать. Моментально подставишь крепкое плечо и выразишь готовность носить на руках. Все эти миски города и прочих областей пустое место и она лучше всех. Ты сможешь — я верю. Заранее даю отпуск. Я не зверь и способен воспринимать душевные порывы.
Так и объяснишь, — с усмешкой сказал Андрей, — ничего не поделаешь, в жюри сплошные козлы сидят. А им самим интересно будет. Все норовят заплатить за победу, а ты за суешь за поражение. И никаких претензий в конце. В очередь за взяткой встанут наши властители дум. Слышал, кто там будет оценки ставить? Сплошь ценители женской красоты. Особенно этот… Шаманский. В своем балете всех мальчиков перелапал. Андрей хохотнул. — Уже и не скрывает. Демократия.
— Гадко как-то, — с сомнением пробормотал Павел, — за спиной договариваться утопить, а самому сказки рассказывать в глаза.
— Тогда уйди в сторону и не мешай, — сердито ответил Андрей. — Пусть идет своей дорогой и самостоятельно шишки набивает. Или контракты с французскими модельерами отхватывает. Есть вероятность, если Алехперов не врет. Раньше мне это было до одного места, и не выяснял подробности. Ты спросил — я подсказал ход. А делать или не делать — твое решение. Все. Думай. Пошли смотреть дом и сопровождать гостей. Неудобно уже. Заодно проверим наличие подземного хода. Не могли не построить для партийных товарищей. А вдруг народ с красным петухом и вилами заявится? Начальство в СССР всегда предусмотрительное было.
* * *
Мать долго ходила по дому, внимательно осматривая и заглядывая во все щели. В конце концов, тяжко вздохнула и с ужасом в голосе спросила:
— А как я смогу это все убирать?
— А мы найдем подходящую женщину тебе в помощь, — бодро изрек Андрей.
— А на работу как добираться? Далеко и автобусы не ходят.
— Отвезут и привезут. Позвонишь и скажешь, когда ждать после работы. Какие проблемы? Что два часа с пересадками на общественном транспорте, что с собственным водителям. Так даже лучше. И вообще, — с искренним недоумением в голосе поинтересовался Андрей, — на кой тебе эта школа и нервотрепка? Ты ж видишь, мы вполне сможем обеспечить нормальную жизнь. Денег хватит.
— То есть как, зачем работа? А как же пенсия? А стаж? Если я сейчас брошу, то максимальные сто тридцать два рубля при выходе на пенсию никогда не дадут! Последние годы — важнейшие!
Андрей скривился. Только на днях он подписывал платежные ведомости. Работникам теперь выдавали в конвертах и очень индивидуально. В зависимости от вклада. Секретарша у него получала четыреста, а Олегу он платил восемьсот в месяц и это был не предел. На обычном компьютере можно было получить с вложенного рубля пять без напряжения, а с появлением СП речь пошла и о валюте. Не потихоньку, прячась от недремлющего ока КГБ, а вполне официально.
— Это вообще глупо, — непроизвольно повышая голос, заявил он, — ты меня как будто за сволочь держишь. Что я для родной матери сделать не могу чего-то хорошего? Еще исполни про: 'на старости лет некому подать стакан воды'. Уж как-нибудь канистру притащу, — с изрядным сарказмом закончил речь.
— Думаешь, из ума выжила? — поджимая губы, спросила мать. — Нет. Это вы еще дети, кровь играет, а ума не нажили. Обычного. Житейского. Где, кстати, Павел?
— Жанне ее будущую комнату показывает. Это надолго.
— Хорошая девушка, — кивнула удовлетворенно, — повезло ему.
Негласно подразумевалось, что вот Андрею не очень. С его женой она общего языка не нашла. Слишком разные были. Девочка из слишком хорошей семьи, с очень определенными взглядами и претензиями, переходящими в истерики и рабочая семья Еременко. Три раза будь учительницей, но происхождение сказывалось. К невестке она относилась с изрядным подозрением, ожидая невесть каких неприятностей. В глубине души мать что-то чувствовала, хотя и объяснить внятно бы не смогла.
— Вроде умный парень, а простейших вещей не понимаешь. Люди не любят выскочек. Знаю, что сказать хочешь. Никто не мешает им, как вы там выражаетесь, не меньше заколачивать. Пусть ловят момент и пашут до грыжи, ничуть не хуже жить смогут. А кто не трудится до седьмого пота, тот и не получит ничего. Рисковать надо. Кто не рискует, то не пьет шампанское. Слышала этот бред неоднократно. Я ж вижу, какой ты иногда бываешь после этих твоих делишек. Ни сил, ни здоровья. Со стороны другое видно. Ага, на машине приехал. А мне на зарплату ее в жизни не купить. Жаба душит. Ага, особняк поимел. Не плохо бы подпалить. У меня-то нет, с чего это у него должен быть? Каждый второй думает — 'Ты меня, работушка, не бойся, — я тебя не трону'. А на чужой успех глаза завидущие. Себе глаз вырвет, чтобы тебе два. Да люди — ладно. Неприятно, да пережить вполне можно. Вот власть наша — это что-то непредсказуемое. Сегодня одно говорит, завтра другое, послезавтра еще новое придумает. И все истина. И шагу вне указаний не ступи. Что недавно можно было — завтра запретят и срок навесят полновесный. Не видели мы, что ли такое раньше? Мало вам НЭПа? 'Эту политику мы проводим всерьез и надолго, но, конечно, как правильно уже замечено, не навсегда'. Кто сказал, не забыл, умник?
— Ленин, великий и могучий, — автоматически ответил Андрей.
В первый раз он от матери слышал такие речи. С детства она его учила жить правильно и любить власть. Плохая или хорошая — она власть. Как скажет, так и поступать положено. Никогда всерьез эти нудности не воспринимал. Говорит и ладно. А здесь такое выдала!
— А что дальше было, не забыл? Государственная необходимость. Надо проводить индустриализацию. У крестьян добро забрать — заводы построить. Некогда уговаривать — палкой. На заводах коллективный договор отняли, уходить запретили, вплоть до срока. Для пользы страны! А вот взял бы Николашка и такое отколол в свое время! Надо! Россия отстала от передовых стран. Строить за пайку, урожай отбирать и все на благо будущее. Сколько сегодня сдохнет, не важно. Недовольных в лагерь. Как бы Ленин взвыл в Швейцарии! Сколько бы гневных статей вышло! А при коммунистах можно — стране нужен хлеб! Государственная необходимость! Оппозиционеров расстрелять! В царское бы время болтунов колонами на Колыму и никакой советской власти бы отроду не лучилось. Так Николай Кровавый, а Сталин Великий.
Ты деда не застал, — помолчав, сказала мать. — Все умел делать собственными руками. Из прежних мужиков был. Работа в руках горела. Он еще в 1944 г в Венгрии погиб, а тоже был рэволюционер.
Она так и сказала через 'э' раскатисто, с издевкой.
— Красный партизан. Девятьсот третьего года рождения. В пятнадцать лет в лес бегал, донесения носил. А потом пришла к нам в Сибирь советская власть. Мужики и взвыли. На поклон к казакам, ими же убиваемыми раньше пошли. Давайте вместе за народное счастье бороться. Каким местом год назад думали, когда в колчаковцев стреляли? Красные еще хуже были. План, понимаешь, на стрижку шерсти с овец, поздней осенью. У них план. А что падеж будет, не волнует. Хлеб нужен в городе. Весь. Пролетариат голодает. А что кушать станут ту рожь вырастившие, не волнует. Что одна Тамбовщина была? У нас по Сибири целые армии гуляли. Да не в коня корм. Поздно. Поманили НЭПом, да свободной торговлей, вот и радость в дом. Зачем воевать? Пряник показали, а кнут за спиной до времени. Не много прошло, взяли всех за глотку. Братья его так и сгинули неведомо где. Кулаки. Какие могли быть кулаки, когда их еще в Гражданскую всех в распыл пустили? Сколько лет прошло с передела? Где мужики работящие в доме, те сумели хозяйство поднять. А жили в Сибири всегда богаче России. Вот и обнаружили. Ах, у него дом под железной крышей и две коровы, да лошади, да еще сельхозинвентарь! А отец со справкой своей про партизанство успел смыться. Аж на другой конец страны. Как почуял. Носа не казал в родные места — боялся. Было чего. Он на фронт уходил, много мне рассказал на прощанье. Вроде исповедался. Не попу, на жене, а мне. Страшное дело — Гражданская война. На вилы посадить — это еще по Божески. Живых в землю закапывали и на куски рубили. С комиссарами и чоновцами вообще жуть творили. Они первыми начали, заложников расстреливая, но зверство одних не извиняет того, что творили другие. Соседи — соседей убивали. А жизнь копейки не стоила. Он шел, вроде как вину с себя снять. За землю русскую против оккупантов. Совесть была. Не то, что у нынешних. Они через кого угодно переступят и не оглянутся.
