тянул и тянул. Я говорю: “Владимир, давайте уже, наезжайте по-взрослому!” Знаю ведь, что мужик он сильный, отвязанный, если надо, башку оторвет и не заметит. А он мне вдруг: “А может, повидаетесь сначала с должниками-то?” — “Ну, ладно, говорю, давайте ко мне этих Живил”.
К Чубайсу приехал Михаил, старший брат и старший партнер, который изъяснялся абсолютно комсомольским таком стилем: “Анатолий Борисович, очень важно нам вместе поднять энергетику Кузбасса на новый уровень, развить ее, потому что промышленное развитие региона...”—ну и так далее. Чубайс прерывает эту тираду: “Все это отлично, а деньги за электроэнергию когда отдадите?” — “Нет, мы, конечно, вы не сомневайтесь, мы разберемся, тем более что внешний управляющий у вас сейчас правильный, мы его поддерживаем”. — “Подождите, мне не поддержка нужна, а деньги”. — “Анатолий Борисович, любая ваша просьба, все, что скажете, все сделаем”. — “Значит, мне — график реструктуризации долгов с выплатой максимум за полгода. Через три дня с графиком и Зубковым ко мне на подписание”. — “Мы поработаем, изучим...” Ни графика, ни Зубкова Чубайс через три дня так и не увидел. Время идет, ничего не происходит. Вернее, происходит. Долги “Кузбассэнерго” растут ускоренными темпами.
— Извлекаю Зубкова, — рассказывает Чубайс. —У вас десять дней. Если график есть, работаем, нет графика, нет и вас на этой работе”. График так и не появился.
Чубайс распорядился подготовить решение об увольнении Зубкова, снова возникает Михаил Живило с просьбой о встрече. Приехал и снова с разговорами о важности поднимать энергетику. А по существу? По существу Живило приехал с единственным посланием: не увольняйте Зубкова, мы его поддерживаем, и все сначала...
— Значит, так, — ответил Чубайс. — Зубкова я увольняю.
— Не надо, мы все сделаем, вот увидите. Давайте договариваться.
— Первое. Зубков уволен. Это не обсуждается. У вас есть две линии поведения. Мешать этому или не мешать. Будете мешать — объявляю войну. Твердо обещаю. Второе. Хотите договариваться — пожалуйста, но сначала я приведу туда своего человека.
Живило выбрал первую линию—он всячески мешал смене внешнего управляющего, используя все свои ресурсы на своей территории. И Чубайс признает, что смещение Зубкова далось ему нелегко, так как ребята, несмотря на комсомольскую риторику, оказались вполне технологичными и прекрасно ориентировались в том, что как работает.
Нового управляющего Чубайс привез из Красноярска. Живилы по-прежнему не хотели платить, а “Кузбассэнерго” продолжало двигаться по пути банкротства. Никто никаких графиков не подписывает.
— Неожиданно в середине этой драки возникает Дерипаска. “Давайте я с этими неплательщиками разберусь”. — “Чего ты хочешь?” — спрашиваю. “Долги мне их продайте”.
Чубайс говорит, что решение отдать братьев Живило в руки Дерипаски далось ему нелегко. Но, с другой стороны, какие были варианты, рассуждает он. Отключать НкАЗ? Трудовой коллектив, губернатор Тулеев категорически против. Мол, Чубайс губит алюминиевую отрасль, созданную трудом поколений. Думал он, думал и в конце концов сдал долги братьев их врагу. Там уже все началось по-взрослому. Для братьев Живило дело закончилось принудительной эмиграцией в Париж. “Кузбассэнерго” хоть оказалось единственной компанией РАО, которая прошла всю процедуру банкротства от начала и до конца, но осталось в составе холдинга. Дерипаска, забрав завод у братьев, все заплатил энергетикам. Только Чубайс не очень гордится этой своей победой.
— Олигархическая общественность меня осудила, — вздыхает он. — С ее точки зрения я мог предпринимать любые шаги для выбивания долгов, вплоть до заведения уголовных дел. А вот становиться инструментом в переделе собственности не имел права. То есть долги выколачивать хоть каленым железом, а собственность — это святое. Такой вот кодекс у нашей капиталистической общественности.
...И чужое
Было бы ошибкой представлять РАО “ЕЭС” второй половины девяностых как слабую, постоянно обороняющуюся от внешних угроз и притязаний компанию. РАО тоже не прочь было оттяпать какой-нибудь кусок индустриальной собственности, и пожирнее. Почему нет? Особенно из того, что близко по профилю. Например, уголь.
Еще весной 1999 года Чубайс выступил с идеей создания энергоугольных компаний на базе дешевых углей Березовского и Бородинского разрезов. На Березовском немедленно образовалась забастовка, участники которой уверены, что РАО “ЕЭС” намеренно не платит за уголь, чтобы обанкротить “Красуголь” и получить его акции. Самое существенное в этой истории то, что договоренность о залоге акций “Красугля” в обмен на деньги от РАО на погашение долгов угольщиков действительно существовала.
— Дурацкая была история, зря я влез, — вспоминает Чубайс. — Идея-то выглядела заманчиво. Для нас это была реальная топливная база. А сам “Красуголь” погибал в битве собственников между собой. Почему бы не прийти и не забрать ее с потрохами? При этом компания серьезная, значимая. Объем добычи — миллионов пятьдесят тонн за год. Короче, влез я в эту историю по-взрослому.
Из энергичной попытки Чубайса забрать “Красуголь” за долги ничего не вышло. Размашисто, по- генеральски вмешался в ситуацию тогдашний губернатор Красноярского края Александр Лебедь, из какого- то фонда губернаторских программ, как кролика из шляпы, извлек деньги, пригасил долги угольной компании. Помогал ли кто-нибудь ему советом или деньгами — неизвестно, но факт, что Чубайс так и не разжился собственным углем.
Он предпринял еще две решительные попытки стать собственником угольных активов. Правда, уже на другой основе. Первое: ни у кого ничего не забирать. Второе: создать энергоугольные компании путем объединения активов. Первая идея — “БурТЭК”, которую на паритетных началах (пятьдесят на пятьдесят) хотели создать РАО и правительство Бурятии. РАО планировало внести в создаваемую компанию Гусиноозерскую ГРЭС, а Бурятия — пару угольных разрезов и горнорудную компанию. При этом в учредительных документах предусматривалось, что одна акция (всего-то) из голосующего 50-процентного пакета бурятских акций будет передана в доверительное управление РАО “ЕЭС”. Интересно, это кто-то из менеджеров-бизнесменов подкинул Чубайсу идею насчет доверительного управления всего одной акцией, или это его собственная конструкция, или он сам догадался, как вставить ногу в дверь таким образом, чтобы потом стать хозяином квартиры.
Аналогичный проект планировался и на Урале. Создание “Урал-ТЭК” вообще зашло достаточно далеко, но, как и с “БурТЭКом”, ничего не вышло. Разъяренные миноритарные акционеры РАО стали задавать идиотские вопросы: как внести Гусиноозерскую ГРЭС в уставный капитал какого-то “БурТЭКа”? Как это внести Рефтинскую и Троицкую ГРЭС в капитал “УралТЭКа”? А нас почему никто не спросил? Это же и наше в том числе. А их никто спрашивать и не собирался. Так начиналась первая настоящая отечественная акционерная война между миноритарными и мажоритарными акционерами, которая не только остановила создание энергоугольных компаний за счет активов РАО. Она радикальным образом повлияла на всю реформу энергетики, да и на российский фондовый рынок в целом. К этой войне мы еще не раз вернемся.
Сегодня глава РАО рассуждает об этих попытках отстраненнофилософски. Надо ли было идти по этому пути? В то время — нет, это не решало никаких проблем. А вот в привязке к дню сегодняшнему — безусловно правильная стратегия. Чубайс уверен, что ставшие самостоятельными в результате реформы генерирующие компании непременно пойдут в топливо, в том числе и в уголь. Энергетикам правильно иметь хотя бы маленькое месторождение. Это усиливает переговорную позицию в торговле с поставщиками топлива. Когда у тебя нет никакой альтернативы, объясняет Чубайс, ты вынужден будешь принять самую жуткую цену. Деваться некуда. Если же у тебя есть свой небольшой источник угля, ты можешь угольщиков послать и хотя бы четыре-пять месяцев на нем продержаться. И тут кто кого пережмет, кто раньше дрогнет.
Но сейчас это только теория. Чубайсу “зайти в уголь” так и не удалось.
Уже после наших бесед с главой РАО и перед самой сдачей книги в печать пришло сообщение о том, что ОГК-3 первой из выделенных из РАО генерирующих компаний приобрела “угольное месторождение —
