И по мере восстановления нормальной цены у нас спрос и предложение соберутся в совершенно другой конфигурации, в которой может выясниться, что 50 тысяч мегаватт вообще лишние у нас. И нет никакого креста. Все это выдумки Чубайса. Мы с ним, с Меламедом, по этому поводу цапались, когда я на правлении въезжал в тему инвестиций.
Вопрос об инвестициях в отрасль, особенно на рубеже веков, выглядел вообще как дискуссия о жизни на Марсе. То есть интересно, конечно, но какое это имеет отношение к жизни? Кто будет инвестировать, на каких условиях и, главное, зачем? Это отвечало государственным стратегическим интересам развития? Безусловно. Только государство не могло ответить на этот запрос по простой причине полного отсутствия денег на тот момент. Не говоря уже о том, что даже при наличии денег не очевидно, что именно государство должно выступать инвестором в энергетике. Но кто же тогда?
— Энергетика устаревшая, неразвивающаяся и, главное, с полным отсутствием перспектив инвестирования, — рассказывает Григорий Березкин, председатель совета директоров группы “ЕСН”, которая в числе первых частных компаний пришла в энергетический сектор. — Деньгами здесь не просто не пахло, не было абсолютно никаких предпосылок для того, чтобы вкладывать средства. Генерация в 2000 году стоила не больше 180 долларов за киловатт установленной мощности, а построить означало потратить на один киловатт больше тысячи. Понятно, что ни один вменяемый инвестор на это не пойдет. При этом понятно, что “крест Чубайса” — вполне реальная и серьезная вещь. Что-то с этим надо делать. Эта проблема имела только одно фундаментальное решение — нужно было поднять стоимость генерации, поднять капитализацию компаний энергетики. Добиться этого можно было только в контексте большой реформы.
Андрей Бугров, председатель совета директоров ОГК-3 и член совета директоров РАО “ЕЭС”, отвечающий в холдинге “Интеррос” за энергетические активы, тоже видит “крест Чубайса”, но его живо интересуют подробности, с этим “крестом” связанные.
— Если экономика растет с темпом пять-шесть-семь процентов в год, то растет и спрос на электроэнергию, — говорит Бугров. — Только вопрос состоит в том, насколько точны прогнозы РАО, не ангажированы ли они слегка, не сделаны ли с некоторым перегибом? Причем лично меня интересует перегиб не столько общий, макроэкономический, сколько прогноз в разбивке по регионам. Многие регионы ведь останутся и депрессивными и дотационными. И я не вижу причин к появлению там новых производств, от которых будет исходить спрос на электроэнергию.
Скажем, в Чите есть большая программа развития полиметаллических руд, там строится железная дорога, и понятно, что спрос на энергию для нашей забайкальской генерации обеспечен. А вот в целом ряде других регионов такой уверенности нет. Поэтому хотелось бы от символа проблемы, которым “крест Чубайса” безусловно и правильно стал, перейти к деталям, за которыми точный расчет и большие инвестиции.
Бугрова можно понять. С покупкой ОГК-3 “Норильский никель” обязан вложить в создание новых мощностей сотни миллионов долларов. Большие тяжелые финансовые обязательства, и очень не хочется стать жертвой чужих ошибочных расчетов. Считали одни, а рискуют деньгами другие.
— Мы еще в 2000 году увидели будущий инфраструктурный кризис, — говорит Герман Греф, с 2000 по 2007 год — министр экономического развития и торговли, все эти годы вплотную занимавшийся реформой энергетики. — Мы увидели, как пересекаются спрос с предложением в определенный момент. Эту точку можно назвать крестом, как хотите, но важно, что она существует. Мы только во времени ошиблись. Мы полагали, что это случится в 2003-2004 годах, а реально это начало происходить двумя годами позже.
Чубайс считает, что именно во второй половине 2005-го — в начале 2006-го все дискуссии относительно существования или отсутствия “креста” потеряли свой смысл. Произошло взрывное увеличение спроса. Темпы роста спроса выросли с 1,5-1,7 процента в год до 4,2. Случился катастрофический дефицит подключений по всей стране. Уровень удовлетворения заявок остался в пределах 25-30 процентов.
— Сейчас дискуссии перешли совсем в другую плоскость, — говорит Чубайс. — Сейчас спор идет о том, какими будут среднегодовые темпы роста энергопотребления. Пессимистический вариант — два процента, оптимистический — пять и две десятых. Вот, собственно, и вся история с “крестом”.
Публичная дискуссия, может, и закончилась, но не всех она убедила.
Александр Волошин и сегодня считает “крест Чубайса” абсолютно пиаровским ходом, не очень удачным причем. Он ведь так и не случился. Чубайс, мол, на всех конференциях с некоторым надрывом об этом говорил, что вот в народе это называют “крестом Чубайса”. А народ, по мнению Волошина, это совершенно не зацепило. Придумано было для журналистов, а они не заглотили наживку.
Глава 3 Клуб разбитых сердец акционеров
Рисунок Валентина Дубинина
Анатолий Борисович, вам мат. Отборный
Это выражение про Клуб мы услышали от Григория Березкина, говорившего о проблемах взаимоотношений РАО “ЕЭС” со своими миноритарными акционерами на первом этапе. Как кажется, оно не получило широкого распространения. А жаль. Звучит красиво и содержательно, как вся история, связанная с миноритарными акционерами в РАО.
Об их существовании просто забыли, хотя портфельные акционеры появились в компании задолго до Чубайса и его команды. Забыли о том, что именно они с середины девяностых покупали и продавали акции РАО “ЕЭС”, что именно они сделали компанию “голубой фишкой” и что они имеют некие права на участие в управлении собственностью в компании. Это просто вообще никому не приходило в голову. Есть большая государственная компания. Да, акционерная, да, с какими-то процентами в руках частных акционеров, в том числе и иностранных. Какое это имеет отношение к управлению компанией, к принятию фундаментальных решений о судьбе монополии? Пусть скажут спасибо, что им вообще разрешили покупать акции энергохолдинга, и не мешают большому и важному делу реформирования компании. Сами же потом спасибо скажут. Так или примерно так могли рассуждать топ-менеджеры РАО относительно держателей мелких и очень мелких пакетов акций компании. Это в лучшем случае. А скорее всего, о миноритариях никто и не рассуждал вовсе.
Для реформаторов РАО они не являлись фактором объективной реальности, о котором стоит вообще как-то рассуждать или думать, который надо как-то встраивать в свою стратегию. Президент — да, правительство — да, Дума — да, губернаторы — да. Общественное мнение — безусловно. Вот объекты внимания и работы по продвижению идей реформы. А миноритарии — это кто? Их просто проигнорировали. Даже не демонстративно или специально, это было бы, может, не так обидно. Их просто не зафиксировали, они, как килька, провалились в не очень мелкую ячею реформаторской сети, которую плели с расчетом на добычу совсем иного калибра. И жесточайшим образом ошиблись. Это была роковая и одна из самых плодотворных ошибок. Чубайс признает, что в результате тяжелейшей войны с минорами РАО весь российский фондовый рынок сильно выиграл. Возникло всеобщее понимание роли и смысла миноритарных акционеров, их прав и обязанностей по отношению к ним. Чего и в помине не было на российском фондовом рынке вплоть до самого начала двухтысячных.
Но сначала — роковая сторона ошибки.
В РАО придумали сильный пиар-ход: провести совет директоров, рассматривающий первую концепцию реформирования РАО, в Кремле. Презентация реформы совету директоров, проведенная 5 апреля 2000 года в Кремле, должна была дать мощный сигнал всем заинтересованным лицам, всем значительным субъектам — от политиков до менеджемента самого РАО — реформа дело государственной важности, и делается она на самом деле в Кремле. Организованное таким образом мероприятие должно было ускорить процесс прохождения реформы через все инстанции: от совета директоров компании до правительства и Думы. Миноритариев в списке целей не значилось.
Конечно, совет можно было провести, как обычно, в офисе РАО. Но, с точки зрения публичной
