— Так ты не за нами? — промолвил детина.
— Пить нужно меньше, — ответил я.
— Вот те крест, больше не буду! — в сердцах воскликнул детина и широко перекрестился.
* * *
Я вернулся к храму и — о чудо! — увидел стоявший перед ним грузовик с кровельным железом. Два молодых человека атлетического сложения открывали борт машины, видимо, намереваясь разгружать ее. Тут же суетился Гришка-алтарник. Женщина лет пятидесяти, в белом платочке, отдавала распоряжения. Завидев меня, она тотчас подошла ко мне и низко поклонилась.
— Благослови, батюшка, рабу Божию Агафью и сыновей ее Петра и Андрея. Железо вот привезла тебе на храм Божий. Давно купила его. Дом собиралась новый строить, да так и не собралась. Видишь, и пригодилось железо.
— Но может быть, еще соберешься дом-то строить?
— Нет, батюшка, это я твердо решила. На храм жертвую. Разве можно спокойно смотреть, как он разрушается? Будет храм Божий — будет все. Мои сыновья помогут тебе и покрыть его. Они на все руки мастера: и плотничать, и столярничать умеют. Господь меня не обидел.
Затем, понизив голос, Агафья сказала:
— Я хочу, батюшка, чтобы они поближе к храму были. Зарок я дала... Муж меня оставил, когда они совсем крохотульками были. А однажды... вот что случилось. Возвращаюсь я домой из города — мы тогда в деревне жили, — за продуктами я ездила... и вижу: пламя полыхает в полнеба. Пожар в деревне... И мой дом весь в огне. Соседи с ведрами бегают... «Детушки, детушки мои!» — завопила я. Где они, никто не знает. Бог только ведает, что я пережила в этот миг. Взмолилась: «Господи, все отдам. Ни шагу без воли Твоей! И детей так воспитаю. Спаси их, Господи!» И что же, батюшка... Выходит из горящего дома юноша — никогда я его раньше не видела — и выносит детей моих на руках. В белой рубашке он был, и, хорошо помню, крестик блестел у него на расстегнутой груди. Мне бы, дуре, в ноги ему поклониться! А я — искушение меня обуяло! — говорю: «Облигации у меня там остались, в сундуке, около печки». До сих пор все внутри переворачивается, как только вспомню об этом. Грустно он посмотрел на меня, без укора, но как бы с состраданием и вновь вошел в горящий дом. Больше уже никто его не видел. Потом мы все пепелище перерыли. Ни косточки не нашли. Только крестик. Как он не расплавился — ума не приложу. И не потускнел даже, блестит, как новенький. Учительница все уговаривала меня отдать его на экспертизу — из необычного металла, говорит. Но я не отдала. Повесила на грудь Петру — пусть носит. Пусть помнит, кому обязан своим спасением и кому должен служить. А что, батюшка, может быть, тот юноша не человек был, а ангел? И не погиб он в огне? Я все оправдание хочу найти себе... и не могу. Агафья смахнула слезу со щеки.
— Я очень хочу, чтобы мои сыновья поработали в храме. Да я и сама, наверно, могу пригодиться...
— Просфоры смогла бы печь?
— Конечно, батюшка.
— Нужен мне надежный человек - продавать свечи и пожертвования собирать...
— Благословите. Я могла бы вам и трапезу готовить... Одним Духом Святым, наверно, питаетесь. В чем только душа держится!
«В самом деле, — подумал я, — неделя моего пребывания в Сарске прошла, как в горячке. И спал я урывками, и питался в основном просфорами и чаем, который готовил мне Гришка-алтарник. Так, конечно, я долго не протяну. Жизнь должна иметь определенный распорядок и ритм. О поддержании физических сил тоже не нужно забывать. Иначе произойдет срыв. А этого только и нужно сатанинским силам, стремящимся уничтожить храм и приход».
* * *
Часа через три ко мне вновь пришел Юрий Петрович Лужин.
— Железо приобрели? — с ходу спросил он. —
Отлично. Оперативно сработали. Теперь вот что я вам скажу. Немедленно начинайте ремонт кровли. Завтра утром все должно быть закончено. Час назад Валентин Кузьмич — знаете такого? Или, может быть, слышали о нем?
— Слышал и видел.
— Значит, комментарии излишни... Так вот, час назад Валентин Кузьмич приехал к Блюмкину. Он и сейчас у него сидит. Козни против вас строят. Генеральная линия, однако, уже отработана. Завтра к вам явится комиссия и запретит производить ремонт. Формально у них есть все основания для этого. Храм — памятник архитектуры. Реставрировать его должны профессионалы, а прежде вопрос нужно согласовать с десятком инстанций. На это не месяцы, годы могут уйти. А между тем кровля рухнет, и храм у вас отберут.
— Но нельзя ли как-нибудь иначе?
— Нельзя. Отец Василий Блюмкину регулярно дань платил, и тот на все глаза закрывал. Теоретически вы могли бы попросить у архиепископа крупную сумму, чтобы на какое-то время Блюмкина нейтрализовать, не две и не три тысячи
